Наде, например, теперь достаточно двух-трёх недель, чтобы год по склонам не скучать.
Слева над нами крутая и местами бугристая трасса скоростного спуска – предмет неусыпных забот Хуссейна: больше всего травм случается здесь. Хуссейн рад был бы её закрыть, да нельзя, трасса международная, одна из главных приманок Кушкола. Впрочем, и самая элементарная, туристская трасса не даёт Хуссейну скучать – скольжение идеальное, маслянистый фирн, а пойдёт жизнерадостный «чайник» на обгон, может и вылететь (и вылетает) на каменистые участки: лыжи – в щепки, руки, ноги – как повезёт.
Актау пылает на солнце, на склонах не протолкнуться, от разноцветных костюмов рябит в глазах. Спасатели, инструкторы орут в мегафоны: «Здесь закрыто, флажок не видишь?», «Куда обгоняешь?», «Дэвушка в синем, у тэбе плохо закреплён лыжа!» Крики, хохот, визг!
– БНП. – Я указываю Наде на двух новичков, которые пытаются на скорости сделать «христианию» – поворот с параллельным движением лыж. – Эй, ребята, помочь привязать лыжи?
Будущие Надины пациенты в знак благодарности шлют меня подальше, их пожелания ещё долго втыкаются в мою уплывающую вверх спину. Справедливо возмущены, лыжи у них супер, со штырьками, которые при падении автоматически выскакивают и втыкаются в снег, – у Тони Зайлера и Жана-Клода Килли подобных не было. За оскорбительное «помочь привязать» такие лыжи от горячего новичка можно схлопотать по морде.
– Держись, красавица!
С перекошенным от ужаса лицом, изо всех сил тормозя палками, полная девица влетает на бугор и, как птица с перебитыми крыльями, тяжело хлопается в снег. Любой чайник превосходно усваивает, как надо разгоняться, единственное, чего он не умеет, – это вовремя остановиться.
Склоны буквально пронизаны солнцем, лучи отражаются от белого снега, жарят – в Сочи так не сгоришь. В стороне от трасс, там, где снег подтаял, на разогретых чёрных камнях загорают «горнопляжники», проносятся бронзовые девочки в купальниках, мальчики в плавках, оглушительно гремят транзисторы – праздник жизни на склонах! Голубое небо, яркое солнце, ослепительный снег и чёрные камни – никакого кино не надо.
– Обрати внимание на скульптурную группу, – говорю я, – лично товарищ Петухов в окружении подхалимов. На нём тысяч пять, не меньше.
– Так много? – сомневается Надя.
– Можем прикинуть: «россиньолы» с петухом на стреле – девятьсот рублей, ботинки «Саломоны», с креплениями три семёрки – супер! – семьсот рублей, итальянский эластик на пуху тянет на две с половиной, не меньше, плюс японские перчатки «Для красивых мужчин», палки, очки с двойными фильтрами…
– Ты обещал с ним поговорить, – напоминает Надя. – Может, спустимся и подойдём?
– В этом свитере и в штанах новочеркасской фабрики? Да товарищ Петухов и узнать меня не захочет!
Мы плывём по канатке, беседуя на эту тему. Мы завидуем, у нас никогда не будет такого снаряжения, у меня, во всяком случае; Надя – та, если пожелает, может продать машину, деньги на которую копила семь лет, а что могу продать я? Жулика? Осман за него готов выложить тысячу, да я этого сквернослова и за десять не отдам. Правда, мама всё собирается из каждой получки откладывать по десятке на лыжи ребёнку, но почему-то так получается, что к получкам мы выходим на нуле.
С горнолыжным спортом за какие-то пятнадцать – двадцать лет произошла удивительная метаморфоза: из обычного и ничем не примечательного он превратился в самый дорогостоящий и престижный. Монти Отуотер объясняет это переворотом в производстве лыж, одежды и, главное, бурным строительством подъёмников, что сделало склоны доступными широкой публике. Наверное, так оно и есть.
Лыжи, на которых мы начинали, теперь и на пацанах не увидишь – дрова; лыжи нынче делают из пластика, с металлической окантовкой, для каждого вида троеборья и каждого состояния снега – разные; костюмы эластичные и на пуху, невесомо лёгкие, отталкивающие влагу и очень тёплые, а крепления – вообще верх совершенства: когда эл сует в них ботинок и тот с мгновенным щёлканьем закрепляется, лично я бледнею от зависти. Особенно хороши французские крепления, они почти что гарантируют от травм. Из-за чего чаще всего случаются травмы? Падая, ты катишься по склону, цепляя лыжами за снег и камни, – вот тебе и вывих, перелом ноги; а на тех креплениях мгновенно срабатывает автоматика, и лыжи отлетают. А двухслойные ботинки, снаружи жёсткие, пластиковые, а внутри из специального материала, принимающего форму ноги?
Так что дорогое снаряжение совсем не прихоть, без него нынче хороших результатов не покажешь, лучше в соревнования и не суйся. С таким можно позволить себе и скорость развить, какая раньше и не снилась (сто километров в час на скоростном спуске сегодня и середнячок сделает), и глубокий вираж заложить, и рискнуть на крутом склоне, а ведь вся прелесть горнолыжного спорта – именно в скорости и в риске, в неповторимом ощущении свободного скольжения, когда ты, не задумываясь, вписываешься в повороты, и тело твоё, будто запрограммированное, интуитивно выбирает лучший вариант!
– Хорошо идёт, – я уже так не сумею, – говорит Надя.
Лихой парнишка – да это же мой Вася Лукин! – обходит одного, второго… сейчас врежется!.. нет, проходит между двумя чайниками, как через ворота!.. поворот прыжком, ещё один через бугор – и в низкой стойке несётся вниз. Молодец Васек, хотя скорость развил не по чину, свободно мог вылететь на камни. Внизу его приветствуют овацией.
– Видишь? – торжествует Надя. – Пусть здесь встречают по одежке, зато провожают по классу!
Я согласно киваю. Настоящая, подлинная элита Кушкола – это спортсмен, мастерством которого любуются все, будь на нём даже стираный тренировочный костюм и взятые напрокат самые обыкновенные лыжи.
* * *
Надя катается и загорает, а мы с ребятами осматриваем шурфы, куда заложен в ящиках аммонит. Детонаторы Осман поставит в последний момент. В три часа дня канатка прекращает работу, склоны опустеют – и прощай, четвёртая, до нового снегопада.
К нашему возвращению Лева кладёт на стол сводку погоды: синоптики снова обещают циклон, третий раз за неделю, чёрт бы их побрал, ветродувов! Общее мнение – не верить, тем более что в прогнозе имеется любимое словечко всех синоптиков: «возможен». Чтобы я не передумал, Олег торопливо докладывает, что научное оборудование к спуску четвёртой готово. Там, внизу, где при сходе лавины образуется лавинный конус, мы установили стальную мачту с датчиками, которые по замыслу должны фиксировать силу удара лавины. Замысел сам по себе превосходный, но датчики никуда не годятся, и большее доверие я испытываю к гениальному изобретению Олега: к трёхдюймовой доске, в которую шляпкой всобачен гвоздь. Лавина бьет по доске, острие гвоздя вонзается в специальную подставку, и в зависимости от глубины, на которую оно вонзилось, определяется сила удара. Изобретение, достойное нашего термоядерного века.
Вместе с Хуссейном, за которым я послал Рому, приходит Измаилов, начальник канатной дороги. Ему нужна бумага, в которой будет написано, что взрывом не повредит опоры и трассы. «Финансовый план! – важно задрав палец, поясняет он. – Я нэ перестраховщик, лавина – твоё дело, план – моё дело, пиши бумагу». У меня даже во рту становится противно – так не хочется сочинять эту бумагу. В прошлом году, взрывая четвертую, мы переборщили с аммонитом и изуродовали трассу специального слалома – как раз за неделю до первенства «Буревестника».