Снайпер где-то рядом, но время прицельного выстрела ещё не пришло. Вызывать своих помощников Марголин не хотел; кто знает, не оказался ли один из них тем, к кому сумели подобрать ключ. Можно было провернуть простейшую комбинацию и покинуть дом под вполне надёжным прикрытием посторонних людей, не подозревающих о своей незавидной роли. Если всё пройдёт гладко и снайпер не догадается об истинной цели происходящего, то отложит ликвидацию. Можно было выдумать предлог и выдернуть к дому наряд милиции или скорую помощь. Марголин делать этого не стал. Он чувствовал, что этим утром выстрел не прозвучит.
Он спокойно вышел из подъезда и остановился, прикуривая сигарету. Он представлял собой отличную мишень. Порыв ветра взметнул полы плаща, демонстрируя отсутствие бронежилета, и погасил огонёк зажигалки. Марголин, поворачиваясь к ветру спиной, чиркал ребристым колёсиком. В таких условиях с задачей мог справиться любой непрофессионал.
За сорок три года нервы изрядно поизносились. Когда-то его готовили так, что он мог прыгнуть с парашютом в латиноамериканские джунгли, без всякого снаряжения, самостоятельно раздобыть документы и деньги и пересечь страну из конца в конец, выдерживая стычки с полицией. Пять лет он работал на спокойном месте в Германии и стал свидетелем разрушения Берлинской стены и объединения двух стран. К такому его уж точно никто не готовил — в семидесятые годы, в бытность его курсантом, это и в кошмарном сне не могло привидеться.
Дымя сигаретой, Марголин двинулся прочь от дома, и предательская тёплая струйка пота всё-таки сползла между лопаток. Он передёрнул плечами и поднял воротник плаща.
Он вышел к пятиэтажке со стороны подъездов, постоял под окнами, выбрал крайний и стал подниматься. Чердачная дверь оказалась полуоткрыта. Марголин осторожно переступил порог, готовый к любым неожиданностям, хотя и знал, что их не будет.
Помещение делилось на несколько секций, превышавших число подъездов. Бомжи тут почему-то не обитали, и лишь в угловой комнате, видимо, баловались подростки. Вдоль стен тут валялись одноразовые шприцы, использованные презервативы, а стены украшали мастерски выполненные изображения поганок, портрет загадочного существа с гипертрофированной грудью и гигантским половым членом и объяснения в любви Сташевскому и «нанайцам». Какой-то юный диссидент синим маркером каллиграфически вывел: «Президент — лох!», не поясняя, правда, кого конкретно он имеет в виду, а ниже, уже красным цветом, был выполнен ответ: «Сам ты лох!», из чего можно было заключить, что начинающий правозащитник критиковал фигуру дворового масштаба.
Марголин прошёл в комнату, где вдоль стены вытянулся полосатый, цветов американского флага матрас и в изголовье стояла ржавая банка с окурками. Створки окна были закрыты неплотно, и в щель толщиной в палец со свистом врывался ветер.
Марголин заметил на полу крохотный комочек довольно свежего пепла. Определять сорт табака по пеплу он не умел, но всё-таки это был не «беломор», закаменевшие окурки которого на три четверти заполняли банку из-под тушёнки. Приподняв матрас, Марголин обнаружил окурок от сигареты с белым фильтром, густо испачканный малиновой губной помадой. От рывка ткань треснула, и под ноги Марголину высыпались разноцветные бумажки. Носком сверкающего ботинка он их рассортировал и только потом, присев на корточки, внимательно осмотрел. Старая сберегательная книжка со вкладом в один рубль восемьдесят копеек и полдюжины ветхих купюр образца тридцатых годов.
— Запишем в загадки, — пробормотал Марголин, вкладывая все это богатство обратно и поправляя матрас…
Улица встретила его ливневым дождём, так что по дороге до стоянки Марголин промок насквозь.
Едва устроившись на сиденье, он достал мобильный телефон и связался с Вадимом. Помощник в это утро находился на квартире очередной подруги, которых развёл столько, что путался в именах. После выпитого накануне и ночных упражнений он пребывал не в лучшей форме, но не дал Марголину повод усомниться в своей боеготовности. Уже три месяца он вёл разгульную жизнь, о чём Марголин не догадывался.
Услышав приказ возобновить операцию с Кристиной, Вадим бодро отрапортовал. Скосив глаза на спящую рядом девушку, он произнёс пару неосторожных фраз, которые, однако, ничего не говорили человеку непосвящённому. Когда разговор закончился, он бросил трубку под кровать и ровно на пятнадцать минут провалился в глубокий, восстанавливающий силы сон, после чего встал и принял душ. Ещё около часа он собирался, гремел посудой на кухне, наконец входная дверь за ним закрылась.
Лежавшая на кровати девушка открыла глаза, потянулась и встала. Радиотелефона у неё не было, и она воспользовалась обычным аппаратом, предварительно подключив к нему кодирующее переговоры устройство. Один номер отозвался долгими унылыми гудками, по второму ответили сразу, и она, не называя себя, дословно пересказала подслушанный разговор. Сообразительностью она не отличалась, но память у неё была хорошей, за что ей и платили приличные деньги. За знакомство с Вадимом была обещана дополнительная премия, которую она мысленно уже всю истратила.
Уверенность Марголина в исключительной ненадёжности человеческой натуры ещё раз нашла своё подтверждение.
У Маленького Лени нет высококлассного ликвидатора. Марголин знал это абсолютно точно. Кацман прикармливал тройку «мокроделов», готовых разорвать на куски любого, но их способности не шли дальше того, чтобы подкараулить в подъезде хилую жертву и разрядить в неё магазин пистолета или открыть шквальный огонь из «Акээма» по невинным гражданам. В соответствии с возможностями им подбираются и задания. Такая мишень, как Марголин, не по зубам.
Приказ о ликвидации последовал из Москвы — в этом Марголин ничуть не сомневался. О прибытии в Новозаветинск иногороднего снайпера он бы непременно узнал, а значит, заказ сделан местному.
Группа толстозадых финансистов и политиков решила, что он выполнил свою роль и должен покинуть сцену. Они не станут забивать голову разработкой деталей. Они принимают принципиальное решение. «Логово» — удобный отвлекающий вариант. Никого в столице деятельность его не волнует, не тот уровень, но в итоге все стрелки сведутся именно на «Логово». Никто не бросится за него мстить и проводить ответные акции, но факт останется фактом, рано или поздно «Ядро» использует сей факт в своих интересах.
День тянулся долго. Марголин опять много ездил и встречался с людьми. Результаты встреч его радовали. Одно мероприятие, которое он начал сразу после обеда, заняло намного больше времени, чем он рассчитывал, но, как и все остальные, завершилось удачей. Поздним вечером он приехал в одну из своих квартир, торопливо выпил стакан чая с бутербродом и лёг спать.
* * *
Через четверть часа после того, как в окнах погас свет, неприметная личность в кепке и короткой кожаной куртке, укрываясь от дождя под дырявой крышей домика детской площадки, нажала светящиеся кнопки мобильного телефона.
— Он на Мичуринской. Лёг спать.
Квартира была взята под аудиоконтроль, так что последнее утверждение основывалось не только на данных наружного наблюдения. Хозяин пёстрой кепки в течение пяти минут нетерпеливо слушал, как скрипит под тяжёлым телом старая кровать, а потом чуткие микрофоны уловили и исправно донесли нарастающий храп объекта. Марголин всегда засыпал быстро, и наблюдатель, потративший немало времени на изучение его личности, давно это знал.