успешно? Да? Вы точно знаете?..
Что я могла ответить ему? Я знала, что там, на Невском "пятачке", идут очень тяжелые бои. Но, как и все в нашем госпитале, была уверена, что в ближайшие дни блокада будет прорвана.
Поэтому я твердо сказала:
- Да, Федор Васильевич! Нам недолго осталось ждать.
Он молча кивнул, схватил свою энциклопедию и вышел из комнаты.
Однако уже через две-три минуты снова вернулся. На этот раз в руках у него были листки плотной бумаги. Он торопливо разложил их на столе и сказал:
- Подойдите-ка сюда, Верочка.
Это были какие-то рисунки. Приглядевшись, я увидела, что везде изображен один и тот же боец, но, так сказать, в разных видах. На одном листке - в шинели, с винтовкой, на другом - в гимнастерке с расстегнутым воротом, с повязкой на лбу, на третьем - со знаменем в руках.
Федор Васильевич посмотрел на меня, потом перевел взгляд на рисунки и спросил:
- Какого вы мнения об этом, Вера?
Я как-то даже растерялась. Что я могла сказать ему, известному архитектору, о том, в чем ничего не понимала?..
- Мне нравится. Хорошо нарисовано, - произнесла я нерешительно.
- Нарисовано как раз плохо! Мои художества в виде плакатов вы можете встретить кое-где на стенах домов. А это просто наброски. Я вас спрашиваю не о качестве изображения, а по существу.
Я с недоумением посмотрела на него.
- Впрочем, я же вам ничего не объяснил. Видите ли, еще до того, как меня послали на Кировский завод, я от безделья стал набрасывать эти эскизы. Мне казалось, что старая Триумфальная арка у Нарвской заставы могла бы быть... не снесена, нет, но дополнена новым символом... Или следует установить другую арку где-то в ином месте... После войны, разумеется. Может быть, там, где кончается Международный проспект, перед Пулковской высотой. Ну, нечто вроде арки Победы или просто монумента...
- Это было бы замечательно! - воскликнула я. - Мне особенно нравится...
- Подождите, - нетерпеливо буркнул Федор Васильевич, - я уже сказал, что рисовал просто для себя. Но в это время ко мне зашел Васнецов.
- Васнецов? К вам? - удивленно переспросила я.
- Да, да, именно Васнецов, секретарь горкома! - с гордостью повторил Федор Васильевич, как-то по-петушиному вскинув голову. - Не вижу тут ничего удивительного. Я ему понадобился, и он пришел. Рисунки лежали на моем столе. Он увидел... вот этот! - Валицкий взял листок, на котором был изображен боец со знаменем в руках, и помахал им в воздухе. - Васнецов сказал, что идея создать новую Триумфальную арку ему нравится. А наутро я поехал на Кировский и забыл об этой... пробе пера. А сейчас вот вспомнил...
Он положил листок на стол, пристально поглядел на меня и неуверенно произнес:
- Вы понимаете почему?
- Да, - тихо сказала я. - Понимаю.
- Так, может быть, сейчас своевременно... поработать? А?.. Ведь теперь уже скоро!..
Он вдруг притянул меня к себе и поцеловал в лоб. Потом сдавленным голосом произнес:
- Спите. Спокойной ночи!
Сгреб рисунки со стола и вышел.
Спать уже не хотелось. Весь этот разговор с Федором Васильевичем взбудоражил меня.
"Теперь уже скоро!.." - мысленно повторяла я.
Вынула Толино письмо и снова стала его перечитывать.
Неожиданно в голову пришла страшная мысль: "А может быть, он там, на Невском "пятачке"? Там, где почти каждого ждет ранение или смерть?"
Мне стало нестерпимо страшно. Неужели Толя может погибнуть?!
Я встала, бесцельно прошлась по комнате, снова села и какими-то другими глазами осмотрелась вокруг. Ведь это была его комната, вот за этим старинным столом он сидел, еще будучи школьником. Здесь, справа, следы пролитых чернил, а вот вырезанные, наверное, перочинным ножиком, полустершиеся уже инициалы "А.В.". Все-все в этой комнате дышало им!..
Я никогда не была здесь раньше. Толя не приглашал меня к себе домой.
Говорил, что стесняется отца, что отец - выдающийся архитектор, но самовлюбленный, резкий, эгоистичный человек. Как он был не прав! Как мог сын настолько не понимать отца? Или это война изменила Федора Васильевича и он стал таким, каким я его знаю теперь?..
Слева от двери, в простенке, стоял платяной шкаф. Я приоткрыла дверцу и увидела несколько Толиных костюмов. Стала перебирать их - мне казалось, что материя еще хранит его тепло.
И вдруг меня охватила дрожь. Я держала в руках полу того самого пиджака, в едва приметную красную полоску, в котором Толя был тогда в Белокаменске...
Я сняла пиджак с вешалки. На нем были заметны следы пятен, которые, очевидно, пыталась вывести мать Толи, когда он вернулся в Ленинград.
Брюк от костюма не оказалось. Наверное, их уже невозможно было привести в порядок...
И снова все, все вдруг встало передо мной: тот страшный чердак, слепящий луч электрического фонаря, вопль Анатолия, которого немцы тащили к лестнице, и потом, потом... тьма, горячее, тошнотворное дыхание на моем лице...
"Нет! Нет!" - не слыша своего голоса, крикнула я.
И вдруг услышала голос:
- Вера! Веронька! Что с вами, голубушка?
В дверях стоял Федор Васильевич в пижаме.
- Вам нехорошо? Вам стало плохо? - взволнованно спрашивал он.
И я поняла, что кричала...
Стараясь прийти в себя, я провела рукой по лицу и наконец пробормотала:
- Нет, Федор Васильевич, что вы! Я... я уже собралась спать...
Только сейчас сообразила, что держу, прижимая к груди, Толин пиджак. Лицо мое загорелось, я резко отвернулась.
- Извините, Веронька, мне показалось... - ласково проговорил Федор Васильевич. - В последнее время это часто со мной бывает: вдруг среди ночи слышится чей-то крик. Старческие причуды. Спите спокойно. Вера, ложитесь.
Он вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собою дверь.
Какое-то время я стояла точно в оцепенении, все еще сжимая в руках пиджак. Потом повесила его обратно в шкаф. "Что ж, надо спать", приказала я себе. Села на стул и стала стаскивать сапоги...
7
На Невский "пятачок" Суровцев попал девятнадцатого октября. До этого его батальон вместе с десятками других оборонял главную Пулковскую высоту.
В конце сентября накал боев там ослабел. После неоднократных попыток захватить высоту ударами в лоб, после закончившегося провалом маневра фон Лееба, решившего обойти высоту под покровом дымовой завесы, противник на этом участке заметно выдохся, и командование 42-й армии смогло вывести часть подразделений в тыл для кратковременного отдыха.
Но если в районе Пулкова и на ряде других участков Ленинградского фронта к началу октября наступило затишье, то на Невском "пятачке" вот уже месяц шли кровопролитные бои.
...Большинство ленинградцев в довоенное время, да и в начале войны, понятия не имели, что под Ленинградом есть такое место - Невская Дубровка. Громкая военная история Невской Дубровки началась в первых числах сентября, когда командование Ленинградского фронта направило туда дивизию с категорическим приказом - не допустить врага на правый берег Невы. Сделано это было более чем своевременно - левый берег реки уже занимали немцы, преследовавшие наши части, отходившие к Шлиссельбургу.
В середине сентября Жуков в соответствии со своей тактикой активной обороны поставил перед дивизией генерала Конькова и подошедшей следом за ней в район Невской Дубровки морской бригадой задачу: не ограничиваться охраной правобережья, а форсировать Неву и захватить у врага плацдарм на левом берегу реки.
Форсировать Неву именно здесь Жуков решил не случайно - в это же время командующий 54-й армией Кулик получил приказ Ставки предпринять в том же районе, но с внешней стороны кольца активные действия с целью прорыва блокады.