Ну как, оформлять будем? А?
— Сколько? — прохрипел Бубуев. По лицу его, распухшему и исцарапанному, пробежала тревожная волна.
— Цены поднялись… — вздохнул лейтенант. — Довели страну, сволочи!
— Начальник! — заранее взмолился Бубуев. — Нет денег таких… Я «Волга» покупал только-только. Дай поторгую — отдам!
— Не, так не пойдет, — отрицательно покачал головой милиционер, — пока ты там наторгуешь, эти деньги вполовину меньше стоить будут.
— С собой нет, начальник. Отпусти, а? Соберу!
— На, — милиционер пододвинул телефон к задержанному, — звони Мурату.
С колотящимся сердцем Заур ухватился за трубку и трясущейся рукой набрал знакомый номер.
— Мурата можно? Заур Бубуев говорит.
— Подожди… — ответили из трубки. Потрескало, затем тихий голос спросил:
— Заур? Чего хочешь, а?
— Муратик, дорогой, я в милиции, платить надо, иначе все, хана…
— Какой ты нехороший, Заур! Дай трубочку лейтенанту, пожалуйста.
У Заура на какое-то время отлегло от сердца. Он передал трубку милиционеру. Тот сказал:
— Слушаю. Так, понял. Так… Ага… Угу… Будет. Все, бывай здоров!
— Ну? — Заур с надеждой всматривался в улыбчивое лицо лейтенанта.
— Да как тебе сказать… — вздохнул лейтенант. — Не хочет он за тебя платить. Придется оформить по сто семнадцатой.
— Какой сто семнадцатый! — взвыл Бубуев, теряя самообладание. Он вскочил, но в это время сзади оказались два сержанта с красивыми, большими резиновыми дубинками. Били они не очень сильно, но очень больно, тем более что многие удары приходились по тем местам, которые уже пострадали от рэкетиров.
— В общем, так, — подытожил лейтенант, — ты, Заурчик, сядешь в КПЗ и подумаешь на досуге, как и каким способом отмазываться будешь. Если думать отчего-то разучился или борзота напала, это нестрашно. В КПЗ тебя думать научат. Ну а если случайно забыл, куда деньги положил, тебе помогут вспомнить, будь уверен. Конечно, если и впрямь обеднел, то придется тебя все-таки по этапу. Тогда признавайся поскорее, не мучай себя и других.
… Когда Заур, прихрамывая, вошел в двери КПЗ и сержант с лязгом закрыл за ним дверь, из провонявшей полутьмы донеслось:
— Привет, корешок, это не ты Заур Бубуев будешь?
— Я! — обрадованно воскликнул несчастный, надеясь, что тут окажется кто-то знакомый.
Тут же со всех сторон с нар, из темных углов повыползли обитатели этой страшной норы, по сравнению с которыми горьковские ночлежники из «На дне» смотрелись вполне интеллигентно.
— Староват, — прогнусавил кто-то разочарованно.
— Ничего, сойдет, — успокоил другой, и не меньше десятка рук вцепились в Бубуева. Он отбивался, брыкался, царапался, его били очень сильно и очень больно. Потом кто-то объявил:
— Приступим, господа!
И бедного Бубуева растянули на полу со спущенными штанами…
СТАРОСТЬ — НЕ РАДОСТЬ
Валя Бубуева, после того как ее искорябанного бабьими когтями мужа увезли в милицию, а подруги-защитницы, порассуждав насчет бесчинства «чурок», разошлись, наконец-то смогла выпустить из туалета обладателя брюк, висевших на спинке стула. Надо сказать, что он был совсем не посторонним человеком в доме отдыха, но, к сожалению, предпочел не появляться ни перед Зауром Бубуевым, ни перед заступницами Вали, ни перед вызванной ими милицией. Во-первых, официально он находился в Новокрасноармейском (Старопоповском) райисполкоме или, как теперь чаще говорили, в «администрации района». Во-вторых, он был директором дома отдыха С.Т. Забулдыгиным, а в-третьих, он приходил к Вале Бубуевой вовсе не с целью контроля за жилищными условиями сотрудников.
Светозар Трудомирович был женат, числился — согласно всем характеристикам прошлых лет — прекрасным семьянином и не хотел, чтобы в характеристику с этого места работы были внесены какие-либо уточнения.
— Светик, — выпуская «узника совести» из сортира, попеняла Валя, — что ж ты, миленький, штанишки забыл, а?
Всовывая ногу в штанину, Забулдыгин внес предложение:
— Мне кажется, что нам пора немного изменить наши отношения. По-моему, мы ведем себя слишком вызывающе. Знаешь ли, этот твой бывший муженек может там наговорить лишнего…
— Это как «изменить»? — подбоченясь, потребовала уточнений Валя. — Завязать, что ли?
— Ну… — замялся Светозар Трудомирович, — можно перенести наши встречи в другое место…
— К тебе в кабинет, например? Или домой, к супруге? А может, в комнату дежурной по корпусу? Ловкий ты как сто китайцев!
— Ну ладно, ладно… — попытался погасить назревающий конфликт директор, окончательно застегнувшись. — Не сердись!
— Посмотрю еще, как оклад подымешь, — угрюмо проворчала Валя. — В том году пообещал сколько? А поднял только тогда, когда на эти деньги шиш чего купишь!
— Ну, Валечка, это же инфляция, сама знать должна, я тут ни при чем…
— Был бы при чем, так вообще б убила, — буркнула Валя, вяло целуя директора на прощание.
Светозар Трудомирович погляделся в зеркало, причесался и, осторожно выглянув в пустой коридор, выскользнул за дверь. В руках у него был портфель, выглядел он очень по-деловому. Впрочем, он и сам ощущал, что ему надо спешить. Довольно быстро он добрался до административного корпуса, прошел в свой кабинет и набрал номер президента совета директоров «Интерперестрой лимитед».
— Запузырин у аппарата! — отозвалась трубка.
— У меня вот какое дело, Август Октябревич. Тут у нас один хулиган с Кавказа появился, наши девушки его в милицию сдали…
— Как фамилия? — строго спросил Запузырин.
— Бубуев…
— Ты, Светозар, перезвони через пять минуток, я уточню и разберемся…
Надо сказать, что эти пять минут Забулдыгин провел отнюдь не спокойно. Очень даже могло оказаться, что Заур Бубуев человек уважаемый и известный. Хотя о нем и его социальном положении Светозар Трудомирович был несколько осведомлен, но все же человек, который мог в одночасье купить «Волгу», по его мнению, был личностью не простой, а очень даже серьезной. Забулдыгин в свое время с трудом накопил денег на «Жигули». С трепетом он вновь набрал телефон Запузырина и с облегчением услышал:
— Ерунда. Все нормально. Его оформляют по сто семнадцатой плюс сопротивление сотрудникам милиции. Он ничей, так просто, дурачишка. В общем, когда следователь будет, оказывай содействие, смотри, чтоб свидетелей липовых не было. Уловил? Этой самой, потерпевшей, тоже поясни обстановку. Ну и вообще, не тушуйся. Будь здоров!
Успокоенный Забулдыгин повесил трубку.
Тем временем закончился обед, а Сутолокина в столовой так и не появилась. Александра Кузьминична не пришла по нескольким причинам. Во-первых, ей не хотелось есть, а во-вторых, представить себе, как она будет сидеть за одним столом с Котовым, Сутолокина не могла. Она ощущала некое раскаяние, словно Котов был ее законным мужем. Удивительно, однако раскаяния в отношении Эдуарда Сергеевича Сутолокина у нее не было.
Сам Котов пришел на обед, хотя и у него не было ни малейшего желания смотреть на Сутолокину. Однако в отличие от Сутолокиной он очень хотел есть.
— Что-то наша юная леди отсутствует, — заметил дед Агапов, — не иначе, роман завела!
— А ты что думал, — съязвила Нина Васильевна, — она тебя дожидаться станет?
— Эх, старость — не радость, — вздохнул Агапов.
После обеда Котов опять отправился к лодочной пристани, но, вспомнив, как неприятно закончилась его первая поездка, решил не брать лодку. Он нашел в заборе калитку, которая вывела его прямо в лес, и двинулся по едва заметной тропинке, петлявшей между сосен.