И все она, эта маленькая, эта очаровательница!… Слово императора, князь, вы получили жизнь из прекраснейших рук во всей Франции! Ну, как ваша работа, князь?… Довольны ли вы? Побежден ли Париж?
– О да, ваше величество… Но…
– Что – но?
– Но… мало размаха, ваше величество!
– Я не понимаю…
– Я хочу сказать, что устаревшие формы управления…
– Как устаревшие?!…
– Знаете ли вы, сир, термин «ответственное министерство»?
– Это приблизительно можно понять…
Разговор оживился.
* * *
– Так вот, нужно несколько переделать… как бы это сказать… облик правительства, исключительно в целях общественного, промышленного, экономического и интеллектуального благосостояния страны: надо правильно провести в жизнь те знания, те возможности…
– Короче, если я вам предложу пост первого министра?…
– То я составлю ответственный кабинет, такой кабинет, который бы, отчитываясь и перед императором, и перед народом…
Роман вдруг подносит палец к губам. Тсс!…
Он выхватывает из заднего кармана браунинг, резко поворачивается – выстрел – и пуля пробивает огромную картину… Легкий стон и падение чего-то грузного.
Бонапарт вскакивает, он бледен; врывается Рустан и двое гренадер. Бонапарт останавливает их.
Шлепая туфлями, подбирая кисти халата, он поспешно подходит к картине.
– Там что-то упало, Рустан, сними!
Гренадеры помогают рослому мамелюку. Тяжелая картина снята. За нею – ничего; только темная дырочка от пули.
Наполеон шарит рукой по затянутой шелком перегородке. Нажимает там и тут – не поддается.
– Руби, Рустан!
Кривая сабля свистит, рассекая тонкую планку.
– Еще! Еще!
Перегородка рассыпается, открывая темный проход, в проходе лежит человек. Солдаты втягивают труп в комнату.
– Фуше! Министр полиции! – кричит Владычин. Наполеон выпрямляется и говорит холодно:
– Фуше как будто перестарался в своей бдительности. Ха-ха! Негодяй утверждал, что не участвовал в заговоре, что он только исполнял приказания свыше… Только исполнял!… – передразнил Наполеон. – Но как вы узнали? – обращается Наполеон к Роману.
Роман отвечает. Теперь и он бледен.
– Шорох… попал, конечно, случайно…
Роман залпом выпивает стакан вина.
Император поднимает с полу маленькую медную гильзу.
– Жизнь можно уместить в таком цилиндрике, а ее желания не вместит и целый дом! – говорит он.
Наполеон искренно считал себя специалистом по части разного рода mots[9] .
14
«L'Empire Franзaise» сообщала:
«Его Величество Император Французский Наполеон и Его Величество Луи Наполеон, Император Германский и Австрийский, новым актом Монаршей милости…
…учреждается Военно-Промышленный Совет, являющийся высшим органом власти в Империи, в котором председательствует Его Величество Император Наполеон, членами которого являются Его Величество Король Неаполитанский Иоахим, маршал Мишель Ней, князь Роман Ватерлоо, граф Клод Бертолле.
Новый состав министерства:
Председатель Ответственного министерства – князь Роман Ватерлоо, он же министр промышленности и обороны, военный министр – маршал Даву, министр юстиции – маршал Массена, министр внутренних дел – граф Сен-Симон, он же начальник полиции, министр воспитания – Песталоцци, министр просвещения – Ампер.
Все дела финансовые, сношения с иностранными державами, равно как вопросы продовольственные и проложение путей подлежат непосредственному ведению В.-П. Совета.
Правительственные комиссары на местах являются надзирающим органом за государственными монополиями.
1 января 1817 г. Фонтенбло».
* * *
Роман торопился с постановкой, хотя бы на среднюю высоту, металлургического производства. Это требовало времени и сложнейших расчетов – за конструктивными эскизами сидела армия инженеров. Развитие промышленности требовало громадных денег. Пришлось акционировать почти все начинания с урезкой прав акционеров а пользу государственного пая.
Призыв в трудовую армию, вызвавший неистовые протесты со стороны буржуазии, упрямо поддерживался императором, который не мог простить ей энтузиазма при входе союзников в Париж и травли, которую подняли против него при Людовике. Этим успешно пользовался Владычин.
Французская армия заняла к маю 1817 года Венгрию и Трансильванию – хлеб был нужен.
Находясь в неопределенном состоянии ни войны, ни мира, Европа подошла к экономическому кризису, и Роман решил, что теперь настало время действовать. Ждали приезда Мюрата, короля Неаполитанского, для участия в чрезвычайном собрании В.-П. Совета.
* * *
«Пленум, как говорится», – подумал Роман, усаживаясь в кресло.
* * *
Наполеон, распорядившись занять Венгрию и получив известие о безболезненном, на его масштабы, окончании этой экспедиции, решил, что Россия не такой уж колючий еж, каким она оказалась пять лет назад, и раз «аппетит приходит с едой», то Россию не трудно будет скушать.
Владычин был противником плана российской кампании, предложенного императором; он нашел себе поддержку в лице Нея, обрабатываемого Романом в гуманитарном направлении. Дряхлый граф Бертолле, которому Роман дал интересные указания в его лабораторных занятиях, тоже был противником какой бы то ни было войны. До своего назначения на один из высочайших постов империи Бертолле был в рядах оппозиции новому фавориту, толкавшему императора, как казалось, на весьма опасные авантюры. Но оппозиция потеряла Талейрана, и Бертолле выучился кивать головой именно так, как того желал Владычин.
Иоахим Мюрат, отрастивший брюшко на необременительном престоле и не будучи в силах оторваться от блаженного воспоминания о «лакрима кристи»[10](«лакрима кристи!…» расстаться с ним было очень трудно…), не особенно увлекался перспективой верховой прогулки по холодной России; он не удивился бы июльскому снегу в этой варварской стране. Да, Мюрат стал пацифистом, он находил… и так далее, он многое находил… Он был вообще находчивый малый.
Роман не хотел отдавать Россию Бонапарту.
«Маленький капрал» злопамятен, мстителен, и Россия быстро и больно почувствует тяжелую руку Наполеона, «благосклонный протекторат» Франции.
Нет! Судьбу России будет вершить сам Роман, через них, тех, лучших…
Россия! Уже яснело 14 декабря, уже поклялись Рылеев и Каховский, под когтистым орлом александровского царствования уже дышал Петербург воздухом восстания, уже щурил глаза в ослепительном свете свободы…
Там, в Петербурге, будущие помощники Романа – будущие его друзья…
Роман думал:
«Незачем начинать новое грандиозное кровопролитие, будить патриотические чувства наций; большая Россия, раскинувшаяся снегом и степью на тысячи верст, большая Россия не легко сдастся «маленькому капралу» – игра не стоит свеч, овчинка – выделки».
Роман был решительным противником плана российской кампании, предложенного императором.
Роман предпочитал Россию – очаг революции России-колонии.
В Совете создалась комически заговорщическая атмосфера.
Роман задал Бонапарту коварный вопрос:
– Как бы вы хотели, ваше величество, – чтобы Россия явилась победным лавром или пришла к вам гордая, величественная, в спокойном сознании вашего превосходства, пришла к лучам аустерлицкого солнца, стыдясь пламени московского пожара?
– Гм!… – склонив набок голову, протянул Наполеон.
Он смаковал различные перспективы.
– Гм-да!… – полузакрыв глаза, сказал он через минуту.
Наполеон так разнежился, что даже захотел спать.
– Хорошо, это, знаете ли, интересная тема! Вы зайдите ко мне завтра утром, князь!…
Когда Наполеон выходил, прикрывая рукой растянутый в зевоте рот, Роман услыхал, как Мюрат перешептывался с Неем о выпивке.