Джо задержал дыхание и прищурился, но так и не смог определить, что же он все-таки увидел.
– Я думаю, это был олень, – сказала Барбара почти равнодушно, хотя в первое мгновение она тоже вздрогнула.
– А если нет?
– Тогда мы оба можем считать себя покойниками вне зависимости от того, успеем мы довести наш разговор до конца или разбежимся сейчас, – ответила она ровным голосом, который лишний раз свидетельствовал о том, что мир, в котором Барбара жила со времени гибели рейса 353, был мрачным, безрадостным, наполненным навязчивым, постоянно возвращающимся страхом за собственную жизнь и за судьбу близких.
– Неужели тот факт, что ваша пленка тоже оказалась стертой, не возбудил ничьих подозрений? – спросил Джо.
– Нет. Все считали, что я просто устала. Три часа сна в ночь катастрофы и еще три следующей ночью, когда Мин разбудил меня своим звонком, – неудивительно, что у бедной Барбары глазки были красными и слезились! Меня убеждали, что, когда я сидела, раз за разом прослушивая пленку, я в конце концов довела себя до того, что нажала не на ту кнопку и сама стерла кассету… – Ее лицо исказила саркастическая гримаса. – Как видишь, все очень просто!
– А не могло ли это случиться на самом деле? – осторожно осведомился Джо.
– Не могло, – отрезала Барбара. – Ни при каких обстоятельствах.
Джо развернул листы бумаги, которых действительно оказалось три, но пока не прочитал из них ни слова.
– Почему вам не поверили, когда вы рассказали, что было на пленке? Ведь это были ваши коллеги, друзья… Они знали, что вы – человек серьезный, ответственный и не стали бы выдумывать.
– Может быть, некоторые и поверили бы, но желание не верить оказалось сильнее. Одни приписывали происшедшее моей усталости, другие – те, кому было известно, что непосредственно перед катастрофой я несколько недель промучилась воспалением среднего уха, совершенно меня измучившим, – сваливали все на болезнь и истощение. Ну и, конечно, были один или два человека, которые просто меня недолюбливали, но кто из нас может похвастаться, что является всеобщим любимцем? Не знаю… Во всяком случае – не я. Для этого я была слишком энергична, слишком уверена в себе, слишком жестко умела отстаивать свое мнение. Но никакого значения это уже не имело. Только пленка могла послужить бесспорным доказательством моей правоты, а пленки не было.
– Так вы не рассказали своим коллегам, что сделали подробную, слово в слово, расшифровку самых важных фрагментов записи?
– Нет. Я приберегала это напоследок. Мне казалось, что о существовании расшифровки можно будет упомянуть только тогда, когда для этого наступит благоприятный момент. Например, если бы расследование обнаружило какие-то новые улики или доказательства, которые как-то совпали бы с тем, что было на сгоревшей пленке, вот тогда я могла бы предъявить свои записи – но не раньше.
– То есть ваша расшифровка сама по себе не являлась настоящим, полноценным доказательством?
– Не являлась тогда, не является и сейчас, – хмуро подтвердила Барбара. – Конечно, это лучше, чем ничего; лучше, чем воспоминания старой, невыспавшейся бабы, но я чувствовала, что мне просто необходимо что-то еще. А потом эти два подонка прощались ко мне в номер отеля во Фриско, и все закончилось… После их визита я была уже не боец.
Из леса на востоке – в той стороне, где луг понижался, – один за другим выскочили два оленя: самец и важенка. Быстро перебежав открытое пространство, они скрылись в зарослях к северу, и Джо почувствовал, как по спине его ползет холодок недоброго предчувствия.
Странная тень, неуловимое движение, которое он заметил несколькими минутами раньше, мгновенно вспомнились ему. Конечно, это могли быть те же самые олени, но из того, с какой поспешностью эта парочка выскочила из-под защиты деревьев на открытое место, Джо заключил, что что-то или кто-то спугнул их.
Интересно, подумал он, остаются ли в мире хоть один уголок, в котором он все еще мог чувствовать себя в безопасности? Ответ на этот вопрос пришел еще быстрее, чем он успел мысленно облечь его в слова.
Нет такого уголка. Нигде.
И никогда не будет.
***
– Кого из членов руководства Национального управления вы подозреваете? – спросил Джо. – Кому позвонил Мин после вас? Ведь именно этот человек скорее всего приказал ему никому больше не сообщать о содержании пленки, а сам организовал убийство, пожар и изъятие всех вещественных доказательств.
– Он мог позвонить любому. Все они были его прямые начальники, и Мин обязан был подчиняться их приказам. Мне очень хочется думать, что это был не Лейскрот, потому что Брюс – настоящий трудяга. Он начинал с самого низа, как и все мы, и сумел пробиться наверх исключительно благодаря своим способностям и трудолюбию. С другой стороны, пятеро членов руководящей комиссии управления назначаются президентом на пятилетний срок, и их кандидатуры утверждаются сенатом.
– "Парашютисты" с политического олимпа?
– Не совсем так. Подавляющее большинство членов руководства управления всегда были ответственными и честными людьми, которые старались изо всех сил. Некоторые из них оказались настоящей находкой для конторы, иных мы просто терпели, но лишь изредка среди них попадаются действительно никуда не годные люди или попросту продажные шкуры.
– А что вы можете сказать о действующих председателе и вице-председателе? По вашим словам, Мин Тран собирался позвонить именно им, если, конечно, раньше он не созвонился с Лейскротом.
– Пожалуй, эти двое действительно не совсем те, кого вы, журналисты, называете "образцовыми слугами общества". В настоящее время главой управления является Максина Вульс. Она адвокат, молодой и чертовски честолюбивый, с непомерными политическими амбициями к тому же. Единственное, в чем она доилась замечательных успехов, это в умении избегать конфликтов с сильными мира сего. Если хочешь знать мое мнение, то вероятность того, что Максина замещана в этом, невелика. Процента два, не больше.
– А вице-председатель?
– Хантер Паркмен обеспечивает, так сказать, политическое покровительство. Он из очень богатой семьи, такой богатой, что, строго говоря, эта должность нужна ему как собаке пятая нога, но ему нравится быть назначенцем президента и щеголять на светских вечеринках своей осведомленностью о подробностях очередной нашумевшей катастрофы. Он мог бы участвовать в том, что произошло, с вероятностью пятнадцать процентов.
Все это время Джо продолжал рассматривать заросли, из которых выскочили олени, но так и не заметил среди деревьев никакого движения. Далеко на востоке первая молния золотой веной обвила свинцовый мускул грозы и погасла. Джо мысленно отсчитал секунды и, услышав глухое ворчание грома, быстро перевел время в расстояние. По его подсчетам получалось, что ливень находится на расстоянии пяти или шести миль от луга.
– Я дала тебе ксерокопию расшифровки, которую я сделала той ночью. Оригинал я спрятала, хотя одному Богу известно – зачем. Все равно я никогда не смогу им воспользоваться.
Джо разрывался между гневом и страхом, которые вызывало в нем то, что ему предстояло прочесть. Он чувствовал, что диалог между командиром экипажа Блейном и вторым пилотом Санторелли поможет ему открыть для себя новые измерения ужаса, который испытали перед смертью его жена и девочки. Наконец ему удалось сосредоточить свое внимание на первой странице пугающего его документа. Барбара заглядывала через его плечо, и он стал водить пальцем по строчкам, чтобы она видела, где он читает.
(Шорох: второй пилот Санторелли возвращается на свое место из уборной. Его первая реплика зафиксирована верхним микрофоном кабины, после чего С. надел переговорное устройство.)
САНТОРЕЛЛИ: Вот только долетим до Лос-Анджелеса, и я съем столько… (неразборчиво), потом еще пюре из нуга, табболи, лебне с тертым сыром и тарелочку кибби. Буду есть, пока не лопну. Ты знаешь этот армянский ресторанчик? Пожалуй, это самое лучшее место, где можно попробовать кавказскую кухню. Ты любишь кавказскую кухню?
(Пауза 3 секунды.)
САНТОРЕЛЛИ: Рой? Что происходит?
(Пауза 2 секунды.)
САНТОРЕЛЛИ: Что за… В чем дело, Рой?! Ты отключат автопилот?
БЛЕЙН: Одного из них зовут доктор Луис Блом.
САНТОРЕЛЛИ: Что? О чем ты говоришь?
БЛЕИН: Второго зовут доктор Кейт Рамлок.
САНТОРЕЛЛИ: (С явной озабоченностью в голосе.) Что это показывает старик Мак-Дуб? Ты работал с ГБК, Рой?…
Здесь Джо остановился, чтобы выяснить, что означают непонятные ему термины, и Барбара объяснила:
– Семьсот сорок седьмые "Боинги" четырехсотой модификации используют цифровую электронику, поэтому главное место на панели управления перед каждым пилотом занимают шесть самых больших катодных экранов, на которых высвечивается полетная информация. "Старик Мак-Дуб" на жаргоне летчиков – это не что иное, как МКДБ – многофункциональный контрольно-дисплейный блок. Экранные блоки связаны между собой, так что если один из пилотов вводит какие-то изменения в программу полета, то на экране напарника они тоже отображаются. Основным узлом управления самолетом является ГБК – главный бортовой компьютер "Хонейвелл-Сперри", в который пилоты при помощи клавиатуры МКДБ загружают полетный план и посадочную схему. Все отклонения от курса и корректировки полетного плана, сделанные экипажем уже после того, как самолет оторвался от земли, также вводятся в ГБК через контрольно-дисплейный блок.
– Значит, Санторелли вернулся из туалета и увидел, что в его отсутствие Блейн изменил полетный план, верно? В этом есть что-то необычное?
– Все зависит от погодных условий, вихревых токов воздуха, появления в зоне следования непредвиденных помех, предупреждений наземных станций и аэропортов.
– Но они находились на половине пути от одного побережья до другого, и погода была хорошей. При этом, как я понял, летчиками не было отмечено никаких помех, никаких опасных погодных условий, никаких летательных аппаратов в их воздушном коридоре. Было ли изменение полетного плана необычным в таких условиях?
Барбара кивнула.
– Да, Санторелли, несомненно, удивился, почему командир изменил полетный план, ведь все выглядело хорошо. Но лично мне кажется, что озабоченность, которая звучит в его голосе, объясняется скорее тем, что Блейн не отвечает на его вопросы, и тем, что он увидел на экране МКДБ. Очевидно, это было такое изменение полетного плана, которое показалось Санторелли бессмысленным.
– Какое, например?
– Как я уже говорила, они отклонились от курса на семь градусов.
– А Санторелли не мог почувствовать этот поворот, находясь в уборной?
– Самолет начал отклоняться от курса вскоре после того, как Санторелли покинул кабину, но это отклонение было постепенным и сопровождалось только очень легким креном. Санторелли мог что-то почувствовать, но, не видя приборов, он вряд ли предполагал, что отклонение столь велико.
– А кто эти два доктора – Блом и Рамлок?
– Понятия не имею. Но читай дальше. Стенограмма становится все более странной.
БЛЕЙН: Они делают мне больно.
САНТОРЕЛЛИ: Что случилось, командир?
БЛЕЙН: Они мучают меня.
САНТОРЕЛЛИ: Эй, что с тобой?
БЛЕЙН: Скажи им, пусть перестанут. Скажи им!!!
– В этом месте голос Блейна изменился, – подсказала Барбара. – Он с самого начала звучал странно, но после того, как он говорит: "…пусть перестанут", он начинает дрожать. В нем появляется какая-то детскость, незащищенность, что ли, как будто он… Нет, ему не больно, но он как будто сильно расстроен или близок к отчаянию.
САНТОРЕЛЛИ: Капитан… Рой! Давай я поведу.
БЛЕЙН: Мы записываем?
САНТОРЕЛЛИ: Что?
БЛЕЙН: Заставь их перестать делать мне больно!
САНТОРЕЛЛИ (обеспокоенно): Сейчас все будет…
БЛЕЙН: Мы записываем?
САНТОРЕЛЛИ: Сейчас все будет хорошо. Давай…
(Слышится тупой удар, напоминающий удар кулаком. Кто-то, предположительно С., всхрапывает. Еще один удар. С. замолкает.)
БЛЕЙН: Мы записываем?
На востоке гром сыграл свою увертюру на литаврах и тимпанах, и Джо спросил:
– Блейн оглушил своего пилота кулаком?
– Кулаком или каким-то тупым тяжелым предметом, который он мог достать из своей полетной сумки, спрятать под креслом, пока Санторелли отсутствовал, и держать наготове.
– Это предполагает преднамеренные действия. Но какого черта?!
– Я думаю, он попал ему по лицу, так как Санторелли вырубился почти сразу. Десять-двенадцать секунд он молчит, потом… – Она указала на расшифровку и прочла вслух: – "Слышится стон Санторелли".
– Боже мой! – вырвалось у Джо.
– В этом месте голос Блейна на пленке перестает дрожать и истерические нотки пропадают. Теперь в нем слышатся такие ожесточение и злоба, что волосы встают дыбом. Вот смотри…
БЛЕЙН: Заставь их прекратить, иначе, когда у меня будет возможность… когда у меня будет возможность, я их всех убью. Всех! Я хочу это сделать и сделаю! Я убью всех и буду только рад этому.
Лист бумаги в руках Джо задрожал.
Он подумал о пассажирах рейса 353, которые в это время мирно дремали в креслах, читали, работали на компьютерах, листали журналы и комиксы, вязали, смотрели кино, спокойно строили планы на будущее, совершенно не подозревая об ужасных событиях, которые происходили в пилотской кабине. Может быть, его Нина в эти минуты сидела у окна, любовалась звездами или облаками, пока Мишель и Крисси играли в "Поймай рыбу" или "Старую деву" (Джо помнил, что они всегда брали с собой в путешествия карты или наборы детских настольных игр). Потом Джо подумал, что снова мучает себя. Это у него получалось совсем неплохо, поскольку какая-то часть его была уверена, что он заслуживает самой изощренной пытки.
Но сейчас он должен был победить в себе эту слабость. Прогнав от себя горестные мысли, Джо спросил:
– Но что случилось с Блейном? Может быть, он так наглотался наркотиков, что повредился в уме?
– Нет, это исключено!
– Почему?
– При любом расследовании задача номер один – найти останки пилотов, чтобы провести тест на наркотики и алкоголь. В данном случае это потребовало некоторого времени… – Барбара неопределенно махнула рукой в сторону обожженных страшным огнем лиственниц и осин. – Большинство органических останков было раскидано взрывом среди деревьев к северу и западу на расстояние больше сотни ярдов от места падения.
Джо почувствовал, как у него дрожат колени и темнеет перед глазами. Непроницаемый мрак сгущался по краям его поля зрения, и вскоре ему начало казаться, что он глядит на мир сквозь длинный черный тоннель. Стараясь, чтобы Барбара не заметила его состояния, Джо чуть не до крови прикусил язык и задышал редко и глубоко.
Барбара засунула руки в карманы и, наподдав ногой случайный камешек так, что он, описав в воздухе дугу, упал на дно воронки, спросила:
– Тебе обязательно нужно все это знать, Джо?
– Да.
Она вздохнула.
– Мы нашли часть кисти, которая, как мы полагали, принадлежала Блейну. Опознать ее можно было только по полурасплавленному обручальному кольцу, которое прикипело к фаланге пальца. Кольцо было довольно необычной формы… Кроме того, на кисти сохранились кое-какие ткани, по которым мы и определили…
– Отпечатки пальцев?
– Нет, конечно. Кисть была сильно обожжена. Нам повезло, что отец Блейна еще жив. Он дал свою кровь, и лаборатория ВВС, которая осуществляет идентификацию останков военных летчиков на основе сравнительного анализа ДНК, сумела подтвердить, что мы нашли кисть именно Блейна.
– Этот тест надежен?
– На сто процентов. Поэтому мы незамедлительно отправили все образцы к токсикологам на анализ. И в останках Блейна, и в останках Санторелли обнаружились следы этилового спирта, однако они были связаны с начавшимся разложением, ведь кисть Блейна пролежала среди вон тех деревьев почти семьдесят два часа, прежде чем мы нашли ее, а останки Санторелли – почти четыре дня. Процесс разложения уже зашел довольно далеко, и появление какого-то количества этанола было неизбежно, но, если не считать этого, все тесты на алкоголь и наркотики дали отрицательные результаты. Оба пилота были трезвы и не принимали никаких наркосодержащих лекарственных средств.