– Имплантация, – сказал Эрдхем. – Это мое предположение. Видите? – Он трижды нажал на какую‑то кнопку, и фото Эвандро стало увеличиваться до тех пор, пока мы не смогли рассмотреть в отдельности его спокойные зеленые глаза, верхнюю половину носа и, наконец, скулы. Эрдхем ткнул ручкой в левую скулу. – Ткань в этом месте гораздо мягче, чем на том фото. Черт, да там вообще нет мяса. Но вот здесь… И взгляните, в этом месте кожа почти потрескалась, даже немного покраснела. Это потому, что она не привыкла быть натянутой, словно кожа на волдыре, который собирается лопнуть.
– Вы – гений, – сказал Болтон.
– Безусловно, – сказал Эрдхем, и его глаза вспыхнули за стеклами очков, как у ребенка, увидевшего свечи в день рождения. – Но он очень осторожен. Он не идет на явные изменения, чтобы не вспугнуть инспектора, под чьим наблюдением находится, или квартирного хозяина. Правда, это не относится к волосам, – поспешно сказал он, – но тут уж каждый поймет. Зато он увлекается малозаметными, но искусными изменениями. Можно сколько угодно пропускать его нынешние снимки через компьютер, но если вы не будете в точности знать, что ищете, то не найдете различия с его тюремными фотографиями.
На повороте на шоссе‑93 в Брейнтри машину немного встряхнуло, отчего мы с Болтоном на миг уперлись ладонями в крышу.
– Если он продумал все наперед, – сказал я, – значит, он уже тогда знал, что мы будем искать его или кого‑то, похожего на него. – Я указал на экран компьютера.
– Несомненно, – согласился Эрдхем.
– Тогда, – сказал Болтон, – он допускает, что может быть пойман.
– Похоже, это он, – сказал Эрдхем. – Зачем, спрашивается, ему понадобилось копировать убийства Хардимена?
– Он знает, что будет пойман, – сказал я, – и ему все равно.
– Возможно, все гораздо хуже, – сказал Эрдхем. – Возможно, он даже хочет, чтобы его поймали, и это означает, что все эти смерти – своего рода послание, и он будет убивать до тех пор, пока мы не выясним, что к чему.
– Пока вы беседовали по телефону с инспектором Аруйо, сержант Амронклин рассказал мне кое‑что интересное.
С 93‑го машина свернула у «Хеймаркета», и вновь, чтобы удержать равновесие, нам с Болтоном пришлось упереться в крышу.
– А конкретно?
– Он встретился с соседкой Кары Райдер по комнате в Нью‑Йорке. Мисс Райдер три месяца назад познакомилась с молодым актером на курсах по сценическому мастерству. Он сказал, что живет на Лонг‑Айленде, а в Манхэттен приезжает раз в неделю на семинар. – Он посмотрел на меня. – Догадались?
– У парня была козлиная бородка.
Он кивнул.
– И представился он Иваном Хардименом. Как вам это? Соседка мисс Райдер также сказала, цитирую: «Он был самым чувственным мужчиной, который когда‑либо жил на этой земле».
– Чувственный, – сказал я.
Он поморщился.
– Сами понимаете, она же занимается драмой.
– Что еще она сказала?
– Она передала слова Кары о том, что этот парень был самым лучшим любовником из всех, кого она знала. «Просто рай на земле», – так она описывала их отношения.
– И конец она получила «райский».
– Мне нужен краткий психологический портрет, и немедленно, – сказал Болтон, когда мы поднимались с ним в лифте. – Мне надо знать об Аруйо все, с момента его рождения до сего дня.
– Будет сделано, – сказал Филдс.
Он вытер лицо рукавом.
– Мне нужен тот же список, который мы делали по Хардимену, сличение данных всех, кто вступал в контакт с Аруйо, когда он был в тюрьме, и отправьте агента по каждому адресу к завтрашнему утру.
– Будет сделано, – Филдс нацарапал что‑то впопыхах в свой блокнот.
– И если живы еще его родители, посадите в их дом полицейских, – сказал Болтон, снимая плащ и тяжело дыша. – Черт, да в любом случае. И еще разослать агентов в дома всех любовниц и любовников, которые у него были, и вообще всех друзей, какие были, а также всяких там девочек и мальчиков, которые отвергли его притязания.
– Для этого нужно много сотрудников, – сказал Эрдхем.
Болтон пожал плечами.
– По сравнению со средневековой рукописью современный печатный станок стоит намного дороже, но зато и результат куда весомее. Я хочу новые описания всех сцен преступления, свежие отчеты каждого бостонского салаги, которые прикасались к ним до нашего прибытия. Мне нужны главные действующие лица из списка Кензи – он стал считать по пальцам – Херлихи, Рауз, Константине, Пайн, Тимпсон, Дайандра Уоррен, Глинн, Голт – новые допросы и подробная, нет,
Болтон расслабил свой галстук настолько, что один конец упал ему на грудь, затем тяжело опустился в кресло позади своего стола.
– Закройте за собой дверь, – сказал он.
Я закрыл. Его лицо было пунцовым, дыхание затруднено.
– С вами все в порядке?
– Лучше быть не может. Расскажите мне о своем отце.
Я сел.
– Рассказывать, собственно, нечего. Думаю, Хардимен просто блефовал, пытаясь огорошить меня подобной туфтой.
– Мне так не показалось, – сказал Болтон, выжав из своего ингалятора небольшую порцию. – Когда он говорил, вы втроем стояли к нему спиной, а я следил за ним на экране. Так вот, когда он говорил о вашем отце, было впечатление, что он сбросил с себя какое‑то бремя, которое таил, чтобы нанести точный удар. – Болтон провел рукой по волосам. – У вас что, действительно был в детстве чубчик или вихор?
– Как у большинства ребят.
– Но когда они вырастают, их не требуют к себе серийные убийцы.
Подняв руку, я кивнул.
– У меня был вихор, агент Болтон. Обычно он был чуть заметен, и то когда я порядком потел.
– Почему?
– Думаю, потому что я был тщеславен. Я мазал волосы всякой дрянью, чтобы они выглядели прилизанными.
Болтон кивнул.
– Он знал вас.
– Не знаю, что вам ответить, агент Болтон. Я никогда раньше его не встречал.
Он снова кивнул.
– Расскажите мне о своем отце. Вы понимаете, что я уже направил людей разузнать о нем.
– Вполне допускаю.
– Кем он был?
– Подонком, который любил причинять боль, Болтон. Я не хочу о нем говорить.
– Прошу прощения, – сказал он, – но ваши личные ощущения в данный момент ничего не значат для меня. Я пытаюсь покончить с Аруйо и прекратить кровопролитие…
– И использовать это дело для стремительного повышения.