Мне вдруг снова стало хорошо в собственной шкуре.
Ни мыслей, ни воспоминаний. Только эта огромная – словно вечная – ночь и знакомый голос, произносящий слова негромко, будто кто-то мог подслушивать их, укрывшись где-нибудь в этом странном свете, серебрящем бескрайние виноградники. А еще треск сверчков, звук шагов подруги и прикосновение босых ног – туфли на высоком каблуке она оставила на крыльце – к утоптанной земле тропинки.
– Вот такая история, – закончила Пати.
Не собираюсь я думать сейчас о твоей истории, мысленно возразила ей Тереса. Ни думать, ни обмозговывать, ни анализировать чего бы то ни было этой ночью, пока длится темнота и вверху есть звезды, и от текилы и порошка мне так хорошо – в первый раз за столько времени. И я не знаю, почему ты тянула со всем этим до сегодняшнего дня, как не знаю, на что ты рассчитываешь. Я слушала тебя, как слушают сказку. И по мне лучше, чтобы это было именно сказкой, потому что отнесись я к твоим словам иначе, мне придется согласиться с тем, что существует слово «завтра» и существует слово «будущее»; а сегодня ночью, бредя по тропинке в этих полях, которые принадлежат тебе, или твоей семье, или черт знает кому, но наверняка стоят целую уйму денег, я не прошу у жизни ничего особенного. Так что давай будем считать, что ты рассказала мне красивую историю, или, вернее, рассказала то, на что намекала, еще когда мы жили в одной камере. А потом я пойду спать, а завтра, когда в лицо ударит свет, будет другой день.
И все же, вынуждена была признать она, твоя история хороша. Жених, изрешеченный пулями, полтонны кокаина, которую так никто и не нашел. Теперь, после праздника, Тереса могла представить себе этого жениха – примерно такого же, каких видела там, в темном пиджаке и рубашке без галстука, элегантного с головы до ног, породистого, в стиле второго или третьего поколения района Чапультепек, но в улучшенном варианте, холимого и лелеемого с самого детства, как те мальчишки, дети кульяканских богачей, что ездят в школу на собственных внедорожниках «судзуки» в сопровождении телохранителей. Жениха, который якшался со всяким сбродом, имел любовниц на стороне и позволял невесте иметь любовников обоих полов, играл с огнем, пока не обжегся, сунувшись туда, где за ошибки, вольности и повадки избалованного молодого петушка приходится платить собственной шкурой.
Убили и его, и двоих его партнеров, сказала Пати. Тереса лучше многих знала, о каких страшных вещах говорит ее подруга. Его убили за обман и невыполненные обещания; ему не повезло, потому что как раз на следующий день им собирались вплотную заняться парни из бригады по борьбе с наркотиками, пристально следившие за передвижениями второй половины тонны кокаина и державшие под неусыпным наблюдением как его самого, так и все, что так или иначе было с ним связано, вплоть до стаканчика для полоскания зубов.
Его убрала русская мафия: на карательные меры пошли, сочтя неубедительными его объяснения о подозрительной пропаже половины груза, прибывшего в контейнере в порт Малаги. А эти коммунисты, перестроившиеся в гангстеров, шутить не любили: когда их долгие уговоры и угрозы не дали результата, терпение лопнуло, и в итоге одного жениховского партнера нашли мертвым в кресле перед телевизором в собственном доме, другого – на автостраде Кадис – Севилья, а самого жениха подстерегли, когда он выходил из китайского ресторана в Фуэнхироле, бум, бум, бум, когда он открывал дверцу машины, три пули в голову ему и две, случайно, в Пати, за которой никто не охотился, потому что все, даже погибшие партнеры ее жениха, считали, что она не имеет ко всему этому никакого отношения. Но черта с два – она его имела, да еще какое.
Во-первых, садясь в машину, она оказалась в зоне обстрела, а во-вторых, ее жених страдал словесным недержанием в постели или нанюхавшись кокаина. Так вот, он в конце концов выболтал Пати все: партия кокаина – половина того груза, прибывшего в Малагу, – которую все считали пропавшей и полагали, что она оказалась на черном рынке, все еще лежит нетронутая, аккуратно упакованная, в одной из пещер на побережье вблизи мыса Трафальгар, ожидая, пока кто-нибудь ею займется. После гибели жениха и его партнеров единственной, кто знал это место, оказалась Пати. Ребята из бригады по борьбе с наркотиками поджидали ее прямо у дверей больницы, и когда ей задали вопрос о пресловутой полутонне кокаина, она высоко вскинула брови. Что? Я не знаю, о чем вы говорите, сказала она, посмотрев им в глаза всем по очереди. После долгих препирательств ей все же поверили.
– О чем ты думаешь, Мексиканка?
– Я ни о чем не думаю.
Они остановились, и Пати смотрела на нее. Луна освещала ее сзади, очерчивая контуры плеч и головы, и ее короткие волосы казались седыми.
– Ну, постарайся. Сделай усилие.
– Не хочу. Сегодня ночью – не хочу.
Вспышка. Пламя спички и огонек сигареты осветили подбородок и глаза Лейтенанта О'Фаррелл. Это снова она, подумала Тереса. Она, всегдашняя.
– Ты правда не хочешь узнать, почему я рассказала тебе все это?
– Я знаю, почему ты это сделала. Ты хочешь добраться до этого клада. И хочешь, чтобы я тебе помогла.
Огонек сигареты дважды ярко вспыхнул. Они снова пошли по тропинке.
– Ты ведь занималась такими вещами, – просто сказала Пати. – Невероятными вещами. Ты знаешь места. Знаешь, как добраться туда и вернуться.
– А ты?
– А у меня есть связи. Я знаю, что делать потом.
Тереса по-прежнему отказывалась думать. Это важно, сказала она себе. Она боялась, дав волю воображению, опять увидеть перед собой темное море и искрящийся вдали маяк. Или, может, тот черный камень, что убил Сантьяго, а ей стоил полутора лет жизни и свободы. Поэтому нужно подождать рассвета и обдумать все это в сером свете зари, когда ей станет страшно. В эту ночь все казалось обманчиво легким.
– Туда опасно идти. – Она произнесла это неожиданно для самой себя. – И потом, если узнают хозяева…
– Никаких хозяев больше нет. Прошло много времени. Никто не помнит.
– О таких вещах помнят всегда.
– Хорошо. – Несколько шагов Пати прошла молча. – Тогда мы будем вести переговоры с теми, с кем будет нужно.
Невероятные вещи, сказала она несколько минут назад. Впервые Тереса услышала из ее уст слова, выражавшие такое уважение или такую похвалу ей. Ты не болтаешь, и ты не предательница – это она слышала, но такого, как сейчас, – никогда. Невероятные вещи.
Она сказала это просто, как равная равной. Ее дружба лишь изредка выражалась словами, да еще подобными этим. Не врет, рискнула предположить Тереса. Что-то мне подсказывает – она говорит искренне. Могла бы использовать меня, но непохоже, чтоб собиралась это сделать. Она знает меня, я знаю ее. И нам обеим это известно.
– А мне какая польза от всего этого?
– Половина. Если только ты не собираешься и дальше вкалывать на своем пляже.
Воспоминание больно резануло ее: жара, пропитанная потом футболка, подозрительный взгляд Тони из-за стойки, неизбывная, животная усталость. Голоса людей на пляже, запах тел, обмазанных маслом и кремом. От всего этого до такой вот прогулки под звездами – всего четыре часа езды на автобусе. Ее размышления прервало громкое хлопанье крыльев в соседних ветках. От неожиданности Тереса вздрогнула. Это филин, сказала Пати. Здесь много филинов. Они охотятся ночью.
– А вдруг этого порошка уже там нет, – проговорила Тереса.
И все же наконец она думала об этом. Все же, все же.
Глава 9.
И женщины тоже могут
Всю первую половину дня лил дождь.