- И биография твоя запутана донельзя, и есть данные, что и фамилия твоя не Зотов, а Изотов, короче - выкладывай свою биографию!
– Может быть, не сейчас? - спросил ученый человек.
– А собрание веду я, - сказал Тоша. - Давай, Зотов, всю правду. От рождения.
– Рождение мое покрыто тайной, - сказал дед.
– Как это? - радостно испугался председатель и стал рыться в бумагах. - Какой тайной? В чем тайна? - И запредвкушал, глазами забегал.
– Тайна в том, - сказал дед, - что я мог и не родиться, однако родился.
– Ну дак и я родился, - сказал председатель,
– Ну дак и твое рождение покрыто тайной, - сказал дед.
В зале заржали.
– Мы материалисты, - сказал председатель.
– Это кто материалист? Ты, что ли? - спросил дед. - С чего ты взял?
– Я не идеалист, - сказал председатель. - Значит, кто я?
– Неграмотный, - сказал дед. - И брехун.
– Я?… Вы слышали? Я?
– А если ты материалист, то что есть материя? - спросил дед.
Ученый человек пришел на выручку:
– Материя - это объективная реальность, данная нам в ощущении.
– Вот так, Зотов. Понял? - обрадовано сказал Тоша.
– А из чего состоит материя? - спросил дед. Ученый человек обрадовался, что разговор ушел от склоки.
– У вас пытливый ум, - сказал он. - Но есть установленные факты. Материя состоит из частиц, значит, и все живое можно из них собрать. В принципе.
– А пробовали? - спросил дед.
– Наука этим занимается. Советский ученый высказал научную идею.
– А получилось собрать? - спросил дед.
– Наука этим занимается.
– Вот когда получится, тогда и поверю.
– Это же идея! - услышав знакомое слов, вскричал Тоша. - Идея! Ты безыдейный?! Ты, значит, против идеи?!
– Как же без идеи? - сказал дед. - Без идеи нельзя. Однако пришла идея - проверь на деле.
Дед упорно не давал пришить себе безыдейность, однако тут и ученый человек разозлился: наука дело святое, и сомневаться в ней никому не позволено.
– Есть такие идеи - чтоб их проверить, нужны годы! Годы! - загонял он деда в дальний угол.
Рабочие притихли. Они уже понимали, куда клонится дело и ветер дует. Уволят - на что жить будешь?
– Ну факт, - сказал дед. - Сад посадил, возделывай и жди плодов. Кто спорит?
– Значит, нужна еще вера в эту идею! Вера! - дожимал деда ученый человек.
– Ты, может, и в коммунизм не веришь? - поставил Тоша последнюю точку.
– Без веры нельзя, - сказал дед. - В коммунизм я верю, поскольку другого выхода у человека нет. Остальное все человек перепробовал, кроме этой надежды, - сказал дед. - Но вот я не верю, Тошка, что один ты знаешь, как коммунизма достигнуть. Есть тебя и поумней.
Это ему-то, Тоше, да при всех! Стало совсем тихо.
– Это кто же, к примеру,? - тихо спросил Тоша.
– К примеру, Ленин, - так же тихо ответил дед. И в этой тишине дедова ответа из коридора стало слышно, как сапоги бегущего человека бухают по доскам: беда… беда… беда…
Человек из коридора рванул дверь и остановился.
Вьюга сорвала бумажные протоколы, реальная вьюга.
Потом стали звереть морозные гудки, и больше Зотов ничего не помнит, потому что умер человек, на разум и величие которого опирался дед в своих спокойных вопросах и не поддавался дешевке ответов.
Это был двадцать четвертый год века.
Все.
11
…Напротив, через улицу, будут школу строить. Небо высокое, синее, на небе облака барашками, под облаками свалка и окружная дорога. Две палатки хлебные рядышком - частная и государственная. Парня семи лет послали кило черного купить, а он снизу орет: "Папанька! Маманька! Кил нету! Одни хунты!"
Не успели оглянуться, а на дворе двадцать восьмой год и Сережке шестнадцать лет.
– Петя… - говорит жена. - К Сереньке барышня приходила. Альбом принесла, а в нем песни переписаны.
– А звать как?
– Клава… Отец ее у Асташенкова счетоводом.
– Знаю ее. Четвертой Маркизе дальняя родня. Ах ты, Клава, Клава…
Осень пришла. Комары на дерьмо садятся.
Маркиза Клавдию спросила:
– Кем ты хочешь быть - умной или сильной?
– Умной, - радостно сказала Клавдия.
– Глупо, - возразила Маркиза. - В жизни, как в театре. Сильные сидят в первом ряду, а умные играют для них роли в спектакле.
– А разве умные не сильные?
– Сильные - у кого челюсти крепкие, - сказала Маркиза.
– Золотые? - спросила Клавдия.
– Зачем? Свои. Главное, всегда береги зубы. Видишь, какие у меня? Береги, ухаживай.
Зубы у нее были великолепные.
Клавдия этот разговор передала, поглядывая на Серегу. Серега смотрел в окно. Задумчиво.
– А вы как считаете, Петр Алексеевич, насчет первого ряда? - спросила она.
– Я хожу на галерку, - ответил Зотов.
– Да? Почему?
– На галерке - мечта, а в первом ряду - потом воняет.
Серега заржал. Клавдия вскинула голову.
– Просто у вас денег нет, - сказала она. - А духовная жизнь стоит дорого.
А Клавдия хотела украшаться. Когда она видела золото, все равно - обручальное кольцо или вставную челюсть, - она улыбалась. При этом у нее брови взлетали вверх, а веки прикрывали нецелованные глаза, и вид у нее становился насмешливый и надменный.
Клавдия поглядела на Серегу странно и повела глазами, - старый безошибочный прием: в угол, на нос, на "предмет". И Серега заволновался.
Тогда Клавдия проделала прием в обратном направлении - поглядела на "предмет", то есть на Серегу, потом на пряменький носик, потом в угол. Потом накрыла платком сильно похорошевшие плечи и вышла.
– В первый ряд поехала, - сказал Серега. - На галерку не хочет…
Маркиза, стало быть. Таня ей платья шьет, Маркиза журналы приносит. А там на картинках от всех баб - только ноги и бусы. Как в такую моду Маркизу впрячь? Она и из старой сбруи торчком торчала. Маркиза приходила в безветренную погоду и без дождя, когда никого нет, а лишь Таня одна. Постучишь, Таня отворит. В прихожую войдешь, а дальше она загораживает.
– Туда нельзя, - говорит. - У меня примерка.
А уж по духам ясно - чья: "Лориган" с балыком.
Асташенков кроме ткацкого дела сахаром заинтересован и мукомольным делом. Маркиза и Клавдия стенографию учат по учебнику-самоучителю. Серега начал, да бросил.
Сытость из забытых недр возвращается.
Однако дед был хмурый и даже как бы яростный, и Зотов не мог его понять.
Воображаешь свое или чужое поведение, и ничего не совпадает с явью. И люди как малые дети, которые думают, что утонуть можно лишь в глубокой воде, и не боятся сунуть голову в горловину макитры, и захлебываются посреди села, как было на Украине. Зотов успел поднять горшок, и вода вылилась, и парнишке стало чем дышать внутри… А Зотов разбил прикладом чужой горшок и вернул пацанчику белый свет и день.
Асташенков с женой развелся. Маркиза решила - хватит.
Асташенков и Маркиза гостей созывают. Послезавтра в загс и свадьба по церковному обряду (дело и тут улажено) в Елоховской. Потом пир горой. Но вот казус вышел. Колькин начальник из золотого треста едет на Дальний Восток на два года работу налаживать и его с собой берет, помощником. Потом ему в Москве опять большая карьера, и опять Колька с ним будет.
И Клавдия объявляет, что пойдет замуж за этого начальника и Колька - шафер. Две свадьбы разом. Послезавтра решили ехать в загс двумя парами - два жениха, две невесты. Веселей будет.
Серега голову опустил.
Но в тот же день Маркиза пришла к Асташенкову в контору. Ну, задние дворы, тюки, бочки, ящики, рогожные кули. А сам-то Асташенков торопливо дела сворачивает. Телефоны телефонят. Асташенков Маркизе мимоходом драгоценности подарил. Маркиза драгоценности взяла, но держалась странно. Прислушивалась к телефонным разговорам и вникала. Потому что известие получили о том, будто предстоит государственный план работ и перемен жизни на следующие пять лет. Н-да-а… Пятилетний план, и, значит, теперь нэпу конец.
– Из верных рук? - спросила Маркиза.