Жаркий солёный пот, сперва неспешно вызревывший у него на лбу крошечными капельками, теперь, когда капли выросли и отяжелели, обильно стекал, заливал глаза, и не было возможности его вытереть, потому что за другую сторону держался Женька, и отпустить рукоять - значит взвалить всё на него одного. В ушах всё громче стучала кровь, и Артём вспомнил, как, когда он был маленьким, любил принять какое-нибудь не очень удобное положение, чтобы услышать, как стучит у него в ушах - потому что этот звук напоминал ему слаженный шаг строя солдат на параде… И можно было, закрыв глаза, представить себе, как верные дивизии, чеканя шаг, проходят мимо него, и каждый крайний в шеренге держит на него равнение… Как это было нарисовано в книжках про армию.
…Наконец, командир, не оборачиваясь назад, сказал:
- Ладно, ребята, слезайте, меняйтесь. Половину прошли. Останавливайте потихоньку.
Артём, переглянувшись с Женькой, спрыгнул с дрезины, и оба они, не сговариваясь, сели на рельсы, хотя должны были занять места впереди и сзади неё.
Командир посмотрел на них внимательно и сказал сочувственно:
- Сопляки…
- Сопляки, - с готовностью признал Женька.
- Вставайте-вставайте, нечего рассиживаться. Труба зовёт. Я вам сказочку хорошую расскажу.
- Мы вам тоже всякого рассказать можем! - уверенно заявил Женька, нехотя поднимаясь со своего места.
- Я-то все ваши знаю. Про чёрных там, про мутантов… Про грибы эти ваши, конечно… Но я знаю пару таких, о которых вы даже ничего и не слышали. Да это, может, и не сказки никакие, только, жалко вот, проверить никто не может… То есть, бывали такие, кто пытался проверить, но вот рассказать нам о результатах они уже не смогут точно…
Артёму оказалось достаточно этого вступления, чтобы у него открылось второе дыхание. Сейчас для него имела огромное значение любая информация о том, что начиналось за станцией Проспект Мира. Он поспешил встать с рельс и, перетянув автомат со спины на грудь, занять своё место за дрезиной.
Небольшой толчок для разгона, и колёса вновь запели свою заунывную песню. Отряд двинулся вперёд. Командир, говоря, смотрел вперёд, всё время настороженно вглядываясь в темноту, и слышно поэтому было не всё.
- Что, интересно, вашему поколению вообще о метро известно? - спрашивал командир. Так, рассказываете всякие байки друг другу. Кто-то где-то был, кто-то сам всё придумал. Кто-то кому-то переврал то, что слышал от своего знакомого, который, в свою очередь, тоже приукрасил историю, услышанную за чаем, и выдавая за свои собственные приключения… Вот ведь в чём главная проблема метро… Нет надёжной связи… Нет возможности быстро пробраться из одного конца в другой - где не пройти, где перегорожено, где ерунда какая-то творится, и обстановка каждый день меняется…Ведь всё это метро - думаете, оно большое очень? Да его из конца в конец на поезде проехать всего-то час и занимало… А ведь люди теперь неделями идут и чаще всего не доходят… И никогда не знаешь, что тебя на самом деле ждёт за поворотом. Вот мы вроде на Рижскую с гуманитарной помощью идём… Но проблема в том, что никто, и ни я, ни Дежурный в том числе, не готов поручиться на сто процентов, что когда мы туда придём, нас не встретят шквальным огнём. Или мы не обнаружим выжженную станцию без единой живой души. Или не выяснится, что Рижская теперь присоединена к Ганзе, и поэтому нам выхода в остальную часть метро больше нет и никогда не будет. Нету точной информации… Получил вчера утром сведения, всё, уже к вечеру устарели, и полагаться на них сегодня нельзя. Это всё равно что идти через зыбучие пески по карте столетней давности. Гонцы так долго добираются, что сообщения, которые они несут, часто оказываются либо уже ненужными, либо уже неверными. Истина искажается.
И всё это очень странно… Люди никогда не оказывались в таких условиях… И страшно подумать, что же будет, когда у нас кончится топливо для генераторов и не будет больше электричества… Читали у Уэллса "Машину Времени"? Так вот там были такие морлоки…
Для Артёма это был уже второй разговор в подобном духе за последние два дня, и он уже слышал о морлоках и Герберте Уэллсе, и повторения его он отчего-то вовсе не хотел. И поэтому, несмотря на Женькины попытки протестовать, он решительно вернул разговор в первоначальное русло:
- Ну, а что известно о метро вашему поколению?
- Мм… О дьявольщине в туннелях говорить - дурная примета… О Метро-2 и о Невидимых Наблюдателях? Не буду. Но вот о том, кто где живёт, кое-что рассказать любопытного могу. Вот вы знаете, например, что там где раньше Пушкинская была - там ещё на две другие станции переход - на Чеховскую и на Тверскую, - там теперь фашисты всё захватили?
- Какие ещё фашисты? - недоумённо спросил Женька, и Артём удовлетворённо отметил про себя, что и Женьку, оказывается, можно удивить.
- Натуральные фашисты. Когда-то давно, когда мы ещё жили там, - командир показал пальцем наверх, - были такие. Бритоголовые были - и ещё одни, назывались РНЕ. Шут знает, что это значит, сейчас уже и не помнит никто, да и сами они, наверное, уже не помнят. Потом, вроде, исчезли. Не слышно о них ничего и не видно. И вот вдруг некоторое время назад на Пушкинской объявились. "Метро - для русских!". Слышали такое? Или вот: "Делай добро - чисти метро!". Вышвырнули всех нерусских с Пушкинской, потом и с Чеховской, и до Тверской добрались - под конец уже озверели, начались расправы. Теперь там у них Рейх. Четвёртый или пятый… Что-то около того. Дальше пока, вроде, не лезут, но историю двадцатого века наше поколение ещё помнит. А ведь мутанты эти с Филёвской линии, между прочим, существуют на самом деле… Да что мутанты! Чёрные наши одни чего стоят! А есть ещё разные сектанты, сатанисты, коммунисты... Кунсткамера. Просто кунсткамера.
Они проехали мимо выбитых дверей в брошенные служебные помещения. То ли уборные там были раньше, то ли комнаты убежищ... Всю обстановку, были ли это железные двухярусные кровати или грубая кондовая сантехника, давно уже растащили, и теперь в пустые чёрные комнаты, разбросанные по туннелям, никто не совался. Хоть и знали, что там вроде бы ничего нет... Да чем чёрт не шутит.
Впереди стало заметно слабое мерцание. Они приближались к Алексеевской. Станция была малонаселена и патруль они выставляли только один, на пятидесятом метре - большего не могли себе позволить. Командир отдал приказ остановиться метрах в сорока от костра, разожжённого патрулём с Алексеевской, и несколько раз включил и выключил фонарь в определённой последовательности, давая условный сигнал. На фоне костра обозначился чёрный силуэт - к ним шёл проверяющий. Ещё издалека он крикнул им:
- Стойте на месте! Не приближайтесь!
Артём спросил себя, неужели действительно может так случиться, что однажды их не признают на станции, которая всегда казалась и считалась дружественной, и встретят в штыки?
Человек, не спеша, приблизился к ним. Одет он был в тёртые камуфляжные штаны и ватник, на груди жирно намалёвана была буква "А" - видимо, от названия станции. Впалые щёки его были небриты, глаза подозрительно поблескивали, а руки поглаживали ствол висящего на шее автомата. Он вгляделся в их лица, успокоенно улыбнулся, в знак доверия перекинул автомат на спину, и сказал:
- Здорово, мужики! Как живёте-можете? Это вы на Рижскую? Знаем-знаем, предупреждены. Пошли!
Командир принялся о чём-то расспрашивать его, но как-то неразборчиво, слышно толком не было, и Артём, надеясь, что и их тоже никто не расслышит, сказал Женьке тихонько:
- Заморенный он какой-то. Мне кажется, не от хорошей жизни это они с нами объединяться собрались.
- Ну так что с того? У нас тоже свои интересы. Если наша администрация на это идёт, значит, нам это надо. Не из благотворительности же мы их кормить будем.