Из жизни фруктов - Лаврова Ольга 2 стр.

Но вы должны разобрать­ся; изживаются эти трудности или, напротив, их холят и лелеют, чтобы ими прикрыть недостатки в работе. А возможно, и злоу­потребления.

– Все понял, Петр Никифорович.

– Когда приступите?

– Прибыл в ваше распоряжение десять минут назад.

* * *

Тем временем продолжается разбор драки в отделении мили­ции. Томин, только что разговаривавший с предприятием Панко, кладет трубку, слегка сконфуженный.

– Теперь убедились? – Панко успокоился.

– Убедился… Садовый кооператив действительно поручил Панко реализовать ягоду на рынке, – говорит Томин дежурному. – Собираются на вырученные деньги коллективную теплицу строить.

– Во-он… Выходит, обознались… Ну, извиняемся, бывает.

– Да, товарищи милиция. Против частного сектора у всех предубеждение! А почему, я спрошу? Что мы у кого отнимаем! Только даем. Из ничего чего делаем. На нашем вот месте одни кочки росли. А теперь сады? Плохо?

– Отчего же. Хорошо, – вынужден согласиться дежурный.

– А рядом, между прочим, деревня запустела! – возбуждается Панко. – Мы землю окультуриваем. Что вырастет – все польза. Либо сами съедим заместо магазинного, либо кто-то тоже на доброе здоровье съест.

– Есть опасность такая – рецидив психологии, – входит во вкус беседы дежурный.

– Это понятно – рецидива мы боимся. А что люди от земли отвыкают – не боимся! Иные как живут: отработал и загорает на природе, магазинную картошку на костре печет, колбаской из гастронома закусывает. После него – кострище да битые бутыл­ки. Я бы этих дачников… По мне, если есть какой клочок – хоть грядку, да вскопай, чем небо коптить! Но я за лопату – а общество уже, пожалуйста, косо смотрит!

– Ну, это прошло. Копайте. Все «за». Против, когда больно уж наживу качают.

– Опять поспорю. Вникнуть – откуда нажива?

– От продажи излишков.

– Так. А откуда излишки?! Работал больше – вот откуда! А кто те излишки съел? Империалисты?

– При чем империалисты?

– Именно что свои съели, советские. Теперь – зашуршал лишний рубль. Куда он денется? В магазин снесут. Рояль ли купят, насос для колодца – все одно государству отдадут. Так?

– Да вроде и так… А какая деревня-то запустела? По назва­нию?

– Орловка деревня.

– Я ведь тоже с-под Курска, – со смущением произносит дежурный. – Да… Одно скажу – цена у вас немилосердная.

– Цена дорогая, это да, – вздыхает Панко. – Но у совхозов себестоимость – своя, у нас – своя. Мы же все руками. Да еще не умеем. Тяпки пудовые. Или навоз, скажем, – где он? Помощь нужна, товарищи. Может, частник-то сейчас новую форму жизни создает: умственный труд с физическим. Как, товарищ майор? – обращается он к Томину.

– Я не философ, я сыщик. И как сыщика меня интересует, за что вас били. Обознаться могли?

– Н-нет. Я один на рынке с черешней стоял.

– Пятьдесят рублей, я понимаю, это выдумка. Однако что-то они против вас имеют.

– Шишкина этого первый раз вижу.

– А остальных?

– Двоих – вчера.

– Вчера?

– Столкновение случилось. Я только подъехал – они к маши­не: «Двигай, дядя, на другой рынок, здесь тебе места нет». Я говорю, чем шутки строить, помогите разгрузиться. Думал, они к этому клонят, – поясняя, Панко трет палец о палец. – «Нет, говорят, проваливай». А шофер-то мой… тихий парень, но в кабине не помещается. Посмотришь – страшнее войны. Как он полез наружу – их ветром сдуло.

– И среди сегодняшних они были?

– Да.

– Перекупщики, товарищ майор, – уверенно говорит дежур­ный.

– Они предлагали вашу черешню взять?

– Нет… Да я бы и не отдал, между прочим.

* * *

Через день Томин заглядывает к директору рынка. Все дово­дить до конца – тоже автоматика. Директор – седой человек, подтянутый и точный в движениях, разговаривает с Томиным у широкого окна, откуда видна толчея в торговых рядах.

– Шишкина оформили по мелкому хулиганству.

– Да, мне доложили, – не удивляется директор.

– Может быть, вам известно и кто остальные трое?

– Точно не известно, но… понятно.

– Перекупщики?

– Видимо, да.

– Но потерпевший никому не составлял конкуренции: другой черешни на рынке не было.

– На следующий день появилась. Наше хранилище приняло две машины.

– Так. Заранее знали и держали место. Сегодня она в продаже?

– Разумеется.

– Иду посмотреть, кто торгует. Составите компанию?

За прилавком Панко взвешивает небольшую горку черешни, ссыпает в целлофановый пакет, протянутый покупателем, получает деньги. На ценнике перед ним – «6 руб. 50 коп». – А рядом еще двое с черешней. Ягода чуть покрупнее, на ценнике стоит – «7 руб».

Томин окидывает продавцов пристальным взглядом. Дождав­шись, пока покупатель отойдет, обращается к Панко:

– Добрый день.

– Здравствуйте… – Панко машинально оправляет халат и, не зная, что сказать, начинает неумело сворачивать газетный кулек. Томин берет за черешок ягоду, пробует.

– Мм… Красота!

– Хорошая? – интересуется женщина, колебавшаяся, у кого купить – А то мне в больницу.

– Во рту тает.

– Свешайте полкило, – решается покупательница.

Пока Панко «с походом» накладывает черешню, Томин обора­чивается к его семирублевому конкуренту.

– А ваша откуда?

– Полтавская, полтавская. Попробуйте, – откликается прода­вец с подчеркнутым радушием.

– Пресновата будет, – констатирует Томин, после тщатель­ной дегустации и этим авторитетным замечанием побуждает еще кого-то предпочесть Панко. Директор наблюдает с усмеш­кой.

Томин снова придвигается к Панко.

– Знакомых не видно? – показывает глазами на соседа.

– Нет.

– Ну успеха вам! – И с сожалением говорит директору. – Не те.

– Тех здесь и не будет. Пойдемте, объясню.

Разговор продолжается в пустых рядах.

– Я распорядился, чтобы они убрались с рынка.

– Вот что… Подальше от меня?

– Нет, это дисциплинарная мера. На базаре нравы, конечно, базарные, но четверо на одного – уже чересчур.

– Чисто показной жест. Ваши перекупщики уйдут на другой базар, а те перекочуют сюда!

– Надеюсь. Буду огорчен, если этого не случится.

– Вы… откровенны.

– Оставьте саркастический тон. Перекупщик по-своему ну­жен.

– Тогда нужен всякий спекулянт, и зря мы их сажаем!

– Давайте поговорим спокойно, инспектор. Рынок – место для торговли, кусок пространства с прилавками. Мой долг, чтобы на это пространство доставляли продукты. Но мне никто не обязан доставлять. Мой поставщик в массе неорганизованный частник, колхозник, рабочий, много пенсионеров. Имеют они возможность сами стоять в рядах?

– Вероятно, не всегда.

– Далеко не всегда! Привезет человек товара на недельную торговлю, а свободен два дня. Да еще рвется магазины обегать, деревенские заказы выполнить. Он охотно сбывает пусть дешевле, но оптом.

– Все это ясно, но…

– А ясно вам, инспектор, что рынок не способен предложить частнику выход? Мы не можем никоим образом приобрести его творог или редиску. Я бы с радостью отдал часть пространства Центросоюзу. Пусть кооперация скупает на комиссионных нача­лах.

– Так отдайте!

– Если б я ушел в отставку генералом, а не полковником, то, возможно, решал бы сам подобные вопросы.

– А пока предпочитаете терпеть племя паразитов.

– Давайте уж совсем закроем рынок! – прерывает директор. – Неровен час, кто наживется!

– Ладно, товарищ полковник, кончим спор. Что вам известно об арестованном?

– Кличка «Сеньор Помидор». Старшина перекупщиков на нашем рынке. А по слухам, в курсе ситуации и на остальных. На одном, допустим, огурцов целый рад, а на другом разбирают последние килограммы. Шишкин дирижирует: машина, не разг­ружаясь, едет туда.