Суровцев облегченно вздохнул и в изнеможении опустил руку.
- Порядок? - шепотом спросил Савельев.
- Помолчи! - прошипел Суровцев.
- Теперь все? - опять спросил Савельев.
- Нет, не все. Сюда фонарь. Ниже! Еще ниже. Вот так.
Савельев опустился на корточки, а Суровцев стал на колени и запрокинул голову. Теперь и взрыватель на носу бомбы был хорошо виден. Уже со смутной надеждой, что все обойдется благополучно, он той же монетой перевел красную стрелку нижнего взрывателя с боевого положения в нейтральное. Выпрямился и тихо, почти про себя, произнес: "С этим тоже все..."
- Товарищи! - неожиданно звонко крикнул Савельев, оборачиваясь назад, в темноту. - Опасность миновала, полный порядок!
- Молчи, дурак! - вскипел Суровцев. - Всем оставаться на местах. Работа еще не окончена.
- Ты что, капитан, - тихо спросил Савельев, - на всякий случай, что ли?..
Но Суровцев знал, что говорил. Он помнил, как на занятиях в училище их не раз предупреждали: до тех пор, пока из авиабомбы не удалены взрыватели, она опасна. Следовательно, если из этого огромного баллона, наполненного плавленым тротилом, не будут вывинчены металлические стаканы, несущие в себе взрывчатку особой, повышенной чувствительности, бомба при падении все-таки может взорваться. Но взорваться она может и при попытке вывинтить эти стаканы, разумеется, в том опять же случае, если какой-то из них установлен на неизвлекаемость.
Когда Суровцев снова вложил монету в выемку бокового взрывателя, он заметил, что рука его дрожит от напряжения.
"Нет, так не годится", - сказал он себе, опустил руку с зажатой в пальцах монетой и прислушался. Сверху опять доносилась канонада. Он вытащил из кармана часы и взглянул на них. Было половина седьмого.
Суровцев хорошо помнил, что, когда последний раз смотрел на часы, было без десяти шесть. С тех пор, ему казалось, прошла вечность. Не остановились ли часы?.. Нет, они шли. Секундная стрелка быстро обегала свой маленький круг. Значит, с момента, когда произошел обвал, прошло не более сорока минут!..
"Надо отдохнуть, - подумал он, лишь сейчас почувствовав, что весь взмок, влажная нижняя рубашка прилипла к спине. - Пять минут перерыва. Отдохнуть. Ни о чем не думать".
- В чем дело, товарищ капитан? - спросил Савельев, видя, что Суровцев застыл в бездействии.
- Ничего. Помолчи. Поставь фонарь, - приказал Суровцев и закрыл глаза.
Но как только усилием воли он заставил себя не думать о бомбе, в памяти замелькали вдруг картины недавних боев, госпиталь, снова фронт, лица Пастухова, Звягинцева...
Суровцеву показалось, что видит Веру, склонившуюся над письмом, которое он оставил ей, уходя из госпиталя. Потом и это видение исчезло. Откуда-то издалека всплыло лицо матери, она что-то шептала ему, только он не мог разобрать слов и молил ее: "Громче, мама, громче, я ничего не слышу!.."
Суровцев вздрогнул и открыл глаза. С испугом подумал, не заснул ли он, и посмотрел на часы. Было тридцать три минуты седьмого, то есть прошло всего две-три минуты...
- Приступим! - решительно сказал Суровцев, оборачиваясь к Савельеву. Подними фонарь!
Опять вложил монету в выемку и попробовал повернуть. Но стакан не поддавался, красная стрелка по-прежнему упиралась своим острием в букву "S".
Он сильнее нажал на монету, однако стрелка даже не шелохнулась. Казалось, что взрыватель намертво врос в тело бомбы.
Суровцев в отчаянии опустил руку...
Вспомнилось, что существует специальный инструмент для вывинчивания взрывателей - его демонстрировали на занятиях в училище: металлический двузубец с массивной, удобной для захвата ручкой. Ничего подобного здесь, под рукой, естественно, не было.
- Зря стараемся, - безнадежно сказал он Савельеву и подумал о том, что напрасно не осмотрел как следует нишу в провале.
"Может быть, лаз все-таки существует и можно выбраться наружу, связаться с ближайшим штабом МПВО?.. - И сразу оборвал себя: - Бежать хочешь, друг?! Сам - спастись, а людей оставить наедине с бомбой, беззащитных женщин, детей, стариков?!"
Он повернулся и, шагнув мимо Савельева, обратился к сидевшим в темноте людям:
- Товарищи, мне нужна отвертка... нет, отвертка не годится, нужно что-то вроде стамески... Словом, какой-то инструмент с широким лезвием. Может, есть у кого-нибудь что-то подходящее?
- Дядя Баня! - раздался женский голос. - Ты же здесь водопроводчиком работал, может, у тебя есть?..
- Я инструмент с собой не таскаю, - угрюмо ответил мужчина.
- Послушайте, дядя Ваня, - сказал Суровцев. - Тут же, судя по всему, какая-то котельная была! Может, что-нибудь найдется? Вроде стамески, понимаете?! - Последние слова он произнес почти с мольбой.
Люди в подвале зашумели, задвигались...
- Тихо, не ходить! - прикрикнул Суровцев, опасаясь, что от движения людей произойдет сотрясение перекрытий, в которых застряла бомба. - Сейчас принесут фонарь...
Он обернулся к Савельеву:
- Там, в углу, груда железного лома. Иди пошуруй, только быстро!
Лучик света запрыгал по каменному полу. Суровцев с удовлетворением отметил, что его приказ выполнен: вблизи провала никого нет, все перебрались к противоположной стене.
Внезапно наверху опять раздался взрыв и снова загрохотали зенитки. Суровцев бросился к бомбе и обхватил ее обеими руками - здоровой и больной, не сознавая бессмысленности своего стремления в случае чего удержать бомбу на весу.
Он слышал, что позади что-то звякнуло. Видимо, Савельев перебирал металлическую рухлядь. Какая-то женщина радостно крикнула:
- Вот стамеска!
- Никакая это не стамеска, а долото! - ответил мужчина, судя по голосу - тот самый дядя Ваня.
- Сюда, давайте сюда! - обрадовался Суровцев, но тут же спохватился: Стоп! Никому не подходить! Савельев, дай-ка сюда, чего там нашли.
Через минуту Савельев передал ему инструмент. Это и впрямь было долото - старое, покрытое ржавчиной, с деревянной ручкой.
Суровцев попробовал вложить широкое плоское лезвие в углубление на боковом взрывателе. Получилось.
- Мотай отсюда, - тихо сказал он Савельеву, не оборачиваясь.
- Почему? - недоуменно спросил тот.
- Без разговоров! Поставь фонарь и уходи.
- Но почему, капитан?
- Потому, - со злобой, но почти шепотом произнес Суровцев, - что взрыватель может быть установлен на неизвлекаемость. Жить тебе надоело, что ли?
- Не уйду, - упрямо сказал Савельев.
- Младший лейтенант, выполняй приказ. Назад!
- Не... не выполню, товарищ капитан! - с каким-то отчаянием ответил Савельев и добавил, почему-то перейдя на "вы": - Вам одной рукой не справиться.
- Ну черт с тобой, - в сердцах сказал Суровцев и попробовал повернуть долото.
Но и на этот раз красная стрелка не сдвинулась с места.
"Э-э, будь что будет", - мысленно произнес Суровцев и уже с силой попытался повернуть ручку, но опять безуспешно.
- Держите фонарь, - снова обращаясь к Суровцеву на "вы", сказал Савельев. - Я попробую. Ну... держите!
И Суровцев понял, что иного выхода нет. Может быть, все дело в том, что он просто устал? Молча передал долото Савельеву и взял у него фонарь. Тот вставил лезвие в углубление, спросил:
- Куда поворачивать? Вправо? Влево?
- Влево. Но чуть-чуть! Чтобы только сдвинулась...
Он поднял фонарь на уровень взрывателя и впился глазами в полированную поверхность дна стакана.
Савельев ухватил ручку долота обеими руками, лицо его мгновенно стало мокрым от пота, хотя он еще и не пытался ее повернуть...
Но вот он отступил на полшага, нажал сильнее. И Суровцев увидел, как поблескивающая при свете фонаря выкрашенная красным лаком стрелка чуть отклонилась от буквы "S".
- Стоп! - крикнул Суровцев.