– Чепуха. – Она собрала осколки и бросила их в мусорную корзину.
– Откуда ты знаешь? Ты никогда не пробовала.
– Патрик, – сказала она, сваливая в корзину очередную порцию стекла, – я не виновата, что ты до утра пил со своими дружками.
Надо же, моими дружками.
– Откуда ты знаешь, что я с кем‑то пил?
Она выбросила последнюю кучку стекла и выпрямилась.
– Потому что твоя кожа имеет характерный зеленый оттенок, и еще потому, что на моем автоответчике утром раздавался невнятный пьяный лепет.
– А‑а… – Я едва вспомнил телефон‑автомат и короткие гудки. – И что было в том послании?
Она взяла свою чашку кофе со стола и прислонилась к стиральной машине.
– Что‑то вроде: «Где ты, сейчас три часа ночи, случилось что‑то страшное, надо поговорить». Остальное не поняла, потому что, мне кажется, ты перешел на суахили.
Я спрятал совок, метлу и корзину для мусора в кладовку и налил себе чашку кофе.
– Итак, – сказал я, – где же ты была в три часа ночи?
– Ты мне что, отец? – Она нахмурила брови и ущипнула меня за талию выше простыни. – А сам вон жирок нарастил.
Я достал сливки.
– Ничего подобного.
– А знаешь, почему? Потому что ты до сих пор пьешь пиво, как студент.
Я пристально посмотрел на нее и добавил в кофе сливок.
– Ты собираешься отвечать на мой первый вопрос?
– Насчет того, где я была прошлой ночью?
– Да.
Она отхлебнула кофе и взглянула на меня поверх чашки.
– И не подумаю. Я проснулась сегодня с теплым, однако смутным ощущением и широкой улыбкой на лице. Очень широкой.
– Такой же, что я вижу в данный момент?
– Шире.
– Гм‑м‑м… – сказал я.
Энджи уселась на стиральную машину.
– Итак, ты звонишь мне на бровях в три часа ночи, чтобы проконтролировать мою сексуальную жизнь. В чем дело? – Она зажгла сигарету.
– Помнишь Кару Райдер? – спросил я.
– Да.
– Ее убили прошлой ночью.
– Нет. – Глаза ее расширились.
– Да. – Из‑за дополнительной порции сливок мой кофе напоминал детское питание. – Распята на Митинг Хаус Хилл. – На мгновение она закрыла глаза, затем открыла. Она посмотрела на свою сигарету так, словно та могла ей что‑то объяснить.
– Есть догадки, кто мог это сделать? – спросила она.
– Да нет, никто вроде не маршировал по Митинг Хаус Хилл с окровавленным молотком, выкрикивая: «Кто со мной распять бабенку?», если ты это имела в виду. – Я вылил свой кофе в раковину.
– Ну что, немного отпустило? – тихо спросила она.
Я налил в свою чашку свежий кофе.
– Не знаю. Еще слишком рано. – Я повернулся, а она соскользнула со стиральной машины и стала передо мной.
Я видел худенькое тело Кары, лежащее в холодной ночи, распухшее, выставленное на всеобщее обозрение, ее пустые, невидящие глаза.
– Позавчера я встретил ее возле «Изумруда», – сказал я. – Мне показалось, она в беде, но я не стал ничего выяснять. Одним словом, проморгал.
– И что? – спросила Энджи. – Чувствуешь себя виноватым?
Я пожал плечами.
– Ты не прав, – сказала она, проведя теплой ладонью по моему затылку и заставляя меня взглянуть ей прямо в глаза. – Понятно?
Никто не должен умирать, как Кара.
– Понятно? – переспросила Энджи.
– Да, – сказал я. – Думаю, да.
– Нечего думать, – сказала она и, отняв руку, вытащила из кошелька белый конверт и протянула его мне. – Он был приклеен скотчем к входной двери внизу. – Потом она указала на маленькую коробку на кухонном столе. – А это стояло у двери.
Моя квартира находилась на третьем этаже, и обе ее двери, как парадная, так и задняя, запирались на засов. К тому же дома всегда имелась пара пистолетов. Но все это не могло сравниться с мощью двойных дверей, что охраняли сам дом. Обе были сделаны из тяжелого черного немецкого дуба и отделаны, для усиления боеготовности, пластинами из стали. Стекло внешней было снабжено сигнализацией, плюс на дверях красовалось в общей сложности шесть замков, которые открывались с помощью трех различных ключей. Один набор был у меня. Другой – у Энджи. Еще один у жены хозяина, которая занимала квартиру на первом этаже, так как была не в состоянии выносить общество своего мужа. И наконец, двумя комплектами обладал сам Станис, мой сумасшедший хозяин, который боялся, что к нему вломится ударный отряд большевиков.
Короче говоря, мой дом был суперохраняемый, и меня удивило, как это кто‑то смог приклеить конверт к парадной двери и оставить под ней коробку, не тронув сигнализацию, которая бы разбудила каких‑то там пять кварталов.
Конверт был простым, белым, иными словами, обычным конвертом для писем, в центре было напечатано два слова: «патрику кензи». Ни адреса, ни марки, ни обратного адреса. Я распечатал его и вытащил лист обычной офисной бумаги. Развернул. Ни заголовка, ни обращения, ни даты, ни приветствия, ни подписи. В центре, в самой середине листка, всего одно напечатанное слово:
ПРИВЕТ!
Остальная поверхность сияла белизной.
Я подал его Энджи. Она посмотрела, перевернула туда‑обратно.
– Привет! – вслух прочитала она.
– Привет! – ответил я.
– Нет, – сказала она, – скорее, «Приве‑эт!» Попробуй по‑девичьи хихикнуть.
Я попробовал.
– Неплохо.
ПРИВЕТ!
– Может, это Грейс? – Она налила себе еще кофе.
Я покачал головой.
– Она говорит «привет» совсем по‑другому, поверь мне.
– Тогда кто?
Честно говоря, я не знал. Записка была безобидной, но вместе с тем странной.
– У чувака талант по части краткости.
– Либо крайне ограниченный словарный запас.
Я бросил записку на стол, развязал ленточку на коробке и открыл ее. Энджи наблюдала из‑за моего плеча.
– Что за чертовщина? – спросила она.
Коробка была заполнена бамперными наклейками. Я вынул одну горсть, там было еще примерно столько же.
Энджи тоже запустила руку и захватила свою порцию.
– Это… странно, – сказал я.
Энджи подняла одну бровь, а на лице ее появилась забавная ассиметричная гримаса с оттенком любопытства.
– Можно сказать и так, да.
Мы перенесли все в гостиную и разложили на полу в виде коллажа из черных, желтых, красных, синих и переливающихся наклеек. Их было девяносто шесть, и, читая надписи, мы ощущали, что соприкасаемся с миром нетерпимости, скудных эмоций и безнадежных попыток найти адекватное самовыражение:
НЕ НАРКОТА, А КРАСОТА!; Я ЗА ВЫБОР, И Я ГОЛОСУЮ; ЛЮБИ МАТЬ ТВОЮ; ЭТО РЕБЕНОК, А НЕ «ВЫБОР»; ОБОЖАЮ ПРОБКИ, БЛЯ; НЕ НРАВИТСЯ ЕЗДА – ЗВОНИ «000‑…ЗДА»; РУКИ – ДЛЯ ОБЪЯТИЙ; ЕСЛИ Я – КОЗЕЛ, ТВОЯ ЖЕНА – СУКА; ГОЛОСУЙ ЗА ТЭДА КЕННЕДИ И БРОСЬ БЛОНДИНКУ В ВОДУ; ХОЧЕШЬ МОЮ ПУШКУ? ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ МОЙ ТРУП; Я ПРОЩУ ДЖЕЙН ФОНДУ, КОГДА ЕВРЕИ ПРОСТЯТ ГИТЛЕРА; ЕСЛИ ТЫ ПРОТИВ АБОРТОВ – ТАК НЕ ДЕЛАЙ; МИР НА ЗЕМЛЕ – КЛАССНАЯ ИДЕЯ; СМЕРТЬ МАЖОРАМ; МОЯ КАРМА СИЛЬНЕЕ ТВОЕЙ ДОГМЫ; МОЙ БОСС – ПЛОТНИК‑ЕВРЕЙ; ПОЛИТИКИ ЛЮБЯТ БЕЗОРУЖНЫХ ЛОХОВ; ЗАБЫТЬ ВЬЕТНАМ? НИКОГДА; ДУМАЙ ГЛОБАЛЬНО, ДЕЙСТВУЙ ЛОКАЛЬНО; ТЫ БОГАТ И КРАСИВ? Я ТВОЯ!; НЕНАВИСТЬ – НЕ СЕМЕЙНАЯ ЦЕННОСТЬ; ПРОЖИГАЮ ДЕНЬГИ МОЕГО РЕБЕНКА; МЫ – КРУТЫЕ НА ДОРОГЕ; ДЕРЬМО ПОВСЮДУ; СКАЖИ НЕТ; МОЯ ЖЕНА СБЕЖАЛА С МОИМ ДРУГОМ – Я БУДУ ПО НЕМУ СКУЧАТЬ; НЫРЯЛЬЩИКИ ЛЮБЯТ ПОГЛУБЖЕ; Я БЫ ЛУЧШЕ ПОРЫБАЧИЛ; ОБИДЕЛИ В ПОЛИЦИИ? В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ЗВОНИТЕ ДЕПУТАТУ‑ЛИБЕРАЛУ!; ЧЕРТ С ТОБОЙ; ЧЕРТ СО МНОЙ; МОЙ РЕБЕНОК – ОТЛИЧНИК‑ПОДГОТОВИШКА; МОЙ РЕБЕНОК ПОБИЛ ТВОЕГО ОТЛИЧНИКА; СЧАСТЛИВО, ПРИДУРОК; СВОБОДУ ТИБЕТУ; СВОБОДУ МАНДЕЛЕ; СВОБОДУ ГАИТИ; НАКОРМИТЕ СОМАЛИ; ХРИСТИАНЕ НЕ СВЯТЫЕ, ЛИШЬ ПРОЩЕННЫЕ…
…И еще пятьдесят семь штук.