Даже Бухарин -
на что слюнтяй, и тот не захотел прятаться в нору! Знаете, что он сказал мне
перед смертью? Что его смерть нужнее партии, чем жизнь! Кого вы спасаете,
Николай Андреевич? Людей, товарищ Иванов. Сергей уже перестал вслушиваться в
ощущения собеседников. Иванов по-прежнему казался каменной статуей, с Николаем
Андреевичем, похоже, все было ясно. Тот был уверен в себе. Конечно, страх можно
было уловить, но все же подпольщик почему-то надеялся выйти из этой комнаты
победителем. Лишь однажды Сергей почувствовал слабину, но разговор благополучно
миновал этот риф...
- Значит, вы спасаете людей... Что я слышу, Николай Андреевич! Бывший комиссар
Стальной дивизии впадает во внеклассовый гуманизм! И давно это у вас?
- Вам что, действительно интересно? Николай Андреевич не скрывал своей иронии.
Да, похоже, основное уже сказано, и теперь шел арьергардный бой.
- Представьте себе, интересно. Давно хочу понять, почему вы и такие, как вы, -
Смирнов, Ломинадзе, тот же ваш Рютин - выступаете против политики партии...
- Мы не выступаем против политики партии.
- Ах да, вы лишь против некоторых крайностей... Не надо! Вы что, думаете, можно
построить какой-нибудь другой социализм? Хороший? Без применения наших методов,
которые вам так не нравятся?
- Да. Без коллективизации, лагерей и Ежова. Теперь Сергей уже не обращал
внимания ни на тон, ни на эмоции, вслушиваясь в каждое слово. Вот, значит, в чем
дело! А ведь и Рютин, и Смирнов были обвинены в шпионаже и вредительстве!
Выходит, дело было совсем в другом?
- Хорошая формула! А что вы думали во время Гражданской? Скольких вы тогда
уложили? Где был ваш гуманизм, Николай Андреевич? Что, лагеря изобрел Ежов? Или
вы не ставили к стенке заложников в восемнадцатом? Или тогда вам это нравилось?
- Нет. Не нравилось. Мы надеялись, что эта кровь - последняя, иначе незачем было
все начинать. И мы думали, что гильотина останется сухой!
- Ах вот как!.. - На этот раз голос Иванова потерял обычное добродушие, в нем
промелькнул злой сарказм. - С этого бы и начинали, Николай Андреевич! Кажется, я
понял. Можно расстреливать всех, но не товарищей по партии! А я обвинил вас в
гуманизме! Беру свои слова назад. Ладно...
И снова пауза. Может, товарищ Иванов решил слегка потомить своего собеседника
ожиданием, а может - Сергею вдруг показалось, что дело именно в этом, - человеку
в плаще надо было подумать.
- Ладно... подытожим: я запрещаю вам всякие контакты с людьми Богораза. Всякие!
Пусть Чижиков отсиживается в своей норе, но не пытается вести внешнюю политику.
Это первое. Второе: я не буду выдавать вас ищейкам Ежова, но и пальцем не
пошевельну, если они выйдут на ваш след, имейте это в виду! Третье, и для вас,
пожалуй, самое главное. Если я узнаю, что вы занимаетесь чем-нибудь кроме работы
в наркомате и того поручения, о котором сегодня шла речь, то вы и ваша семья
немедленно попадете в подвалы Большого Дома со всеми вытекающими последствиями.
Вы поняли?
- А в письменном виде можно?
Сергею показалось, что Иванов все-таки не сдержится. Ему вдруг стало страшно за
Николая Андреевича. Он что, действительно считает себя бессмертным? Но тут же
майор подумал, что такая тактика - возможно, самая правильная. Подпольщик
стремится не показать слабости. Наступление порою лучший вид обороны.
- В письменном? - послышался негромкий 'смех. - Вы так привыкли к бюрократии?
Если хотите, мы можем провести это решением Политбюро, когда Ежов куда-нибудь
отлучится. Он-то вашего юмора не поймет... И, наконец, четвертое... Вы что
думаете, мне и всем остальным так по душе эти наши методы? Даже Ежов - и он не
выдерживает. Пьет горькую, сволочь, после каждого допроса, протрезвить не можем!
Да, в двадцатом мы не ожидали подобного.
Пьет горькую, сволочь, после каждого допроса, протрезвить не можем!
Да, в двадцатом мы не ожидали подобного. И знаете, в чем наша ошибка? Кого мы
переоценили?
Пауза. Молчал Николай Андреевич, молчал его всесильный собеседник, а Сергей
напряженно ждал, что будет дальше. Он и сам иногда думал об этом, но каждый раз
заставлял себя отбрасывать всякие сомнения в правильности совершавшегося в
стране. Но, выходит, и на самом верху признают, что допустили ошибку! Значит,
там тоже ошибаются? И не в мелочах, не в тактике, а в чем-то большом, главном...
- Мы переоценили людей, Николай Андреевич. Помните, как изящно выразился столь
любимый вами Троцкий: "злые бесхвостые обезьяны"? Так вот, эти злые бесхвостые
обезьяны оказались не столь подготовленными к собственному будущему, как
хотелось. Увы, дело не только в знании грамоты и всяких "родимых пятнах".
Сопротивление идет даже не на уровне разума, заговорили инстинкты. И вот
приходится пасти жезлом железным и заодно давить тех, кто мешает этому. Вот и
вся истина, Николай Андреевич. А истина может нравиться, может не нравиться - но
от этого "не перестает быть истиной. Вот так... Кстати, как там ваш дружок,
товарищ Косухин? Процветает в царстве Богораза?
- Разрешите не отвечать?
Сергей перевел дух. Главное было сказано, и теперь собеседники вели речь о
каких-то мелочах. "Злые бесхвостые обезьяны" - майор не знал этих слов Троцкого,
и они показались ему омерзительными. Но товарищ Иванов, похоже, согласен с
Иудушкой. Как же так?
- Можете не отвечать, Николай Андреевич. - Голос Иванова стал скучным и
невыразительным, словно он потерял всякий интерес к разговору. - Во всяком
случае, вы получили ответ на запрос в ЦК по поводу вашего дружка. Выходит, он
обманул всех нас и просто предпочел убраться подальше. А заодно вырастил очень
шкодливого наследника.
Впрочем, этого-то можно не опасаться, не тот масштаб. Ну, очень приятно было
побеседовать, Николай Андреевич.
- Взаимно, товарищ Агасфер.
Агасфер? Сергей даже привстал. Выводит, этот Иванов - вовсе не Иванов. Впрочем,
"Агасфер" - наверно, просто партийная кличка...
- Кстати, а мне место в своем убежище вы приготовили?
Это была, очевидно, шутка, но Николай Андреевич не пожелал поддержать ее:
- Как и всем членам партии. Мне можно идти?
- Конечно. Всего наилучшего... Стукнула дверь, и Сергей откинулся на спинку
стула. Слава Богу, все кончилось. В голове мелькали обрывки услышанных только
что фраз, в висках звенела кровь, и казалось, сил не хватит даже на то, чтобы
выйти из тайника. Когда его вызвали в Столицу, майор догадывался, что нужен не
для простого допроса, но о подобном, конечно, не думал. Услышанное он запомнил,
но, чтобы понять, осмыслить, требовалось время. Только будет ли у него это
время? Ведь за крупицу того, о чем он услышал, погибали куда более чиновные
люди? Впрочем, бояться некогда, ему еще предстоял разговор с тем, кого
подпольщик назвал Агасфером... - Выходите, Сергей Павлович. Сергей закусил губу,
заставил себя встать и откинуть тяжелую портьеру. Иванов сидел за столом, чуть
сгорбившись, в темноте его фигура походила на неровное черное пятно. Почему он
даже здесь не снимает капюшона? Или - мелькнула нелепая мысль там, под
капюшоном, просто ничего нет?
- Садитесь. Здесь стул. Найдете?
- Да. - Слово далось с трудом, но майор уже начинал понемногу приходить в себя.
Он на работе, сейчас ему предстоит отчет - дело обычное, даже рутинное. Детектор
сообщает показания. Что ж, он готов.
- Курите, Сергей Павлович. Здесь пепельница. Курить и в самом деле хотелось, и
майор пожалел, что так безжалостно поступил со своими папиросами.