– Джек смотрел на меня, и вены на его шее напряглись и стали выпукло‑синими. – Ты ведь не представляешь, с кем имеешь дело в лице Джерри, ведь так? О, Господи. – Он громко засмеялся. – Святая простота! Купился на этот спектакль под названием «Хороший Полицейский», да? Кензи, – сказал он, петля натянулась, – Джерри Глинн – не человек, он монстр. По сравнению с ним, я – святой. – Он вновь засмеялся, и в этом смехе было что‑то хриплое, страшное. – Думаешь, такси, что он держит у входа, всегда везет людей, куда им надо?
Я вспомнил ту ночь в баре, пьяного подростка, которого Джерри послал к такси, дав ему десять баксов. Добрался ли он домой? И кто был таксистом? Эвандро?
Отняв пистолет от головы Кевина, я увидел приближающихся Буббу с Филом и посмотрел на них.
– Вы, ребята, знали об этом?
Фил покачал головой.
Бубба сказал:
– Я знал, что Джерри парень скрытный, что он приторговывал травкой и держал девочек, но это все.
– Он одурачил всех вас, бойскауты недоношенные, – сказал Джек. – Всех до одного. Господи.
– Конкретнее, – сказал я. – Конкретнее, Джек.
Он улыбнулся нам, и его глаза оживились.
– Джерри Глинн – один из самых подлых негодяев, когда‑либо промышлявших в нашей округе. У него умер сын. Вы знали об этом?
– У него был сын? – спросил я.
– Да, бля, был у него сын. Брендон. Умер в шестьдесят пятом. Какое‑то там кровоизлияние в ствол мозга. Парнишке было четыре года, играл во дворе с женой Джерри и вдруг схватился за голову да и рухнул замертво. После этого Джерри сломался. Он убил свою жену.
– Чушь, – сказал Бубба. – Он же был полицейский.
– Ну и что? Джерри вбил себе в голову, что это ее вина. Что ей было наплевать на него, и бог наказал ее тем, что убил их ребенка. Он забил ее до смерти, ложно обвинив в этом другого. Затем этот другой был избит до смерти в тюрьме Дэдхем спустя неделю после ареста. Дело закрыли.
– Интересно, как Джерри смог добраться до человека в закрытой камере?
– Когда‑то Джерри работал полицейским в Дэдхеме. Это было в старые времена, когда полицейским разрешали работать на двух работах в одной системе. Так вот, был свидетель, констебль, который вроде прознал, что это дело рук Джерри. Через неделю после своего освобождения Джерри убил этого парня в Сколлэй Сквер.
Джамаль Купер. Жертва Номер Один. Боже.
– Джерри – один из самых жутких уродов на этой планете, придурок.
– А тебе никогда не приходило в голову, что он мог быть напарником Хардимена? – спросил я.
Все посмотрели на меня.
– Хардимена?.. – Рот Джека вновь широко открылся, и его челюсти под тонкой кожей пришли в движение. – Нет, нет. Конечно, Джерри опасен, но он не…
– Ну, ну, Джек?
– Он не серийный убийца‑психопат.
Я покачал головой.
– Как можно быть таким тупым?
Джек посмотрел на меня.
– Чушь, Кензи, ведь Джерри из нашей округи. Среди нас не мог вырасти нелюдь, подобный ему.
Я покачал головой.
– Между прочим, ты тоже из нашей округи, Джек. И мой отец. А что вы оба натворили на том складе?
Я пошел обратно вдоль дорожки, но он бросил мне вслед:
– А как насчет тебя, Кензи? И того, что ты устроил здесь сегодня?
Я оглянулся и увидел Кевина, еще не потерявшего сознание, несмотря на боль, его рот и подбородок были залиты кровью.
– Я никого не убил, Джек.
– Но если б я не заговорил, убил бы. Да, убил бы.
Не останавливаясь, я обернулся.
Да, убил бы.
Не останавливаясь, я обернулся.
– Хочешь выставить себя чистеньким, а, Кензи? Подумай над тем, что я тебе сказал. Помни, что ты мог бы сделать.
Из темноты впереди меня раздались выстрелы. Я видел вспышку и буквально почувствовал полет первой пули над своим плечом.
Я упал на пол в тот момент, когда вторая пуля прорвалась из темноты в свет.
Позади я услышал два леденящих душу звука от встречи металла с человеческой плотью.
Из темноты появился Пайн, на ходу снимая глушитель с пистолета. Его руки в перчатках были окутаны дымом.
Я обернулся.
Фил стоял на коленях, закрыв голову руками.
Бубба стоял с запрокинутой головой, вливая себе в рот водку из бутылки.
Кевин Херлихи и Джек Рауз смотрели на меня немигающим взором, посреди лба у каждого зияла аккуратная дырка.
– Пришло время для супермена, – сказал Пайн, подавая мне руку в перчатке.
Когда мы спускались в лифте вниз, мне не понравился взгляд Пайна, направленный на Фила, который стоял с опущенной головой, опершись на «порш», как будто нуждался в дополнительной поддержке. Взгляд Пайна был неподвижным.
Не доезжая до первого этажа, Пайн что‑то сказал Буббе, и тот в ответ засунул руки в карманы пальто и пожал плечами.
Двери лифта раскрылись, мы влезли в машину, выехали через заднюю дверь и свернули на проулок, ведущий к Саут‑стрит.
– О, Господи, – сказал Фил.
Я медленно вел машину по проулку, сосредоточив взгляд на лучах от передних фар, рассекающих тягостную темень впереди.
– Останови машину, – с отчаянием проговорил Фил.
– Нет, Фил.
– Пожалуйста. Меня сейчас вырвет.
– Знаю, – сказал я. – Но ты должен потерпеть, пока мы не покинем зону их видимости.
– Но почему, Боже ты мой?
Я выехал на Саут‑стрит.
– Потому что, если Пайн или Бубба увидят, что тебя рвет, то убедятся, что тебе нельзя доверять. Держись.
Я проехал квартал, свернул направо и, прибавив скорость, поехал по Саммер‑стрит. Миновав полквартала после Саут Стейшн, я завернул за здание почты, проверил, не начинается ли загрузка почтовых машин, и лишь тогда остановился у мусорных баков.
Фил выскочил из машины еще до остановки, и я включил радио, чтобы не слышать звуки, издаваемые его телом, взбунтовавшимся против того, что ему пришлось увидеть.
Я включил звук на полную мощность, и окна буквально завибрировали под песню группы «Спондж» – «Плауд», рвущуюся из динамиков, мощные гитарные рифы впивались мне в мозг.
Два человека были убиты, и я сам чуть не спустил курок. Они не были невинными обывателями. И тем не менее они были человеческими существами.
Фил вернулся в машину, я подал ему салфетку и уменьшил звук. Он вытер салфеткой рот, я выехал обратно на Саммер‑стрит и направился в сторону Саути.
– Почему он убил их? Они ведь сказали нам все, что было нужно.
– Они ослушались своего босса. А тебе лучше оставить свои «почему», Фил.
– Но, ради Бога, он только что застрелил их! Он вытащил пистолет, а они ведь были связаны, и я стоял рядом, глядя на них, и тут – черт – ни звука, ничего, одни только дыры.
– Послушай, Фил.
Я припарковался у обочины дороги на темном участке возле арабской кофейни, и аромат жареного кофе пытался перебить запах мазута и бензина, идущий от доков слева.
Фил закрыл глаза руками.
– О, Господи!
– Фил! Черт возьми, посмотри на меня!
Он опустил руки.
– Что?
– Этого никогда не было. Понял? – Видимо, я орал, поэтому Фил отпрянул от меня в темноту салона, но мне было все равно.