Вот горькие, но справедливые строки из письма одной молодой читательницы автору этой книжки: «Мы почти не произносим открытого текста, мы не строим больше нашу речь сами, а собираем ее из готовых стандартных деталей, но подчеркиваем „кавычками“, что делаем это сознательно, что понимаем все убожество нашего материала. Мы повторяем те же ненавистные штампы, выражая свое отношение к ним лишь негативно, ничего не создавая взамен».
Думается, это – голос того поколения, перед которым виноваты мы, старшие. Но и в этом поколении уже не все понимают, что утрачено. А что же достанется внукам?
Ох, как хочется в иные минуты кричать «караул»!
Люди добрые! Давайте будем аккуратны, бережны и осмотрительны! Поостережемся «вводить в язык» такое, что его портит и за что потом приходится краснеть!
Мы получили бесценное наследство, то, что создал народ за века, что создавали, шлифовали и оттачивали для нас Пушкин и Тургенев и еще многие лучшие таланты нашей земли. За этот бесценный дар все мы в ответе. И не стыдно ли, когда есть у нас такой чудесный, такой богатый, выразительный, многоцветный язык, говорить и писать на канцелярите?!
Жечь или сушить?
Не всякий пишущий способен глаголом жечь сердца людей. Но, казалось бы, всякий писатель к этому стремится. А для этогоглагол – то естьслово – должен быть жарким, живым.
Быть может, самое действенное, самое взволнованное слово в нашем языке – как раз глагол. Быть может, не случайно так называется самая живая часть нашей речи.
Громоздкими канцелярскими оборотами жечь сердца, затронуть душу довольно трудно. Обилие существительных, особенно отглагольных, тяжелит и сушит речь. Фраза со многими косвенными падежами неуклюжа и недоходчива. Причастия и деепричастия, слова вродевращающиеся, находившиеся, выращиваемые тоже не делают прозу благозвучной, ясной и никого не взволнуют. Во всем этом нетрудно убедиться. К примеру, авария на корабле, люди на краю гибели – и вот как в двух вариантах рассказано о капитане:
…Под влиянием длительного непрекращающегося напряжения он словно утратил способность к критическому суждению
Эти тревожные дни дались ему нелегко, и он словно разучился критически мыслить (ясно понимать происходящее, трезво судить о том, что происходит).
Я почему-то почувствовал сильное ощущение одиночества.
Мне почему-то стало очень одиноко.
Заметьте, варианты, напечатанные справа, – вовсе не лучшие из всех возможных. И все же едва ли человек с нормальным зрением и слухом предпочтет им то, что вы видите слева. Однако в печать очень часто попадают именно варианты «левого» типа.
По мере приближения момента встречи с нею
Чем меньше времени оставалось до встречи с нею
Это не может не явиться плодотворным поводом для размышлений
Тут есть о чем задуматься
Это – перевод книги современной, даже очень современной. А вот, не угодно ли, каким предстает в переводе писатель-классик:
«Способность к усыплению»;»Я попытался привести себя в бодрствующее состояние»; «Нет возможности составить догадку о нашем местоположении»; «Сброд, обладавший огромным перевесом» (тут не сразу поймешь, что герои столкнулись с толпой и сила оказалась на стороне этого сброда).
Есть такая болезнь – водобоязнь. А многие литераторы, увы, страдаютглаголобоязнью . И неизменно шарахаются от глагола, от живой воды языка, предпочитая всяческую сухомятку.
Журналист (да притом еще и поэт) пишет в газете: герой делает то-то и то-то, «заходя в иныеизмерения с цельюпреодоления расстояния ». Как же ему, поэту, не резнули ухо эти скучные отглагольные окончания? И что это, как не глаголобоязнь?
Два автора в полной бурных событий повести пишут: «…можно было встретить любоенападение . Первоепогружение(под воду) принеслоразочарование , хотя вода была наудивление прозрачная».
Ну что это такое, в самом-то деле! Зачем такой нудный протокольный стиль, такой беспросветный канцелярит? А ведь из четырех отглагольных существительных двух легко избежать: Первое погружение насразочаровало , хотя вода былаудивительно (на редкость) прозрачная.
Что лучше, уместнее в современном романе или рассказе (а тем более очень современном, научно-фантастическом):
Выслушайте мое предложение.
Вот что (или послушайте, что) я предлагаю.
Это не способствовало искоренению недуга.
Не помогало искоренить (хотя бы так!).
Воспоминание было нежелательно.
Я не хотел вспоминать (или просто – не хотелось).
Мы воздержались от заявления о дне старта.
Мы не сообщали…
В глазах (у пса!) быловыражение такой беззащитнойдоверчивости …
…смотрел так беспомощно, так доверчиво…
Рассказ одного из мастеров современной английской прозы:
«…вокликании занятых таксиесть что-то ещеболее унизительное , чем взаигрывании с девушками, идущими на свидание». Не лучше ли:окликать … таксипочему-то еще унизительней , чемзаигрывать с девушками, идущими на свидание? Избавьте фразу от лишних канцеляризмов – и она станет более свободной, гибкой, да и просто лучше прозвучит.
Десятки, сотни раз читаешь:испытывал чувство счастья, горечи, досады – там, где куда лучше сказать:радовался, горевал, досадовал , либо, на худой конец, –был огорчен,был счастлив.
Никакой жалости к ней он не испытывал.
Он нисколько (ничуть) ее не жалел.
Даже к собственной дочери ониспытывал недоверие .
Даже собственной дочери он не доверял.
Он испытал сильное головокружение.
У него закружилась голова (а может быть, и подкосились ноги!).
Впал всостояние прострации – сказано там, где верней и выразительней просто:оцепенел .
Онпочувствовал страх(ужас) – а лучше:ему стало страшно(или, смотря о ком и о чем речь, – ониспугался, струсил, струхнул , его охватил, им овладел ужас).
В огромном, подавляющем большинстве случаев лучше заменить существительное (особенно отглагольное!) глаголом. Право же, от этого любой текст станет понятнее, живей, выразительней.
Мысль… произвела на меня слишком ошеломляющее впечатление.
…слишком меня ошеломила
Я был с ним отчасти согласен, ноудовольствие, которое я испытывал, штурмуя гору,сознание , что нога человека никогда еще здесь не ступала,а также радость, доставляемая мне созерцанием все расширявшегося … пейзажа , – были для меня достаточной наградой.
Он был, пожалуй, прав, но мне (весело) радостно было штурмовать гору, знать, что до меня здесь еще не ступала нога человека, я с восторгом смотрел на великолепную картину (любовался картиной), которая все шире раскрывалась передо мною, и не нужно мне было другой (лучшей) награды.
«…Мы остановились… чтобы выяснить…названия мест , где былисовершены нападения … на людей, иих(нападений или людей?!)точные даты …»
Это не протокол, это рассказ охотника о событиях драматических, об охоте на тигра-людоеда. И надо было перевести: чтобы выяснить точно,где и когда тигрнападал на людей. Снова и снова говорится, что зверьсовершил нападение , а нельзя ли просто –напал ?
«…Викинг… начал преследование». Не лучше ли: пустился преследовать врага, кинулся вслед, вдогонку.
«Черные лодки и одежды гребцовсоздавали впечатление армады тьмы» – право,впечатление оказалось бы сильней без этого канцеляризма и двух родительных падежей. Стоило перестроить всю фразу, к примеру: Лодки были черные, игребцы тоже в черном, – казалось, надвигается армада тьмы .
«Теперь всесомнения относительно враждебных целей визита исчезли» – тут даже не сразу поймешь, что к чему. Приплыли-то не просто гости, а враги, но эту тяжелую, громоздкую фразу можно понять и в обратном смысле. А верней бы сказать:Теперь уже не оставалось сомнений(а лучше –стало ясно ),что приплыли они как враги .