Но Джесси Окснард вовсе не был так уж уверен в этом. То был крупный грузный мужчина с тяжелой челюстью и пышными усами. Он нахмурился и, помолчав немного, заметил:
– Но все эти разработки… да и сама сыворотка… они ведь пока только на стадии исследования, верно?
На загорелом аристократическом лице Тремонта мелькнула понимающая улыбка. Он покачал головой, и отблески пламени из камина эффектно заиграли в его красивых седых волосах.
– Мы уже прошли стадии испытания на животных, в том числе и приматах. Нам удалось доказать, что сыворотка успешно вылечивает зараженных вирусом обезьян. И, как я уже говорил, мы разработали технологию ее массового производства. Фактически на данный момент мы уже располагаем миллионами доз. И собираемся получить патент на свое изобретение, а также подать все материалы на одобрение в Администрацию по контролю за продуктами питания и лекарствами. Для использования в ветеринарии.
Нэнси Петрелли наблюдала за тем, какое впечатление производят все эти речи на главного врача, и не переставала дивиться ораторским способностям Виктора Тремонта. Да она сама уже почти верила каждому его слову. Нет, увлекаться не стоит, когда имеешь дело с Виктором, надо держать ухо востро. Она и думать себе не позволяла, что он, к примеру, может быть ее другом. Сначала она была нужна ему для первых инвестиций, позднее понадобилось ее влияние в верхах – в качестве конгрессмена и секретаря Союза по здравоохранению. И как бы он ни притворялся и ни пускал пыль в глаза, истинную цену ему она знала всегда.
Нэнси была реалисткой. Носила короткую стрижку, была энергична и напориста. Одевалась женственно и одновременно как подобает деловой женщине – в вязаные костюмы от Сент-Джон. Она предпочитала не рисковать, разве что в самом крайнем случае, когда собственная выгода была очевидна. И поддерживала Виктора и затеянную им грандиозную авантюру лишь потому, что чувствовала: дело сулит несметные прибыли. В то же время она прекрасно осознавала, что, если его на чем-то поймают, он будет отвечать за массовую гибель людей. А потому решила дистанцироваться от него при первом же намеке на неприятности. Ну а потом – стоять на своем и твердить, что о его преступных замыслах она ничего не знала. И в то же время она очень надеялась на успех предприятия и на то, что затея Тремонта ее обогатит.
И вот, чтобы усыпить возможные подозрения Окснарда на свой счет, она заметила кисло:
– Но обезьяны все же не люди, доктор Тремонт.
Виктор вопросительно покосился на нее и кивнул:
– Согласен. Но в данном случае они очень близки. И генетически, и физиологически.
– Что-то я вас не совсем понимаю. Давайте немного разберемся в этом вопросе, – пробурчал Окснард, поглаживая пышные усы. – Вы ведь не можете быть стопроцентно уверены, что эта сыворотка годится для излечения людей.
– Конечно, нет, – с мрачным видом ответил Тремонт. – И не будем этого знать, пока не испытаем сыворотку на людях. Но с учетом сложившейся ситуации, думаю, все же стоит попробовать.
Главный врач снова нахмурился.
– Но это нешуточное препятствие. Ведь нельзя исключать, что мы вдруг обнаружим полную непригодность и даже вред применения сыворотки на людях.
Тремонт сплел пальцы и какое-то время разглядывал свои руки. Затем поднял голову и произнес с той же почти неподдельной искренностью:
– Что ж, по крайней мере, один факт выглядит вполне определенным. Тот факт, что, если не предпринять самых срочных мер, не найти средства от этого ужасного вируса, умрут миллионы людей. – Он удрученно покачал головой. – Думаете, меня самого не раздирали сомнения? Вот почему я колебался, и прошло целых два дня, прежде чем решился выйти с этим предложением. Я прежде всего должен был внушить самому себе, что поступаю правильно. И теперь мой ответ – да. Да, я совершенно убежден, что наша сыворотка наверняка поможет справиться с этой ужасной эпидемией. Но разве я могу гарантировать, что она не приведет к еще большим страданиям, до тех пор пока не пройдет все положенные испытания?
Все трое впали в задумчивость. Джесси Окснард знал, что просто не имеет права рекомендовать сыворотку Тремонта для использования без тщательной проверки. С другой стороны, он понимал, что, если все же удастся с ее помощью спасти миллионы людей от неминуемой гибели, он будет выглядеть в их глазах смелым и решительным политиком.
Нэнси Петрелли продолжала думать и тревожиться о себе. Она знала, что сыворотка поможет, но за время пребывания в политике научилась осторожности и умению не показывать со всей определенностью, на чьей ты стороне. Нет, ее позиция сведется к тому, что она будет всячески призывать к осторожности. И если понадобится, присоединится к меньшинству, которое в конечном счете – в этом она была твердо уверена – перейдет на сторону Виктора.
Виктора Тремонта терзали тревожные мысли о Джоне Смите и двух его друзьях. После доклада аль-Хасана о фиаско в Сьерра-Неваде о них ничего не было слышно. Нет, надо отмести все эти мысли и вернуться к настоящему. Он уже замыслил один эффектный маневр, с помощью которого надеялся окончательно убедить главного врача, а через него – и президента. Теперь надо было выбрать самый выгодный момент.
И вот, глядя на задумчивые мрачные лица Петрелли и Окснарда, он решил, что такой момент настал.
Он должен сломить их пассивность и нерешительность. Если не удастся убедить Окснарда, все труды и старания последних десяти лет пойдут прахом.
Он не проиграет, подумал он про себя. Просто не имеет права проиграть.
– Что ж, единственный способ убедиться в ее действенности, это проверить ее на человеке. – Он весь так и подался вперед, голос звучал глухо, но решительно. – Мы выделили в небольших количествах смертельный обезьяний вирус. Он не слишком стабилен, но может храниться неделю или около того. – Тут он выдержал эффектную паузу, должную придать особую значимость дальнейшим его словам: – Есть только один способ. И, пожалуйста, только не пытайтесь меня остановить, слишком уж высока ставка. Мы должны думать о людях в целом, а не о риске, связанном с каким-то одним человеком. – Тут он снова сделал паузу и глубоко вздохнул. – Я сам введу себе инъекцию с этим вирусом и…
Главный врач Окснард вздрогнул и поморщился:
– Вы же знаете, что это невозможно.
Тремонт вскинул руку:
– Нет, нет. Пожалуйста, дайте мне закончить. Я введу себе вирус, а затем – сыворотку. Возможно, обезьяний вирус и не соответствует в точности тому, который сейчас распространяется. Но, по моему мнению, достаточно близок ему, поэтому я не вижу опасности возникновения каких-либо побочных эффектов после применения сыворотки. Это единственный способ проверить ее.
– Полный абсурд! – воскликнула Нэнси Петрелли. – Вы прекрасно знаете, что мы просто не можем позволить вам пойти на такое!
Джесси Окснард, похоже, колебался.
– Вы что, действительно собираетесь испытать ее на себе?
– Именно, – решительно кивнул Тремонт. – Другого способа убедить всех, что наша сыворотка способна остановить эту ужасную эпидемию, просто нет.
– Однако… – начала Нэнси Петрелли, продолжая играть роль оппозиции.
– Это не нам решать, Нэнси, – остановил ее Джесси Окснард. – Тремонт вызвался совершить величайший акт гуманизма. И мы, как минимум, просто обязаны уважать это его решение и незамедлительно доложить о нем президенту.
Петрелли нахмурилась.
– Но, черт побери, Джесси, у нас же нет никакой уверенности в том, что эти два вируса и сыворотка будут взаимодействовать в человеческом организме тем же образом. – Она заметила, какую гримасу скроил при этом Тремонт, точно сомневался, что расслышал ее. – И раз уж доктор Тремонт готов предоставить себя в качестве морской свинки, ему следует ввести настоящий вирус. Или же, по крайней мере, провести сравнительный анализ этих двух вирусов, выяснить, насколько они идентичны.
Тремонт весь так и кипел от ярости, однако старался не подавать виду. Что, черт побери, она вытворяет? Ведь ей прекрасно известно, что сыворотка эффективна на все 100 процентов – как ни одна вакцина или сыворотка прежде. Однако внешне он был вынужден согласиться с ней.
– Нэнси, разумеется, права. Так и следовало бы поступить. Но для сравнительного анализа вирусов требуется время, а вот его-то у нас как раз и нет. И любое промедление смерти подобно. Уверяю, я готов совершенно добровольно и сознательно пойти на заражение и настоящим вирусом. Наша сыворотка способна побороть его. Я уверен.
– Нет, – возразил ему главный врач. – Этого мы не можем позволить вам ни в коем случае! Но вот семьи тех, кто пострадал, заявляют о своей готовности помочь. Так что имеет смысл спросить прежде всего у них, согласны ли они позволить испытать новую сыворотку на их заболевших родственниках. Таким образом, мы и сыворотку проверим, и, возможно, спасем несколько обреченных. А тем временем я попрошу Детрик и СДС произвести сравнительный анализ этих двух вирусов.
– Администрация по контролю за продуктами и лекарствами никогда этого не позволит, – возразила Нэнси.
– Позволит, если распоряжение отдаст сам президент.
– Тогда директор уволится первым.
– Возможно. Но если президент захочет, чтобы сыворотку испытали, так оно и будет.
Нэнси Петрелли сделала вид, что задумалась. Затем, после паузы, сказала:
– И все же я возражаю против применения сыворотки без проведения всех положенных испытаний. В то же время, если мы хотим хоть как-то сдвинуть дело с мертвой точки, мне кажется, лучше уж попробовать ее на тех, кто все равно уже болен.
Главный врач поднялся из кресла.
– Тогда позвоним президенту и изложим оба предложения. Чем быстрее мы начнем действовать, тем больше жизней, возможно, спасем. – Он обернулся к Виктору Тремонту: – Есть здесь телефон, по которому можно приватно поговорить?
– Вон там, через дверь, в конференц-зале. – Тремонт указал на дверь в правом углу кабинета.
– Нэнси? – обернулся к Петрелли Окснард.
– Позвони сам. Скажи, что я полностью поддерживаю твое мнение.
Главный врач вышел из комнаты и затворил за собой дверь. Виктор Тремонт развернулся в кресле и холодно и злобно улыбнулся секретарю Союза по здравоохранению.
– Прикрываешь свою задницу за мой счет, да, Нэнси?
– Специально выдаю Джессу негатив, чтобы выработать противоположное отношение, – огрызнулась Нэнси Петрелли. – Мы же с тобой договорились, что я буду как бы против. Чтоб он сфокусировался на позитивном, на преимуществах.
Голос Тремонта не выдавал его раздражения.
– Надо сказать, ты отлично исполнила свою роль. Но полагаю, что несколько переборщила. И что за всем этим на самом деле стояло стремление защитить себя.
– Училась у мастера. – Нэнси отвесила в его сторону шутливый поклон.
– Благодарю. Но за всем этим стоит скорее недоверие ко мне.
Она изобразила любезную улыбку.
– Скорее учет превратностей судьбы, Виктор. Никому на свете еще никогда не удавалось перехитрить судьбу.
Тремонт кивнул:
– Это верно. Мы ведь сделали все, что смогли. Учли все возможные осложнения. К примеру, я буду настаивать на проведении испытаний. И уверяю, вирус, еще не успев попасть в мой организм, будет совершенно безвреден. Но какой-то маленький шанс всегда остается. Это риск. Риск, на который я иду.
– Это риск для всех нас и нашего проекта, Виктор.
Куда бы завели их эти споры, Нэнси Петрелли так и не узнала. Дверь в конференц-зал распахнулась, оттуда вышел Джесс Окснард. На лице его сияла довольная улыбка.
– Президент обещал лично переговорить с Администрацией по контролю, а мы тем временем должны искать среди жертв вируса добровольцев для испытания сыворотки. Президент склонен рассматривать ситуацию с оптимизмом. Так или иначе, но мы проведем проверку сыворотки и победим этот чертов вирус!
Виктор Тремонт смеялся долго и громко. Да! Он сделал это! Ему удалось! Они разбогатеют, но это только начало. Сидя за письменным столом, он смаковал кубинскую сигару, пил свое любимое солодовое виски – словом, праздновал победу. До тех пор, пока в ящике стола не зазвонил сотовый телефон.
Он выдвинул ящик, схватил аппарат:
– Да?
Сначала на линии слышались какие-то шумы и потрескивания – видно, звонили издалека. Затем прорезался радостный голос:
– Мы обнаружили Джона Смита.
День действительно выдался удачный.
– Где?
– В Ираке.
Тут Тремонт немного сник.
– Как, черт возьми, ему удалось пробраться в Ирак?
– Возможно, помог тот англичанин из Сьерры. Кстати, о нем пока что почти ничего не известно. Нет никакой уверенности в том, что Питер Хауэлл – его настоящее имя. С тем же успехом он мог бы носить фамилию русского царя, Романов. А это, в свою очередь, наводит на мысль, что он желает оставаться неизвестным.
Тремонт сердито кивнул.
– Возможно, он из МИ-6. Как вам удалось обнаружить Смита?
– Через одного из моих информаторов, доктора Камиля. Насколько я понял, Смит пытается отыскать людей, на которых испытывали сыворотку, а потому уже успел связаться со всеми известными мне врачами. Кстати, в Багдаде практикующих врачей осталось не так уж и много. Камиль подтвердил, что Смит расспрашивал его о выживших.
– Черт! Его надо остановить.
– Даже если он и отыщет их, это ни к чему не приведет. Из Ирака ему уже не выбраться.
– Да, но он сумел туда пробраться!
– Тогда ему не мешали ни гвардейцы, ни полиция Саддама. Стоит им только узнать, что в стране действует американский лазутчик, и они тотчас же перекроют все границы и объявят на него настоящую охоту. И убьют, если не они, то мы.
– Черт побери, Надаль! Ты уже один раз обещал разобраться с этим типом! Смотри, как бы опять не промахнуться!.. – Тут Тремонт вспомнил о второй проблеме: – А что с Биллом Гриффином? Где он?
Раздраженный грубостью Тремонта, аль-Хасан ответил уже более сдержанно, и в голосе его звучали ворчливые нотки:
– Мы искали его везде, где появлялся Джон Смит. Но этот Гриффин словно сквозь землю провалился.
– Прелестно! Просто превосходно! – Взбешенный Тремонт отключил телефон, швырнул его в ящик и уставился перед собой невидящими глазами.
Но вскоре вспомнил о только что одержанной победе, и на его лицо вернулась улыбка. Неважно, что Джон Смит вдруг оказался в Ираке. Плевать на этого ублюдка Гриффина! Они все равно уже не смогут помешать осуществлению проекта «Гадес». Все хорошо, все идет по плану. Он отхлебнул виски, и улыбка на его лице стала еще шире. Даже сам президент сейчас на его стороне.
10.02 утра
Форт-Ирвин, Барстоу, Калифорния
Этот человек следил за взятой напрокат Биллом Гриффином «Тойотой» от самого Форт-Ирвина. Все время держал приличную дистанцию, ни разу не приближался, но и не отставал – ни на двухполосном шоссе, ни когда оба они выехали на автомагистраль федерального значения под номером 15. Очевидно, выжидал, когда Гриффин где-нибудь остановится. Надо же ему где-то есть и спать. И Гриффин понял, что этот тип будет преследовать его до самого Лос-Анджелеса, пока он, Гриффин, не остановится где-то на достаточно долгое время, чтобы можно было вызвать поддержку.
Остановившись в мотеле в Барстоу, Гриффин подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску и увидел, как «хвост» выходит из своего «Лендровера» и направляется к административному зданию. Самый обычный с виду мужчина в неприметном коричневом костюме и рубашке с распахнутым воротом. Гриффин никогда не видел его прежде. И сильно удивился бы, если б видел. Что, впрочем, не помешало ему заметить, как оттопыривается пиджак под мышкой у этого господина – явный признак того, что он носит при себе револьвер. Он хочет проверить, остановился ли Гриффин – или человек под любым другим именем в номере 107 – на всю ночь или же только на несколько часов. А потом позвонит по телефону.
Гриффин схватил одно из гостиничных полотенец. Поднял оконную раму, выбрался наружу и, обойдя несколько строений, остановился там, откуда хорошо было видно, что происходит в административном здании. Преследователь показывал сидевшему за стойкой клерку какую-то бляху или удостоверение личности – возможно, фальшивое, но, может, и настоящее. Клерк посмотрел в журнал, кивнул и развернул его на стойке так, чтобы прибывший мог видеть сделанную в нем недавно запись.