– Да, - сказал Асташенков.
– Кем же ты будешь теперь?
– Специалисты им нужны.
– Торговый служащий… - сказала Маркиза. - А ты был хозяин… Ну и ну… Да и ходу тебе не дадут.
– А мне зачем? Деньги есть. Еще будут. Всегда. Вот тут тебе еще кое-что.
Маркиза опять драгоценности взяла.
Перед тем как ехать в загс, хмельной золотой Колькин начальник вышел в коридор счетоводова дома и увидел, как Маркиза застегивает резинку чулка телесного цвета на шелковой полной ноге. И они стали смотреть друг на друга.
А когда Асташенков, Клавдия с дружками и подружками приехали в загс, то оказалось, что Маркиза с начальником полчаса как расписались, потому что очень спешили на Дальний Восток, где начальник будет Начальником. Государственный сектор набирал силу.
С Асташенковым этого еще не бывало, а с Клавдией и подавно.
– Бедняга начальничек… А ты считай что ушел от гибели, - сказал Асташенкову дед. - Помяни мое слово.
Асташенков, который примчался на вокзал, увидел только хвост поезда, а также он увидел белую, как бинт, Клавдию и успел подхватить ее под локоть, когда она чуть не упала под колеса встречного поезда.
– Клоун вы, - сказала она Асташенкову. - Шут гороховый.
Она была человеком твердым, и у нее были красивые плечи.
Она вернулась в счетоводов дом, где на подоконниках стояли праздничные бутылки, а в углу дивана сидел Серега.
Клавдия с яростным румянцем на щеках увела Серегу к себе в комнату и стала скидывать с себя одежду. Клавдии было шестнадцать лет.
– Зачем это? - спросил Серега. - Не надо.
– Я хочу. - Она подумала и добавила: - Тебя.
Им обоим было по шестнадцать лет. Серега сидел на стуле, опустив голову.
– Пей, - сказала Клавдия и хлопнула пробкой. Серега поднял голову и взял хрустальный бокал с шампанским из руки совершенно голой Клавдии. Чтобы не видеть ее, Серега зажмурился и выпил. Когда он открыл глаза, Клавдия из-под одеяла показывала знаменитые плечи, как у графини Элен Курагиной.
После того как Клавдия отдалась Сереге, она опять сказала ему:
– Пей…
И Серега допил шампанское. Ему понравилось. Все было в первый раз - и Клавдия, и шампанское.
– И тут Кладвия мне говорит, - рассказал Серега, когда Зотов его пьяного укладывал спать, чтобы Таня не заметила. - "У тебя перспективы… Окончишь рабфак, высшее образование. Тебе всюду дорога. Далеко пойдешь… Ничего… Маркиза думает, опять вытащила лотерейный билет… Два раза не вытащишь… Теперь мое время… Ничего. Ты молодой. Я и с тобой еще всем покажу. Мы с тобой богаче всех будем". - "А зачем?" - спросил Серега. "В обществе можно либо повышаться, либо понижаться". - "А ровно нельзя?" - спросил Серега. "Ровно - нельзя". - "Кто тебе сказал?" - спросил Серега. "Маркиза". - "Ну тогда я буду - ровно", - сказал Серега. Клавдия вскочила из постели, завернулась в простыню и сказала: "Уходи. А то отца позову". Серега оделся и ушел.
Зотов подобрал его, когда он скребся в дверь дома.
– Спи, сынок, - сказал Зотов ему, услышав рассказ. - Дыши ровно.
– Папань, а ты когда-нибудь испытывал страх? - спросил Сергей.
– Да. Когда не понимал сути. А когда понимал - смеялся. Однажды ночью мимо меня по рельсам промчалась пустая дрезина. Я чуть не умер от страху, а потом смеялся, когда понял, что рельсы шли под уклон. И я понял: чтобы не бояться непонятного, надо докопаться до сути.
Птицей тишина звенит. Асташенков из Москвы вовсе уезжает. Присели напоследок в холодном дому.
Далеко они в рассуждениях зашли, а с чего начали, Зотов уж и не помнит. Однако дед помнил, и с горних высот общих догадок вернулся на грешную землю, где ходят знакомые нам люди, не освещенные общим на них взглядом со стороны. Когда затихли шаги Асташенкова по ночной улице, дед сказал:
– Коли Асташенкову дать власть, то что будет?
– Капитализм, - говорит Зотов.
– Верно.
А если Маркизе дать власть, что будет?
– Не знаю.
– Фашизм, - сказал дед.
И будто холодом и вонью потянуло со всех подвалов старой Европы.
– Я все Маркизу не мог понять и уяснить, - сказал дед. - Муссолини разобраться помог.
12
"Сверхчеловеков придумал Ницше, но фашисты вывернули и его. Ницше объявил - сверхчеловеку все дозволено. Тоже не сахар, но фашисты постановили - кому все дозволено, тот и есть сверхчеловек".
Вот такой перевертыш.
…Ключом отворили калитку в сырой черный сад, потом дверь, вошли в сени - Клавдия называет "вестибюль". Окна в нем ставнями зашиты. Зажгли лампу керосиновую - решили здесь. Еда с собой. Колька две бутылки поставил.
– Мало ли что за бумаги, если сжечь просят или на усмотрение?
На брате Зотова, Николае-втором, пальто драповое, заграничное, реглан с поясом, и подкладка тесьмой обшита, шелком переливается (Таня все разглядела). И остановился в командировочной гостинице.
Он в Москву приехал, пришел ночью, когда Клавдия еще в роддоме была, и, выкатив глаза, сообщил: Маркизу на Дальнем Востоке судили. Асташенков свидетелем проходил, а теперь какие-то бумаги надо сжечь. Асташенков сказал - на дедово усмотрение, мол, Зотов любит старые проблемы, а бумаги эти прочесть нельзя, они стенографией написаны.
Думали-думали, решили так: пусть Серега возьмет все Клавдины учебники да за ночь бумаги теперепишет, не зря же они стенографией увлекались. А утром поглядим, что за бумаги и как с ними быть.
Все это случилось в 1929 году, как раз перед тем, как Клавдии из роддома выписаться.
…А до этого однажды Серега пришел и спрашивает: "Клавдия от меня беременна. Как быть?" - "Не знаю, - говорю. - Но Зотовы женятся…" Внука мне назовут Геннадием.
Не забуду я эту ночь. Ночь хаоса, душевной паники и гнусного открытия.
Бумаги отыскали в погребе за обшивкой. Портфельчик красной кожи, дамский. А там письмо из Италии. И конверт был надорван яростными зубами Маркизы. Я ее помалу узнал - вишневую, будто кровь на холодке. Видно, торопилась прочесть. А раньше никогда не торопилась, только ждала, когда случай придет ногу на подножку ставить.
– Как же она такой портфельчик-то забыла? - спрашиваю.
– Асташенков перед свадьбой спрятал, до свадьбы-то ведь не было.
– Дядя Коль, а ведь из-за тебя все, - говорит Серега. - Ты ведь своего золотого начальника в дом привел.
– Да ладно, переводи пока, - и Колька стал рассказывать.
Золотой его начальник стал начальником в дальневосточном городке, а Маркиза включилась в работу - начала заведовать продуктовой базой для золотоискателей - и царила полновластно.
Было у нее все - красота, беспощадный житейский ум и богатство. Времена трудные, а на базе только птичьего молока нет, и большие начальники ей кланяются. Все у нее было, кроме стыда и таланта. И еще пустяка не было - природа не дала - любить. А в том городке решили создать военное училище. Приехал командир будущего училища, молодой комполка, герой войны. Квартиры еще нет. Где остановиться? Ясно, у мужа Маркизы. "Давай ко мне. У меня квартира - во! Жена - во! Ты таких не видел". А комполка и правда таких не видел. А у хозяина каждый день после обеда заседание - дел в городке невпроворот. А у комполка после обеда дел никаких - ждать, когда эшелоны с людьми придут. Не успел и оглянуться, как Маркиза его окрутила. И сгорел комполка. А красота Маркизы расцвела неслыханно.
– Погоди, - говорю.
Письмо было страниц на сорок, так что пересказываю. Почерк не поймешь - мужской или женский, - стенография, но начиналось: "Дорогая сестра!"
– Сначала подпись прочтем…
А подпись - Гаврилов. Тот самый.
Мы с Колькой ахнули.