- Сергей Афанасьевич, - проговорил Павлов, - но ведь Тихвин не взят, и, может быть, мы рано бьем тревогу.
- Рано?! - останавливаясь, воскликнул Васнецов со сдерживаемой яростью. - Довольно нам опаздывать. Довольно! Мы уже наопаздывались, хватит! Некоторым казалось, что и лужские укрепления строить рано: зачем, будет паника, враг еще в сотнях километрах от Ленинграда! А они нас в июле спасли, эти укрепления!
Он снова прошелся взад и вперед по кабинету и продолжал уже спокойнее:
- Будем надеяться на лучшее. И тем не менее прошу тебя обменяться в предварительном порядке мнениями с Лагуновым. И, разумеется, чтобы об этом не знала ни одна живая душа... - Помолчал и добавил: - А я ведь к тебе не только за этим пришел. Есть еще одно дело...
Он взял с письменного стола перекидной календарь, медленно перелистал испещренные заметками Павлова листки, поставил календарь на место и сказал:
- Сядь, пожалуйста, Дмитрий Васильевич, и постарайся на несколько минут забыть об этой карте.
Павлов, размышляя, о чем еще может пойти речь, вернулся к столу и сел, а Васнецов остался стоять, только облокотился о спинку кресла и, наклонясь к Павлову, заговорил каким-то неожиданно робким голосом:
- Хочу посоветоваться с тобой... Дело вот в чем... Скоро Октябрьская годовщина, меньше двух недель осталось... Верно?
- Да, - рассеянно кивнул Павлов, который в эти минуты меньше всего думал о предстоящей дате.
- Так вот, - продолжал Васнецов, - мучает меня одна мысль... Неужели мы ничем не сможем порадовать людей?
Павлов пожал плечами.
- Самой большой радостью было бы узнать, что... - сказал он, но Васнецов перебил:
- Перестань, Дмитрий Васильевич! Это я понимаю и без тебя! Может быть, придет к тому времени эта радость, а может быть, и нет... Но я о другом. Неужели у тебя нет никаких предложений?..
- Какие там предложения?! Ни о чем ни думать, ни говорить сейчас не могу.
- Да забудь ты об этих сволочах, о фашистах проклятых! - воскликнул Васнецов. - Хоть на две-три минуты забудь! Ну, дадим себе пару минут отдыха. Неужели мы его не заслужили?
Он сел напротив Павлова, почти касаясь его колен, и тихо спросил:
- Слушай, Васильевич, тебе в Октябрьские дни бывать у нас приходилось? Ну, на праздники?
- Бывал, конечно, - хмуро ответил Павлов.
- Значит, помнишь... Хорошо у нас праздновали, верно?..
Он как-то по-детски полураскрыл рот, на лице его появилась улыбка. Казалось, Васнецов в эту минуту и в самом деле забыл обо всем и полностью отдался воспоминаниям.
- Да, у нас хорошо праздновали, - повторил он. - На площади - военный парад... потом - демонстрация... впереди старые большевики идут, участники штурма Зимнего... за ними - путиловцы, обуховцы, невские машиностроители, "Севкабель"... Сама История шагает! А на Неве корабли... А вечером, помнишь, Павлов, как вечером седьмого ноября наш город выглядел! Всюду огни, от Зимнего до Московского вокзала весь проспект - точно Млечный Путь... А народу, народу-то - не про" толкнешься! Витрины сверкают...
- Не трави душу, Сергей Афанасьевич...
Но Васнецов, казалось, не слышал Павлова. Светлая улыбка не сходила с его лица.
- На стенах - флаги красные полощутся... А в домах - песни, музыка, танцуют...
Васнецов умолк на мгновение и вдруг неожиданно резким движением положил руку Павлову на колено, сжал его и, весь подавшись вперед, проговорил:
- Слушай, Дмитрий, можем мы к празднику хоть чем-то порадовать людей? А? Можем? Ну хоть чем-нибудь! Ну пусть не всех, хоть детишек только, а?
Павлов молчал. Слушать Васнецова было для него пыткой. Наконец он отозвался чуть слышно:
- Это жестоко, Сергей Афанасьевич! Как ты можешь...
Не договорил и махнул рукой.
- Знаю, все знаю, прости! - сказал Васнецов.
- Понимаю, прикажи тебе: голодай неделю, в рот ничего не бери, но накорми людей - сделаешь! А сейчас от тебя другое требуется - найти... суметь! Надо что-то придумать, Дмитрий! Хоть детишкам! Ну, давай вместе в Новую Ладогу слетаем, моряков поднимем, они и в шторм пойдут, если мы им скажем зачем!
- Ты сам знаешь, что они и так почти месяц в любой шторм выходят. Их агитировать нечего...
- Верно, знаю, по все же!.. Неужели мы не сможем дать людям на праздники хоть маленькую прибавку?
Павлов в упор посмотрел на Васнецова.
- Дать седьмого ноября прибавку, чтобы отнять ее восьмого, да? - жестко спросил он. - Отнять, чтобы покрыть перерасход?
Васнецов отвел глаза.
Наступило гнетущее молчание.
Павлов почувствовал, что не в силах его вынести. Он встал, отошел к стене. Потом вернулся, сел в кресло за стол и, глядя в разложенные бумаги, чтобы только не видеть глаз Васнецова, сказал холодно и отчужденно:
- Впрочем, ты секретарь горкома. Посоветуйся с Андреем Александровичем, и примите решение. Будет выполнено.
- Нет, - покачал головой Васнецов и тихо добавил: - Ты прав...
Павлов поднял голову, посмотрел на Васнецова и увидел, что лицо его приняло прежнее, напряженно жесткое выражение.
Несколько секунд Васнецов сидел неподвижно. Потом встал и направился к двери.
- Подожди, Сергей Афанасьевич! - неожиданно вырвалось у Павлова, когда тот уже взялся за ручку двери. - Подожди минуту, - повторил он, - дай мне подумать... - И сжал ладонями виски.
Стучал метроном в маленьком ящичке на столе. Десять секунд... двадцать... минута...
Наконец Павлов резко поднялся, подошел к все еще стоявшему у двери Васнецову и проговорил:
- Может быть, рискнуть?.. Попробовать?.. В порядке крайнего исключения... Доложим Военному совету... По двести граммов сметаны и по сто - картофельной муки...
Он произносил эти слова неуверенно, видимо все-таки сомневаясь в возможности осуществления того, что предлагал. Помолчал и уже решительно закончил:
- Только детям!..
- А... взрослым?
- Ничего!
- Павлов!
- Ну... ну, хорошо. Найдем по четыре штуки соленых помидоров. Ну... по пять. Это все. Предел!..
Генерал-майор Федюнинский вернулся из подземного помещения, где находился узел связи, в свой кабинет на втором этаже Смольного.
Необходимые распоряжения были отданы. Командующий 54-й армией получил приказ передать две дивизии в 4-ю армию. Военным советам 8-й и 42-й армий было дано указание выделить по одной стрелковой дивизии. Командующему Ладожской флотилией Черокову и штабу ВВС фронта приказано обеспечить переброску этих войск, а также 6-й отдельной бригады морской пехоты, со всей боевой техникой и тылами, через Ладогу.
Все, что должен был сделать Федюнинский после совещания у Жданова, казалось, было уже сделано. Но командующего не покидала мысль, что один волновавший его вопрос так и остался нерешенным...
Намерение поставить этот вопрос перед Ставкой появилось у Федюнинского уже на второй день после внезапного отъезда Жукова в Москву. Однако вскоре в Ленинград прибыл Воронов с приказом о наступлении, на плечи Федюнинского легла огромная работа по подготовке предстоящей операции, и он решил повременить. Но теперь мысль о необходимости высказать то, о чем он молчал все эти дни, снова настойчиво овладела Федюнинским.
...Когда началась война, Герой Советского Союза Федюнинский, тогда еще полковник, командовал корпусом в Киевском Особом военном округе и был в числе тех командиров, чьи войска не дрогнули, не отступили под мощными ударами врага и оставили занимаемые позиции лишь по приказу. А еще раньше, на Халхин-Голе, он успешно командовал полком, и с тех пор его хорошо знал Жуков.