— Весь вечер сдерживался, — весело заявил Чонакош. — Больше невтерпеж, мамочка!
Он подхватил загрустившего Боку под руку, и мальчики, усталые от пережитых волнений, побрели в город по длинному проспекту Юллё…
4
Часы в классе снова пробили один раз, и мальчики стали складывать книжки. Господин Рац, учитель, захлопнул свою книгу и поднялся с места. Малыш Ченгеи с первой парты услужливо подбежал к нему помочь надеть пальто. Мальчишки с улицы Пала, сидевшие в разных местах, переглянулись, ожидая распоряжений Боки. Известно было, что в два часа дня на пустыре состоится сбор и отряд лазутчиков в составе трех человек доложит о посещении Ботанического сада. Что вылазка прошла удачно и президент Союза пустыря отважно нанес ответный визит Краснорубашечникам, — об этом все уже знали. Но любопытно было узнать и услышать обо всех приключениях и опасностях, которые подстерегали смельчаков…
Из Боки нельзя было вытянуть ни слова. Чонакош болтал без умолку и — прости ему господь! — изрядно привирал. Рассказывал даже про каких-то диких зверей, которые повстречались им в развалинах замка… Уверял, будто Немечек чуть не утонул в озере… Что краснорубашечники сидели вокруг огромнейшего костра… Но рассказывал страшно сбивчиво и о самом главном все время забывал. Да и слушать его было трудно: постоянные свистки, которые он вставлял после каждой фразы вместо точки, просто оглушали.
Немечеку же собственная его роль казалась такой важной, что он напустил на себя величайшую таинственность и на все вопросы отвечал только:
— Ничего не могу сказать.
Или:
— Спросите у господина президента.
И все ужасно завидовали Немечеку, что он — нижний чин, а принял участие в таком замечательном похождении. Лейтенанты и старшие лейтенанты почувствовали себя словно па голову ниже своего собственного рядового, а иные стали даже поговаривать, что вот малыша непременно произведут теперь в офицеры и на пустыре вообще ни одного рядового не останется, кроме Гектора, черной собаки сторожа…
Не успел учитель выйти из класса, как Бока поднял вверх два пальца, извещая мальчишек с улицы Пала, что встреча состоится ровно в два. Остальные, не принадлежавшие к их числу, преисполнились жгучей зависти при виде того, как в ответ все они разом отдали честь, показывая этим, что знак Боки принят к сведению.
И все уже хотели встать, как вдруг произошло нечто неожиданное.
Господин Рац, учитель, остановился на ступеньках кафедры.
— Погодите, — сказал он. Воцарилась мертвая тишина.
Господин Рац вынул из кармана пальто какую-то записку и, надев на нос очки, начал выкликать фамилии:
— Вейс!
— Здесь, — испуганно отозвался Вейс.
— Рихтер! Челе! Колнаи! Барабаш! Лесик! Немечек! — продолжал учитель. Каждый отвечал:
— Здесь!
Господин Рац спрятал записку в карман.
— Перед уходом домой зайдете ко мне в учительскую, — объявил он. — У меня к вам небольшое дело.
С этими словами он сошел с кафедры и, не объяснив причины этого странного приглашения, поспешно покинул класс.
Все заволновались, зашумели.
— Зачем нас вызывают?
— Почему нам велели остаться?!
— Чего ему нужно?
С такими вопросами обращались друг к другу вызванные. И так как все они принадлежали к числу мальчишек с улицы Пала, то обступили Боку.
— Не знаю, что бы это могло значить, — сказал президент. — Идите, а я подожду вас тут, в коридоре. Потом обернулся к остальным:
— Придется собраться не в два, а в три. Вышла задержка.
Просторный гимназический коридор с большими окнами, обычно такой тихий, ожил. Из других классов тоже высыпали ученики; поднялась толкотня, беготня, суета. Все спешили к выходу.
— Что, после уроков оставили? — кинул один из пробегавших маленькой стайке, сиротливо столпившейся у входа в учительскую.
— Нет, — гордо возразил Вейс.
Спросивший побежал дальше, провожаемый завистливыми взглядами. Счастливец: уже идет домой!..
После непродолжительного ожидания стеклянная дверь учительской приоткрылась, и между матовыми створками выросла высокая, худощавая фигура господина Раца.
— Входите, — сказал он и вошел первым.
В учительской никого не было. В глубоком молчании выстроились мальчики вокруг длинного зеленого стола. Вошедший последним с робким почтением притворил дверь. Господин Рац сел во главе стола и оглядел вошедших:
— Все здесь?
— Все.
Снизу, со двора, доносился веселый гомон спешивших домой гимназистов. Господин Рац велел закрыть окно, и тишина в большой, заставленной книжными шкафами комнате стала просто гнетущей. Эту могильную тишину нарушил голос учителя:
— Дело вот в чем. Мне стало известно, что вы организовали какое-то общество. Так называемое «Общество замазки». Тот, от кого я узнал об этом, передал мне и список членов. Вы — члены этого общества. Верно?
Никто не ответил. Все стояли молча, повесив головы, всем видом своим подтверждая, что обвинение справедливо.
— Давайте разберемся по порядку, — продолжал господин Рац. — Прежде всего мне хотелось бы знать, кто это организовал общество, когда ясно было сказано: никаких обществ я не потерплю?
Молчание.
— Это Вейс, — робко произнес чей-то голос. Господин Рац строго посмотрел на Вейса.
— Вейс! Ты разве сам не умеешь отвечать?
— Умею, — прозвучал смиренный ответ.
— Почему же ты молчал?
Но бедный Вейс опять ничего не ответил.
Господин Рац закурил сигару и пустил дым в потолок.
— Итак, начнем по порядку, — повторил он. — Во-первых, скажи, что это за «замазка»?
Вместо ответа Вейс извлек из кармана какой-то комок и положил на стол. Несколько мгновений он созерцал его, потом промолвил чуть слышно:
— Вот она.
— И что же это такое?
— Это такая вязкая штука, которой стекольщики окна замазывают. Стекольщик замажет раму, а мы возьмем и выковыряем ногтями.
— И это все ты наковырял?
— Нет, что вы! Это общественная замазка.
— Что такое?! — вытаращил глаза учитель.
— Ее все члены общества собирали, — объяснил Вейс, немного осмелев. — А хранить комитет поручил мне. До меня хранителем был Колнаи, потому что он казначей… Но у него она вся высохла, потому что он совсем ее не жевал.
— Так ее жевать нужно?
— А как же? А то она затвердеет и ее нельзя будет мять. Я ее каждый день жевал.
— Почему же именно ты?
— Потому что в уставе сказано, что председатель обязан хоть раз в день жевать общественную замазку, иначе она засохнет…
Тут Вейс заревел.
— А председатель сейчас я… — всхлипывая, объяснил он. Дело становилось нешуточным.
— Где вы набрали такой большой комок? — спросил учитель, повысив голос.
Молчание. Учитель взглянул на Колнаи:
— Отвечай ты, Колнаи! Где вы набрали столько? Колнаи затараторил, вероятно желая поправить дело чистосердечным признанием:
— Видите ли, господин учитель, это началось месяц тому назад. Неделю жевал я; но тогда ее было поменьше. Первый кусок принес Вейс, и мы основали общество. Он с отцом ехал на извозчике и наскреб замазки с окошка кареты. Все ногти обломал до крови. Потом разбилось окно в классе пения, и я еще днем туда забрался и чуть не до вечера стекольщика ждал. В пять часов он пришел, и я попросил: «Дай мне кусочек», но он не ответил, потому что не мог: у него была полна пасть замазки.
Учитель нахмурился:
— Что это за выражения? Пасть бывает у лошадей!
— Ну, полон рот. Он тоже ее жевал. Я подошел и спросил, можно ли мне посмотреть, как он стекло будет вставлять. Он кивнул. Я стал смотреть, а он вставил стекло и ушел. Тогда я подошел к окну, выковырнул замазку и унес с собой.