Я вспомнил, как хладнокровно она легла с явившимся в моё отсутствие А. И как хладнокровно в нескольких строчках повествовала об этом эпизоде в своём дневничке.
Я выпил водки, чтобы любить её больше и дольше. Я всегда был храбрым и по-своему практичным парнем. Практичность моя заключалась в том, что я предпочитал лучшее. Я не боялся ответственности. Трудные женщины - такая же реальность, как трудные дети. Я не боялся трудных женщин. Я их выбирал.
Мы пошли вдоль всех набережных и по всем местам от Потёмкинской улицы к Петропавловской крепости. Нева грузно плескалась вся сразу, как холодец, студень. Там за парапетом, сизая, чёрная, холодная. Реки зимой всегда вызывали у меня озноб. Вблизи реки я чувствовал себя накануне погружения, почему-то всегда примерял, что вот окунусь в сизом студне, примерял долго ли продержусь.
Беретик на ушах, как носят московские девочки, сигаретка у губ, дутая куртка, джинсы, ботиночки - вся спортивная и неутомимая Лиза рядом, справа, а за нею Нева. А на той стороне - "Кресты" краснокирпичные старые корпуса тюряги, куда через два года попадёт Андрей Гребнев и откуда он выйдет уже не Андреем Гребневым ещё через год. А до этого туда попадёт питерский национал-большевик Стас Михайлов за убийство на кладбище человека кавказской национальности. А ещё до этого в конце марта уйдёт Лиза. А ещё через неделю уйдёт Дугин. Она - 26 марта. Он - ? Окончательный разрыв произошёл после собрания 6 апреля. Девушка и лучший друг ушли с дистанцией дней в десять. Так и должно быть. Так жестоко и должно быть.
А пока мы шли с ней и целовались под дождем. "Ну как же я тебя люблю, Лимонов?!" - говорила она покровительственно. "Маленький. Ты же маленький", - говорила она как с ребёнком, глядя на меня. "Это для других ты вождь, а для меня..." - в её ласковых словах я чувствовал опасность. Но я не возражал. Я пронзительно знал, что всё развалится, что не будет её, но будут другие, не будет Дугина, но будет другое, что я всё соберу. Соберу опять, так как я должен собирать, строить, из Хаоса строить Космос. А их удел разрушать. Что мы боремся: Инь и Янь, Тьма и Свет, Ормузд и Ариман...
Как ребёнок у царских врат я знал будущее: у Блока есть такие чудовищные строки о том, как девушка пела в церковном хоре о happy end, что вернутся все корабли в гавань "и только далеко у царских врат" замечает холодный Алекссандро Блок "причастный тайнам плакал ребёнок, о том что никто не придёт назад". Я шёл рядом с нею и хоронил нас. И коллекционировал её позы. Рука с сигареткой. Зажигалка. Глаза спокойные, покровительственные. Её глаза лгали даже ей самой. Она шла уверенно, с фашистом, на сутки, на двое, на трое, или на неделю - абсолютно уверенная в том, что это со мной надо быть. На Потёмкинской в штабе НБП не было санитарных условий, поэтому под джинсами, под колготами, под трусами из её небольшой щели выкатилась при ходьбе мазок за мазком капля за каплей сперма фашиста идущего рядом с ней. Рано утром на кресле-кровати Александра под портретом Муссолини в Каске фашист выплеснул свою сперму в еврейскую девочку Лизу. Я с нежностью думал об этом.
Вышел луч солнца. Побликовал на облезлой игле Петропавловской крепости. Мокрые мы слонялись по аллеям. Вышли туда, где стояли пушки. Там открывался широкий раструб Невы, булыжные камни мощёной набережной в этом месте были забрызганы невской волной. С Рижского залива от Балтики задул ветер. Направление ветра точно совпадало с направлением брызг невской воды.
Вымерзшие, мы зашли в сырую палатку при выходе из крепости. Там была только водка. И только пиво. Я выпил свои двести грамм и причастный тайнам стал смотреть, как она ест сосиску в тесте. Как кошка на один бок.
"Лаура, я твой Петрарка, Че Гевара, я твой Реджис Диоре, - обратился я к ней.
.. - Чтобы увидеть тебя - нужны очи. Я вижу тебя!"
"Что?" - спросила она.
"Я могу дать тебе бессмертие", - сказал я.
"Напился? - Сказала она. - Тот кто у нас никогда не бывает пьяным? Как его зовут?"
"Напился, - согласился я. - Лимонов его зовут".
И всё произошло, как я увидел. Всё рассыпалось. И я опять стал создавать Космос из Хаоса.
Дон
Дон связан с моим происхождением. Дело в том, что по отцу наша семья Савенко происходит из Воронежской области, из верховьев Дона. Отец мой родился в 1918 году в городе Бобров Воронежской области бабка моя Вера ( в девичестве Борисенко) прожила всю 58-летнюю жизнь в городе Лиски, Воронежской области. А вообще- то все Савенки вышли из небольшой деревни Масловка Воронежской области. Придурки москвичи причисляют меня иногда по фамилии к украинцам, но это потому что не осведомлены. Так же как и на Кубани живёт в верховьях Дона множество людей с фамилиями кончающимися на "о", все они потомки казаков. Ни бабка моя ни слова не знала по-украински, ни отец не знает. Верховья Дона и городки вокруг него исконно казацкие. В этих местах родился отец Степана Разина, я городок Бобров, где родился мой отец был в своё время ставкой восстания Болотникова. Мы бунтовщики по крови своей и в том что я сижу сейчас в крепости у злых московитов есть историческая закономерность. Если же ещё добавить, что согласно семейной легенде сообщённой мне бабкой Верой (когда мне было 15 лет) в кровь нашу по дороге затесалась буйная кровь сотника - осетина, то со мной всё ясно. От матери в мои вены пущена струя татарской крови, так что Аллах Акбар и молиться мне надо портрету Степана Разина в турецкой чалме, такой существует.
Я видел в детстве Дон детскими глазёнками. Поскольку мы прожили с матерью у бабки в Лисках кажется год. А взрослыми глазами я увидел этот широкий поток воды только осенью 1994 года. В Ростове- на- Дону появилась тогда первая региональная организация Национал - Большевистской партии. Скелетом организации послужили музыканты Олег Гапонов и Иван Трофимов, и предприниматель Олег Демьянюк ( он владел мастерской по пошиву обуви ). По их приглашению я отправился в Ростов в сопровождении Тараса. Инструктировать нашу первую регионалку. Мы были необычайно горды.
Гапонов с Трофимовым тогда уже перестали называть себя группой "Зазеркалье", и называли себя группой "Че Данс", т.е. было понятно что они находятся внутри своего латиноамериканского периода, их хитом была песня "Делайте бомбы, убивайте банкиров..." Однако уже в 1995 году они приехали в Москву почему-то с пятью барабанщиками. Дело выяснилось лет через пять, когда вдруг прославилась(не то в1999, не то в2000году)на всю страну группа "Запрещённые барабанщики" с песней "Ай- ай- ай, убили негра, убили негра". Текст песни был написан Трофимовым, к тому времени правда он уже отошёл от руководства региональным отделением НБП в Ростове, как и Гапонов. Из музыкантов, да и вообще из "artists" политические руководители получаются не очень высокого качества. Вот из журналистов, из них да, достойные получаются кадры.
Поезд перед Ростовом несколько часов кряду идёт вдоль Дона. В начале Дон каштановый блестит в камышах, потом показывается первые грузовые краны, затем широкобёдрые корабли, и вот уже едем вдоль целого леса кранов, а кораблей и считать уже не хочется. В окно влетает воздух как морской, прелая душная зелень плавней. Что касается цвета воды, то надо сказать, что у больших рек он не бывает определённым. Так я видел Сену молочной или сизой или голубой, в зависимости от времени года, от цвета облаков над нею, или цвета чистого неба, наклона солнечных лучей, количества дождей выпавших в верховьях или сорта водоросли - паразита, атаковавшего воды.