– Ты тоже хочешь умереть? Да? Речь сейчас именно об этом, Фил.
– О, Господи. Я? Почему?
– Потому что ты свидетель.
– Знаю, но…
– «Но» не дает тебе выбора. Все очень просто, Фил. Ты жив, потому что Бубба никогда не убьет того, кто для меня что‑то значит. Ты жив, потому что он убедил Пайна, что я буду держать тебя в узде. Что до меня, то я жив, потому что они знают: я буду молчать. И кстати, мы оба вполне можем загреметь в тюрьму за двойное убийство как соучастники. Но до этого никогда не дойдет, потому что, если у Пайна появится причина для беспокойства, он просто‑напросто убьет сначала тебя, затем меня, а потом, возможно, и Буббу.
– Но…
– Спрячь свои чертовы «но» в карман, Фил. Клянусь богом: ты должен убедить себя, что ничего этого просто не было. Тебе приснился кошмарный сон, а Кевин и Джек уехали в отпуск. Потому что если ты не сделаешь этого, то проболтаешься.
– Нет.
– Поверь мне. Ты расскажешь своей жене или подружке, или просто кому‑нибудь в баре, и тогда все мы – покойники. И тот, кому ты расскажешь, тоже. Понятно?
– Да.
– За тобой будут следить.
– Что?
Я кивнул.
– Прими это и найди способ примириться. Какое‑то время ты будешь под наблюдением.
Ему стало трудно глотать, глаза выкатились, и мне показалось, что его снова вырвет.
Вместо этого он покрутил головой, выглянул в окно и вжался в сиденье.
– Как тебе‑то удается? – прошептал он. – День прошел, и ладно?
Я откинулся на сиденье, закрыл глаза, слушая рокот немецкого мотора.
– Как ты уживаешься сам с собой, Патрик?
Я включил первую передачу и, пока мы ехали по Саути и спускались вниз, в наши места, не проронил больше ни слова.
Я оставил «порш» перед своим домом и отправился за своей «викторией», припаркованной чуть дальше, так как «порш‑63» – не та марка, на которой стоит ездить по округе, если желаешь не привлекать внимания.
Фил стоял у пассажирской двери, но я покачал головой.
– В чем дело? – спросил он.
– Ты останешься здесь, Фил. На этот раз я один.
Теперь он покачал головой.
– Нет. Она была моей женой, Патрик, и этот гад ее подстрелил.
– Хочешь, чтобы он подстрелил и тебя, Фил?
Он пожал плечами.
– Считаешь, не гожусь для этого?
Я кивнул.
– Не годишься, Фил.
– Почему? Из‑за случившегося в боулинге? Но ведь Кевин вырос среди нас. Был нашим товарищем. Так что понятно, почему я потерял над собой контроль. Но Джерри? – Он приставил свой пистолет к крыше машины, достал патроны и вставил в обойму. – Джерри – тварь вонючая. Он умрет.
Я посмотрел ему в глаза, ожидая, когда он сам поймет, как глупо он выглядит, этакой пародией на крутого Уокера, демонстрирующего браваду.
Фил не отвел взгляд, а дуло его пистолета стало медленно поворачиваться, пока не остановилось на моем лице.
– Собираешься застрелить меня, Фил? А?
Рука его была тверда. Пистолет не шелохнулся.
– Ответь же, Фил. Собираешься застрелить меня?
– Если сам не откроешь, Патрик, я выстрелю в стекло и влезу внутрь, чего бы мне это ни стоило.
Я спокойно посмотрел на пистолет в его руке.
– Я тоже ее люблю, Патрик. – Он опустил пистолет.
Я сел в машину. Он стал стучать в окно пистолетом, а я вздохнул, понимая, что Фил либо станет преследовать меня по пятам, либо выстрелом выбьет окно моего «порше» и заведет его без всякого ключа.
Поэтому я потянулся через сидение и открыл дверцу.
Дождь начался примерно в полночь, сначала даже не дождь, а всего несколько капель пополам с грязью на лобовом стекле, смытых стеклоочистителем.
Мы припарковались перед домом престарелых на Дорчестер‑авеню, примерно в половине квартала от бара «Изумруд». Затем тучи прорвало, дождь забарабанил по крыше и потек по улице большими темными потоками. Дождь был леденящий, подобно вчерашнему, и единственное влияние, которое он оказывал на приросший к тротуару и домам лед, состояло в том, что ледяной покров становился на миг прозрачнее и еще опаснее.
Сначала мы были благодарны дождю, так как наши окна запотели, и если бы кто‑то стоял рядом с машиной, то не мог бы разглядеть, кто находится внутри.
Но вскоре мы поняли, что это работает против нас, так как перестали хорошо различать как сам бар, так и вход в жилище Джерри. Обогреватель в машине не работал, и сырой холод пробирал меня до костей. Я приоткрыл свое окно, Фил тоже, и мне пришлось локтем вытирать конденсат, пока наконец входные двери Джерри и его бара, пусть не очень четко, но появились вновь.
– Ты уверен, что именно Джерри работает с Хардименом? – спросил Фил.
– Нет, – ответил я. – Но похоже на то.
– Тогда почему не позвать полицию?
– А что мы им скажем? Пара бандюг со свежими дырками в головах сказали нам, что Джерри – плохой?
– Тогда может, ФБР?
– Та же штука. Никаких доказательств. Если это все‑таки Джерри, и мы спугнем его раньше времени, он может ускользнуть снова, залечь на дно и будет себе потихоньку убивать детей‑беглецов, которых никто не ищет.
– В таком случае, зачем мы здесь?
– Затем, что, если он что‑то предпримет, неважно что, я хочу быть свидетелем, Фил.
Фил вытер свою сторону ветрового стекла и выглянул в направлении бара.
– Может, стоит войти туда и задать пару вопросов.
Я взглянул на него.
– Ты что, идиот?
– А что?
– Потому что, если это он, нам конец, Фил.
– Нас двое, Патрик. И мы вооружены.
Я видел, что он старается уговорить себя, подкрепиться мужеством, необходимым, чтобы войти в эту дверь. Тем не менее он был далек от реальных действий.
– Это просто напряжение, – сказал я. – От ожидания.
– Ты о чем?
– Иногда оно гораздо мучительнее, чем любая драка, потому что когда действуешь, у тебя исчезает ощущение, что тебе надо лезть из кожи вон.
Фил кивнул.
– Да, ощущение не из приятных.
– Проблема в том, Фил, что, если Джерри тот самый убийца, противостояние будет гораздо труднее, чем ожидание. Он убьет нас, вооружены мы или нет.
Фил сделал глоток, затем кивнул.
С минуту я неотрывно смотрел на вход в бар. За то время, что мы вели наблюдение, никто не входил и не выходил, а это было более чем странно, учитывая, что дело было за полночь в нашей округе. Мощный поток воды, шириной с целый дом, прокатился по улице с пеной по краям, а вдали завывал ветер.
– Сколько человек? – спросил Фил.
– Что?
Фил кивнул головой в направлении «Изумруда».
– Если это он, сколько человек, думаешь, он убил? За всю свою жизнь? Если брать во внимание, что он убивал всяких бродяг и наверняка без счету тех, о ком никто и не знал…
– Фил.
– Да?
– Я немного нервничаю. Есть вещи, о которых мне не хотелось бы говорить именно сейчас.
– О! – Он почесал щетину под подбородком. – Ладно.
Я наблюдал за баром, отсчитывая уже вторую минуту.