Хорошо, что он вовремя понял свое преимущество. Если автоматчики не растеряются, будут продолжать стрельбу и заставят американцев прижаться к земле, он сумеет подползти поближе, внезапно выскочить сзади и убить охранника. С этими скулящими мужчинами, которые скорчились под прикрытием крыла, обняв друг друга, как женщины, он справится совсем легко. Он мог бы даже убить их ножом, чтобы получить настоящее удовольствие, но это, пожалуй, займет слишком много времени.
Держа пистолет в руке, сержант пополз вдоль канавы.
* * *
Эрл отскочил назад и укрылся за багажником автомобиля. Оказалось, что движение было очень верным, так как в ту же секунду двое автоматчиков снова открыли огонь, пытаясь прижать его к земле там, откуда он только что убрался, – возле переднего крыла. Тем временем третий выскочил из укрытия и кинулся вперед. Он веером палил вокруг себя, держа автомат у бедра, словно морской пехотинец из кинофильма, и, несомненно, считал, что надежно прикрыт огнем двоих своих товарищей.
Он бежал быстро и решительно, неумолимо приближаясь и шаря вокруг глазами в поисках цели. Эрл подумал, что это храбрый человек, и еще раз произнес про себя эти слова, когда приподнялся над задним крылом автомобиля, навел мушку «супера» точно на его горло, учитывая, что на расстоянии в пятьдесят ярдов эта чертовски быстрая маленькая пуля снизится всего лишь на один-два дюйма, и нажал на спусковой крючок. Оружие резко дернулось у него в руке, одновременно с выстрелом выбросив стреляную гильзу направо, но Эрл, у которого кровь вскипела от горячки боя и все чувства были напряжены, даже не заметил этого. А то, что он заметил сквозь повисшие над дорогой пыль и пороховой дым, прежде чем броситься на землю, спасаясь от свинцового шквала, его вполне удовлетворило: смельчак, пораженный пулей, споткнулся, как пьяный, и большой автомат вывалился из его рук, которые только что были такими сильными. Одну руку он вскинул ко рту, откуда сразу же хлынула струя крови, как это всегда бывает при ранении в легкие; возможно, ему удалось разок проглотить слюну, но к тому времени он уже упал на колени, а еще секунду спустя, забыв о всяком достоинстве, мешком рухнул в дорожную пыль. Его «томми» валялся в двух шагах.
* * *
Спешнев уже почти добежал до места, но все еще не видел почти ничего. С этими делами никогда не бывает ясности. Впереди висело густое облако пыли, стоял страшный шум, и охватить всю картину взглядом, чтобы понять, что там происходит, было совершенно невозможно. Один человек валялся жалкой кучей тряпья посреди дороги в луже крови, казавшейся невероятно яркой в мире выгоревших красок. Автомобиль, наполовину торчавший из кювета, походил на погружающийся в море «Титаник». Даже издали было видно, что он ужасно изрешечен пулями; из многократно пробитого бензобака вытек бензин, и от малейшей искры в небо неизбежно взметнулся бы огненный столб.
Но вот никого из живых видно не было. Спешнев подоспел во время одного из тех странных моментов затишья, которые обязательно случаются в каждой перестрелке. Никто не представлял себе, что делать дальше, все участники столкновения утратили связь со своими соратниками, крови пролилось уже много, и во все умы исподволь закрадывался пугающий вопрос: «Скоро ли все это закончится?» А за ним следовал другой: «А что, если я умру здесь?» Молитвы и проклятия бывают разные, но суть их всегда одна и та же и результаты одни и те же. Удаче безразлично, кому помочь, храбрецу или трусу, однако толковый и умелый парень при капельке везения имеет больше шансов выжить.
Поэтому Спешнев сделал вывод, что американец все еще дышит где-то там, позади накренившегося автомобиля. Несомненно, это он прихлопнул того типа, что уже начал гнить на солнце, сохраняя беззаботное выражение, которое часто принимают мертвецы. Возможно, нападающие уже рядом с американцем, возможно, они готовятся убить его уже в следующее мгновение. Спешнев этого не знал; он знал, что должен подобраться еще ближе и сделать все, что в его силах.
* * *
Кто-то из двоих обгадился, но Эрл не знал и не имел никакого желания выяснять, кто именно.
Он присел на корточки около своих спутников.
– Когда я поднимусь и начну стрельбу, вы со всех ног броситесь в джунгли. Но не теряйте из виду дорогу. Не заблудитесь, не утоните в болоте – в общем, не ввязывайтесь в новые неприятности. Я думаю, что они все на той стороне дороги. Я сумею удерживать их столько времени, на сколько у меня хватит патронов.
– Я не смогу, – простонал Лейн Броджинс.
– Нет, мистер Броджинс, сможете. Вы моложе и сильнее, чем Хозяин Гарри, и он нуждается в вашей помощи, как никогда прежде. Ведь так, сэр?
– Совершенно не так, Эрл. На самом деле вы неправы с начала и до конца. Мне безразлично, смоется Лейн отсюда или останется. Зато я не хочу, чтобы он путался у меня под ногами. К тому же от него воняет. Его портки полны дерьма. Я всегда режу правду-матку и здесь тоже не стану кривить душой!
– И все же в таких делах лучше работать командой.
– Нет ничего хуже, чем работать в одной команде с Лейном. Эрл, удержите их здесь, сколько сможете. А я побегу, как вы сказали. Что касается Лейна – не знаю и знать не хочу. Лейн, вы уволены. Теперь заботьтесь о себе сами.
– Будьте вы прокляты, Гарри Этеридж. Если я выберусь отсюда, то расскажу всему свету о ваших грязных делишках, и это будет...
– Эй, парни, заткнитесь-ка. Дайте подумать. У меня почти кончились патроны, а они сидят где-то рядом и, конечно, все время меняют позиции. Я шлепнул двоих, но осталось, самое меньшее, еще двое, и, нутром чую, есть еще и третий, а где он находится – даже представить не могу.
– Ну, Эрл, вы ведь разделаетесь со всеми?
– Боюсь, что нет, сэр.
– И как прикажешь теперь думать? Тебя, парень, считали лучшим из лучших. Тебя наняли для определенной работы, и вдруг выясняется, что она тебе не по зубам.
– Сэр, слишком уж их много. А теперь заткнитесь, старина. Я все же попытаюсь выдернуть вашу драгоценную арканзасскую задницу из этой переделки.
– Лейн, слышали, как он со мной разговаривает? Нервы, не иначе.
– Гарри, вы меня уволили, и мне на вас плевать с высокого дерева. Эрл, пристрелите его. Они охотятся на него. Если он умрет, они нас отпустят.
– Лейн, вы полностью отказались от лояльности ко мне, и я хочу, чтобы вы знали – я это заметил.
Двое стрелков, очевидно, перезарядили автоматы и опять открыли шквальный огонь с противоположной стороны дороги. Очереди снова и снова врезались в многострадальную машину, грохот стоял как в аду, и автомобиль сотрясался под ударами свинцового града.
А потом – ба-бах! – одна из пуль высекла искру и вверх внезапно взметнулся пышный фонтан огня, над которым поднялся султан густого черного дыма.
– Бегите! Бегите! – прокричал Эрл и, поднявшись не позади капота, не под прикрытием высоких «плавников» на задних крыльях, а почти в середине корпуса автомобиля, где еще ни разу не показывался, он принялся стрелять сквозь окна с выбитыми стеклами.
Он расстрелял подряд девять патронов и увидел, что один из автоматчиков осел наземь и выпустил из рук свое тяжелое оружие. Но в то же мгновение в металл рядом с Эрлом врезалась очередь, и в лицо ему больно ударило множество осколков стекла и металла. Он присел, непроизвольно содрогнувшись, и увидел, что его подопечные неуклюже побежали куда-то в сторону, пытаясь пригибаться к земле, однако проследить направление не успел.
Он выкинул из пистолета пустую обойму, всадил новую последнюю – осталось только девять патронов! – и отполз в сторону, чтобы прикрыть отступление подопечных.
* * *
Сержант подобрался уже довольно близко. Он видел, как двое жирных гринго[36] потрусили в кусты, и подумал было пристрелить их. Но тут же сообразил, что разделаться с ними всегда успеет. Нужно было решить главную проблему – покончить с тем героем, который засел за машиной. Если он не погибнет, причем очень скоро, дело можно будет считать проваленным.
И все же расстояние оставалось слишком большим. Сержант хотел приблизиться настолько, чтобы стрелять наверняка. Он хотел подобраться вплотную, чтобы пороховые газы опалили одежду человека, которого он сейчас убьет, чтобы на коже появился ожог даже раньше, чем ее продырявит пуля.
Поэтому он решил подождать еще немного. На той стороне дороги он разглядел единственного оставшегося из своих автоматчиков. Тот полз по-пластунски, очень медленно, тоже пытаясь подкрасться как можно ближе к американцу.
Сержант уставился на него, мысленно приказывая обернуться и найти взглядом своего командира.
Конечно, сержант не был колдуном и никак не мог взглядом отдавать приказы. Он прекрасно знал, что такого не бывает. Но тем не менее это произошло. Стрелок повернул голову и взглянул ему прямо в глаза.
Сержант поднял палец, приказывая остановиться. Тот понял и впился в своего командира взволнованным взглядом. Сержант принялся жестикулировать: указал на него, потом на себя и поднял один, два и три пальца. Это должно было означать: «На счет три мы оба встаем и открываем огонь. Американец не сможет одновременно отстреливаться в двух направлениях, и тут-то мы его и сделаем».
Автоматчик кивнул.
Сержант начал отсчет.
Раз!
Два!
И... три!
Он кивнул автоматчику, изготовившемуся для заключительного броска.
Сержант поднялся, автоматчик тоже вскочил и с криком помчался к автомобилю, стреляя на бегу.
Сержант повел себя иначе. Он ни в коем случае не был дураком. Он тут же снова упал на землю и быстро пополз вперед.
Автоматчик не успел пробежать и полпути до машины, как американец свалил его одним выстрелом в голову.
Сержант наконец-то решил, что подполз достаточно близко. Он выстрелил в американца и, конечно, попал. Он хорошо видел, как брызнула кровь, и гринго выронил оружие.
Ха! Ну вот ты и готов, дружище!
* * *
Эрл увидел человека, который бежал прямо на него, и, почти не целясь, всадил в него пулю. Он еще успел подумать, что это не...
И тут его ранило.
Он ощутил сильный удар в бедро, потом что-то звякнуло и пуля пролетела прямо перед его лицом, потом он осел на землю, и по закону подлости, который всегда срабатывает в таких вот отчаянных ситуациях, его правая рука – он стрелял с правой – вдруг оцепенела. Он не смог нажать на спусковой крючок, хотя, возможно, это объяснялось той простой причиной, что еще одна пуля угодила в кольт прямо над спусковой скобой, покорежила оружие и выбила его из руки.
Эрл опустился на землю и подкатился поближе к перекошенному «кадиллаку». Несмотря ни на что, он продолжал работать. Его рука метнулась к бедру и ощутила зловещий горячий ток крови. Но он не запаниковал. Он намеревался сражаться до конца, и ему понадобилось менее двух секунд для того, чтобы отыскать свое оружие, валявшееся в нескольких футах от него. Эрл схватил пистолет и сразу же увидел, что он испорчен. Пуля изувечила ударно-спусковой механизм, и спусковой крючок намертво заклинило. Пистолет пришел в полную негодность.
Он резко повернулся, пытаясь найти какое-нибудь другое оружие, и увидел рядом с собою своего убийцу. Никем другим этот парень быть просто не мог. Черный как смоль негр в униформе хаки и покрытых толстым слоем пыли ботинках, с морщинистым лицом, видевшим, несомненно, не одну сотню сражений. Ничего не выражающие, прямо-таки мертвые глаза: ни любопытства, ни торжества. Седые нити в шапке волос, заплетенных во множество тугих косичек. Круги от пота под мышками. Нет на земле такой армии, униформа которой помешала бы отчаянному парню, ловкому в обращении с оружием, за гроши подрядиться на какую угодно работу.
– Я иметь твоя в ж..у, – с диким акцентом проговорил негр.
– Тебя самого в ж..у, Джек, – ответил Эрл.
– Нет, тебя, тебя, парень, твою ж..у, скажи нет? Я буду убить тебя, потом искать те две жирные свиньи и убить их. Ха! Ты быть молодец, но все равно, твоя ж..а быть плохо.
Этот человек был слишком опытен и не стал бы делать опасные глупости вроде того, чтобы подойти и ударить Эрла ногой по яйцам. У него было полное преимущество: оружие, а вдобавок и все время, которым располагал мир. Он не станет делать дурацких ошибок. Только в никчемных кинофильмах плохой парень наклоняется к раненому герою, чтобы поиздеваться над ним, и тот кидает ему в лицо горсть песку. Он просто пристрелит Эрла, перезарядит пистолет, закончит работу и уберется отсюда. Завтра подробности того, что было сегодня, уже сотрутся из его памяти, а к пятнице он полностью позабудет обо всем.
Чернокожий поднял пистолет.
И тут же опустил его, отвлекшись на странное и непонятное явление.
Из его груди вдруг хлынула струя крови. Конечно же, это было настолько странно, что дальше некуда! Он не хотел верить в случившееся. С чего бы вдруг могло произойти такое страшное злодеяние?
Он опустился на колени. Пистолет «стар» неожиданно сделался невыносимо тяжелым, и сержант позволил ему упасть на землю. В ушах оглушительно отдавался звук сердцебиения, настолько громкий, что он даже не услышал второй очереди, которая тоже прошила его грудь. Он внезапно ощутил рядом с собой чье-то присутствие. Немного подался вперед и коснулся лица Одудуа, а та прижала его к своей темной груди, еще совсем недавно своего верного слугу, а теперь, увы, всего лишь очередного покойника.
Эрл видел, как этот человек умирал. Вот он уже лежит в грязи, беспомощный, словно младенец. Его глаза пусты, его рубашка красна от свежей крови, целого моря свежей крови. Запах пороха висит в воздухе.
Эрл был уверен, что слышал выстрелы, особенно вторую очередь. Ему показалось, что стреляли справа. Напрягая все силы, он приподнялся и посмотрел через багажник автомобиля – прямо, налево, потом направо, – пытаясь заметить стрелка. Но никакого стрелка не было. Пыль все еще висела в воздухе, легкий ветерок чуть покачивал листья приземистых деревьев.
– Эй! – крикнул Эрл, но не услышал ни ответа, ни какого-нибудь другого звука.
В этот момент можно было подумать, что он единственный человек на земле.
22
Они вопили не переставая. Впрочем, за это их нельзя было упрекнуть. Тайная полиция сначала взялась за ногти на руках пленников, используя какие-то особые приспособления, а затем перешла к пальцам на ногах, которые обрабатывались ножами. И все равно дело сдвинулось с места лишь после прибытия специалиста.
Его звали капитан Рамон Латавистада. Но обычно его называли Ojos Bellos – Прекрасные Глаза. Не потому, что его глаза отличались особой красотой или выразительностью, а потому, что этот старший офицер Servicio de Inteligencia Militar[37], размешавшейся в казармах Монкада, в своей работе самое большое внимание уделял глазам подследственных. Он твердо знал, что глаза – это ключ к душе любого человека. Его репутация внушала невольное почтение. Он работал быстро, страстно и умело, и его работа, хотя и очень привлекательная с виду, всегда отличалась высочайшей эффективностью.
Пленные вопили, не замолкая ни на мгновение. Их было трое: тот, которого Эрл подстрелил первым около срубленного дерева, автоматчик, получивший пулю на противоположной стороне дороги, и еще один, невредимый, – он прикрывал тылы своих товарищей, прячась под деревом в стороне от дороги, не принимал участия в перестрелке и пытался сбежать, но попал в руки розыскной команде с собаками. Уже давно стемнело. Моряки с американской военно-морской базы доставили передвижной генератор, протянули провода, так что исследование места происшествия происходило при ярком электрическом свете. Места, где лежали убитые, отметили колышками и трупы сложили в мешки. Пепе с изуродованной головой теперь покоился вместе с людьми, которые убили его, но и сами оказались в мешках.
Сначала появились моряки, затем отделение тайной полиции из Гуантанамо и команда кубинских солдат с собаками из Сантьяго, которые и изловили беглеца. Теперь, несколько часов спустя, место происшествия бурлило от целеустремленной деятельности: солдаты охраняли, поисковые команды прочесывали лес, детективы вели следствие. Американцы работали серьезно и сосредоточенно, кубинцы курили, сыпали шуточками и пытали.