В начале тридцатых годов он был во главе Мюзик-холла. Там шло обозрение Демьяна Бедного "Как 14-я дивизия в Рай шла". Однажды автор пьесы сидел в кабинете директора и был свидетелем, как И. В. Нежный круто распекал своего нерадивого сотрудника. Когда тот ушел, Демьян сказал:
- Я вижу, ты такой же Нежный, как я - Бедный...
В вахтанговском театре играл актер Михаил Державин (Отец того, что теперь служит в театре Сатиры.) Во время войны ему пришлось где-то пировать с армейским начальством. Когда генералы подвыпили, случилось неизбежное, один из них сказал артисту:
- Прочтите нам что-нибудь.
- Хорошо, - отвечал Державин, - я вам что-нибудь прочту, только вы нам сначала "что-нибудь выстрелите"...
Во время войны Соломона Михоэлса командировали в Соединенные Штаты, дабы агитировать богатых американских евреев в пользу Сталина и Советского Союза. Сам Альберт Эйнштейн пригласил Михоэлса к себе в Принстон. Тут надо заметить, что в военные годы в Америке были какие-то ограничения на автомобильные поездки, и это дало Эйнштейну повод пошутить. В телефонном разговоре он сказал Михоэлсу:
- Если вас спросят: зачем вы едете в Принстон - по делу или для удовольствия, вы отвечайте, что по делу... Что же это за удовольствие видеть старого еврея...
Во время свидания Эйнштейн вдруг спросил своего гостя:
- Скажите, а в Советском Союзе есть антисемитизм?
Михоэлс, который прибыл со специальным заданием, хотел было это с жаром отрицать, но хозяин остановил его жестом.
- Оставьте. Я ведь знаю, что антисемитизм - тень еврейского народа, которую он отбрасывает, где бы не появлялся...
Кажется, именно Михоэлсу принадлежит замечательный афоризм:
- Талант - как деньги. Когда есть - так есть, а когда нет - так нет.
Ардов встретил Михоэлса в Доме работников искусств незадолго до его гибели. Артист сказал с грустью:
- В Москве осталось только два еврея - Я и Зускин. Все остальные бросили эту профессию.
В сороковые годы на сцене Большого театра соперничали два тенора Козловский и Лемешев. Их поклонницы делились на две враждующие партии "козловитянок" и "лемешисток". Однажды Козловский явился на улицу Качалова, в Дом звукозаписи, но забыл дома свой паспорт. По этой причине милиционер отказался его пропустить.
- Поймите, - говорил певец, - я - народный артист Советского Союза Иван Козловский... Меня сейчас ждет в студии целый оркестр... Если вы меня не пустите, сорвется запись... Я - Козловский...
Милиционер отвечал:
- Да будь ты хоть сам Лемешев, я тебя без документа не пущу!..
После этих слов Козловский повернулся и пошел прочь.
Запись так и не состоялась.
Весьма колоритной фигурой в театральном мире был актер и режиссер А. Д. Дикий. (Нрав его отчасти соответствовал фамилии.)
Несмотря на то, что Дикий был в свое время репрессирован, после войны ему доверили сыграть в кино роль Сталина. (Картина, если по ошибаюсь, называлась "Сталинградская битва".) С этим связана прелюбопытная история, которую рассказывал В. А. Успенский.
Дело в том, что Дикий рискнул играть роль вождя, не прибегая к грузинскому акценту, он говорил правильно и чисто по-русски. Это обстоятельство сильно смутило кинематографических начальников. Они вызвали актера и с возможной деликатностью заговорили:
- Алексей Денисович, ваша игра произвела на всех нас очень хорошее впечатление. Но есть один смущающий момент. Нам кажется, вы недостаточно точно воспроизводите речь Иосифа Виссарионовича. Вот мы сейчас поставим пластинку с подлинной записью выступления нашего дорогого вождя. Послушайте это, быть может, вы почувствуете его манеру говорить. Прослушали пластинку.
- Алексей Денисович, - спрашивают, - вы не уловили некую разницу между тем, как говорите вы и как говорит Иосиф Виссарионович?
- Нет, - отвечает актер, - не уловил.
- Ну, хорошо, - говорят ему, - отложим это на денек. Подумайте, пожалуйста, на досуге. А завтра мы вас опять сюда доставим...
Так повторялось несколько раз. Ситуация была, как в детской игре "да" и "нет" - не говорите. Никто из чиновников под страхом смерти не смел произнести слово "акцент", а уж тем паче "грузинский акцент". Это было бы неслыханным "оскорблением величества", а потому и приходилось прибегать к иносказаниям...
А Дикий твердил свое:
- Никакой разницы между моей речью и речью товарища Сталина не замечаю.
С каждым днем драматизм усиливался, ибо уже пора было показать готовый фильм самому Сталину. В конце концов, оттягивать "высочайший" просмотр было решительно невозможно, и, трясясь от страха, чиновники повезли картину к кремлевскому начальству.
Эффект был самый неожиданный. Сталину игра Дикого очень понравилась, и тому были две существенные причины. Во-первых, потому, что в отличие от низкорослого оригинала актер был довольно высок, а во-вторых, именно потому, что он говорил без грузинского акцента. Это особенно импонировало тирану, который в те годы мнил себя эдаким всероссийским императором, а отнюдь не сыном сапожника из Гори. Благоволение Сталина к его игре Дикий не без основания воспринял, как своего рода индульгенцию, и он стал позволять себе слова и поступки, которые любого другого человека в те годы просто бы погубили.
Дикому позвонили с Мосфильма:
- Мы вас просим сняться в роли Иосифа Виссарионовича. По размерам роль небольшая, но для картины это самый важный эпизод...
- Хорошо, - отвечает актер, - я у вас снимусь за сто тысяч.
- Мы никак не можем заплатить вам сто тысяч. У нас по положению максимальная плата актеру за роль - шестьдесят тысяч.
- За шестьдесят сниматься не буду. И Дикий кладет трубку. Через некоторое время раздается новый звонок.
Тот же голос говорит:
- Алексей Денисович, мы все уладили. Вы получите свои сто тысяч. Шестьдесят заплатим мы, а сорок - ЦК из своих средств.
- Нет, - отвечает Дикий, - я сниматься не буду...
- Как? Почему?
- Я не могу, чтобы Центральный Комитет партии платил мне меньше, чем Мосфильм...
Дикий поставил какой-то спектакль.
На генеральную репетицию пришли начальники и театроведы.
По окончании - обсуждение. Высказывались и похвалы, и критические замечания.
Последним берет слово сам Дикий.
- Простите, - обращается он к одному из сидящих, - вы из газеты "Правда"?..
- Да, - отвечает журналист.
- Прошу вас, - говорит режиссер, - пересядьте, пожалуйста, вот сюда... А вы - из газеты "Советское искусство"? Пожалуйста, вот туда сядьте... А вы - из Комитета по делам искусств?.. Вы - сюда...
И так он в течение нескольких минут перемещал всех присутствующих...
- Все уселись? - сказал режиссер, наконец.- Вот и хорошо... И после паузы:
- А теперь идите-ка все отсюда - к такой-то матери! Ясно?
В Малом театре, где в то время служил Дикий, было собрание труппы. Обсуждалось поведение актрисы Валентины Серовой. Она, бедняжка, была алкоголичкой, а потому пропускала и спектакли, и репетиции.
И вдруг на ее защиту поднялся Дикий.
- Эти фарисейки,- говорил он, указывая на старейших актрис театра Яблочкину и Турчанинову,- они ополчились на юное дарование...
И далее в том же тоне.
Когда собрание окончилось, к Дикому подошла трясущаяся от обиды и возмущения Яблоч-кина.
- Алексей Денисович, как вы могли позволить себе такое... В этих стенах... которые помнят еще Марию Николаевну Ермолову...
Дикий при этом невозмутимо курил. Потом он погасил огонек плевком, бросил окурок на паркетный пол и раздавил ногою.
- С тех пор, мама, - сказал он Яблочкиной, - здесь два раза ремонт делали...
Одним из постоянных собутыльников Дикого был драматург Константин Финн.