Ендрек пытался вспомнить, как, каким усилием ему удалось приостановить и чуть-чуть отклонить полет смертоносного пламени, но тут сообразил, что руки его теперь связаны, пальцы скручены и онемели, и противостоять чужому чародейству не удастся.
Но ведь не обязательно задействовать руки? Несмотря на то, что умудренный опытом Гудимир, несомненно, придерживался иного мнения, Ендрек помнил, как отчаянно сопротивлялся напору Мржека на палубе «Ласточки». Ведь он тогда не размахивал руками, не совершал колдовские пассы, только напрягал до предела возможного волю... Но, может быть, именно поэтому у него ничего не вышло? Лишь на мгновение глаза колдуна, глаза безжалостного и жестокого убийцы, удивленно расширились, а потом сила Мржека сломала неумелое сопротивление студиозуса, как ломит сапог высохшие стебли травы.
Вот и сейчас клубок пламени стремительным рывком покроет разделяющее их пространство. Затрещат, скручиваясь и осыпаясь прахом, волосы. Запузырится, затрещит кожа, лопнут глаза...
Ендрек охнул и проснулся.
Факел почти потух, света давал мало, зато дымил, наполняя помещение смрадом.
На правой половине буцегарни все было по-прежнему. Только Лекса, заснув наконец-то, похрапывал в рыжеватую бороду.
Студиозус попытался перевернуться на другой бок и застонал от резкой боли в затекших пальцах.
— Ч-ч-что, худо? — приоткрыл глаза пан Войцек.
— Не мед, — прохрипел Ендрек. Горло пересохло и язык ворочался с трудом.
— Д-держись. Лучше б-б-будет не скоро.
Парень просто кивнул в ответ. И так понятно, что не пивом угощаться их в застенок упрятали.
Проснулся Лекса. Закряхтел. Сел. Осторожно потрогал толстым пальцем замотанную не слишком чистой тряпицей руку.
— Светает... того-этого...
Меченый недоверчиво глянул на забранное частыми прутьями махонькое окошко под самым потолком.
— Точно-точно... того-этого... Я завсегда с рассветом просыпаюсь. Даже когда без надобности... того-этого...
— А п-похоже, и правда, — согласился пан Войцек. — Светает.
Лекса поднялся, почесал бок, потом ногу через плотную штанину и пошел к бадейке для нечистот.
Ендрек ощутил, что тоже не отказался бы справить хотя бы малую нужду. А попробуй это сделать со связанными за спиной руками.
— Нет, и как мне теперь до ветру сходить? — смущенно улыбнулся он.
А Лекса журчал весьма соблазнительно.
Пан Войцек решительно вскочил на ноги.
— Что з-з-за непотребство?! — возмутился он. И возвысил голос: — Э-гэй! Сторожа! С-слышите меня, нет?
Никто не ответил.
Зато проснулся пан Юржик. Сел, потряс головой, схватился ладонями за виски.
— Где я? Что за хрень? Чего темно-то так?
— П-поздравляю, пан Юржик, — хмыкнул Меченый. — Самое интересное п-п-проспал ты...
— А? Чего? Это ты, пан Войцек?
— Я, я. Ты-то к-кого думал увидеть?
— Да и не знаю... Не нравится мне тут. Елки-палки! Словно я снова в Берестянке. Или с головой у меня что-то? Может, и не было ничего? — Пан Бутля дернул себя за ус. — Просыпайся, пан Юржик!
— Во дает! — искренне восхитился Лекса. — Ты что, пан Юржик... того-этого... не помнишь ничего?
— Да нет, почему? Помню. Многое даже помню. Помню, как в Жорнище заехали. Помню, дрянью какой-то кормил нас шинкарь. Помню, как студиозус наш лечить меня начал... Да, дед какой-то зашел!
— Верно, пан Юржик, — погромче проговорил Ендрек. — Зашел. Только это не дед, а местный реестровый чародей.
— Да ну?
— А ты думал?
— Так нас... это...
— Во-во, — пробасил Лекса. — Загребли. Теперь уж не знаю, чего и ждать... того-этого. Как говорится: коготок увяз — один раз отрежь...
Насколько ни казалось их положение трагичным, хохота не смог сдержать никто.
— Ты опять, Лекса? — смахивая слезы костяшками пальцев, всхлипнул Юржик.
— Дык... того-этого... не сдержался...
— Т-ты не сдерживайся, односум, — проговорил пан Войцек. — С х-х-хорошей шуткой и помирать веселее...
— Э! Панове! А кто помирать собрался? — Пан Бутля вскочил на ноги. — Мы еще поборемся!
— Т-твои бы слова, п-пан Юржик, да Господу в уши, — невесело отвечал Шпара.
— Да ладно! Ну, нарушил Ендрек Контрамацию! С кем не бывает? Объясним, шапками оземь ударим, покаемся... Ты же сам предлагал, пан Войцек, к Институциуму его пристроить. Вот и будет случай с матерым чародеем, как бишь его?..
— Г-гудимир.
— Вот-вот. Со старым, проверенным, реестровым чародеем поговорим. Расскажем ему про Мржека да про обряд в замке пана... тьфу ты — тоже мне пан... пана Шэраня.
— Эх, п-пан Юржик, к-кабы все так просто было...
— Да чего сложного? Сколь я понял, хоровские уховецким не враги. Скажемся, кто мы есть такие...
— Д-да поздно, пан Юржик. З-з-знают уж, кто мы такие. Даже больше че-е-ем надо знают.
— Как так — больше чем надо? Не понял...
— А во-во-от так. Сотник местный, пан Лехослав Рчайка, с-са-а-амолично мне п-признался, что знает про нас и груз наш всё.
— Откуда знает?
— От рошиоров, — дернул Меченый себя за ус.
— Не понял.
— А т-тесен мир, старые люди г-говорят. Боярин Рыг-г-гораш, что мазыла Тоадера по н-нашим следам пускал, к-королю своему весточку с гонцом слать н-надумал. Т-так вот, порубежники жорнищанские того гонца п-п-перехватили.
Пан Юржик хлопнул себя по лбу:
— Елкин дрын! Мы ведь подлинными именами назвались, когда в Жорнище въехали...
— Т-т-то-то и оно...
— Кто ж помыслить мог? Хоровцы! Свои в доску! Кто б додумался от них скрываться!
— Д-доверчивые мы с-слишком, пан Юржик, — удрученно кивнул пан Шпара. — З-за то нас великолужичане били, бьют и бить будут. М-мы-то по-благородному, по-шляхетски п-п-привыкли. Грудь в грудь, глаза в глаза, а у н-них все с п-п-подвывертом каким-то...
— Точно, — согласился пан Бутля и добавил: — Ты, Ендрек, не слушай. Не о тебе речь. И среди великолужичан достойные люди встречаются.
— Да я и не слушаю, — отвечал студиозус. — Вернее, слушаю, но... Короче, панове, привык я уже к вашим подначкам. Мне бы до ветру сходить, а там хоть горшком назовите...
— А ведь и правда, — прищурился пан Юржик. — Парню руки связали — пускай приходят сами гашник развязывать! — И закричал громко, аж в ушах у всех зазвенело: — Эй, сторожа! Идите сторожить, а то разбежимся!!! Э-гэ-гэй!!!
— Тише, пан Юржик, — взмолился бывший шинкарь. — Ты... того-этого... дозовешься их или нет, не знаю, а нас оглушишь. Сто пудов... того-этого...
— «Сто пудов»! — передразнил его шляхтич. — Давай ты тогда кричи! А еще лучше знаешь что?
— Что?
— Кулаком в стенку стукни — глядишь, сторожа и сбегутся, когда половина буцегарни им на голову свалится...
— Ну, пан Юржик... того-этого...
— Что, слабо?
— Дык...
— К-к-кончайте зубоскалить, — оборвал их пан Шпара. — Ну, чисто дети м-малые!
— Прости, пан Войцек, — не стал спорить Бутля. — Что ты там про сотника тутошнего сказывал? Чую, неспроста он нас под замок упрятал.
— Еще к-к-как неспроста. Золота ему прилужанского з-з-захотелось.
— Это так-то они Белого Орла поддерживают?! — возмутился Юржик.
— Свои собаки грызутся, вылетит — не поймаешь, — добавил по всегдашнему обыкновению непонятно, но к месту Лекса.
Пан Бутля снова сполз по стенке, задыхаясь и хватая ртом воздух, несмотря на всю затруднительность их положения.
Меченый развел руками — вот что, мол, с ними поделать? Речь идет о жизни и смерти, а они шутки шутят, веселятся.
Ендрек охотно посмеялся бы вместе с паном Бутлей, если бы не опасение обмочить штаны. А это было бы унизительно, да и попросту некрасиво.
Великан, глядя на хохочущего пана Юржика, и сам не сдержал улыбку, прыснул в бороду и с размаху стукнул кулаком в стену. Левым кулаком, разумеется. Правую руку он по-прежнему опасливо прижимал к груди.