Я не потрудился вернуться в контору, потому что только потратился бы и усугубил бы язву Крамера. К тому же для битвы с Пэт день был не слишком благоприятным – это я чувствовал совершенно определенно.
Итак, я поехал в мой любимый бар по соседству – единственный известный мне бар, где до сих пор подают бесплатный ленч – и закрылся в телефонной кабине со стаканом пива, салями, сыром и полным карманом мелочи. Я прикинул, что пора рассмотреть армейский аспект; не будучи точно уверенным в причине, побудившей меня сделать это, но раз уж такое всплыло на поверхность, то наверняка заслуживало более внимательного рассмотрения. По обычным каналам для выяснения деталей мне понадобилось бы недели три, но в Вашингтоне у меня жил приятель – настоящий специалист по успешному проторению путей сквозь канцелярскую волокиту. Опустив монеты в телефонный аппарат, я из суеверия скрестил пальцы: пусть только он окажется на месте!.. Он оказался. Я сообщил ему необходимые статистические данные о Бакстере плюс оплаченный номер телефона, и он пообещал, что позвонит сразу же, как только раздобудет нужную мне информацию.
После трех кружек пива, когда я уже приступил к десерту (салями и сыр), телефон зазвонил – приятель побил все прежние рекорды по борьбе с бюрократией.
Джо Бакстер служил на Тихом океане. Он был дважды награжден знаками отличия за отвагу, отмечен как превосходный снайпер, освобожден от службы по состоянию здоровья, а потом стал инструктором по стрелковому оружию в Форт-Беннинге. Из армии он уволится с сохранением знаков отличия.
Так что же? Значит…
Итак, я поблагодарил этого гениального человека, повесил трубку, проверил возврат монет и здесь тоже остался, по своему обыкновению, ни с чем. Просто день был неудачный.
Я вернулся домой и провел остаток дня, стремясь улучшить себе настроение. Я спал. Нет ничего лучше сна, чтобы поднять упавший тонус, особенно если вам снятся такие сны, как мне.
Это трехцветные сны, в которых являются белокурые, рыжие и брюнетки.
Было около семи вечера, когда я принял решение снова побеседовать с Еленой Картрайт. Я позвонил в “Юнайтед уорлд”. Там ответили, что ее нет, но, вероятно, я найду ее дома. Мне назвали адрес, и я старательно записал его в своей маленькой черной книжке. Хотя, может быть, это и отдавало чрезмерным оптимизмом.
Она жила за городом, на другом берегу реки, и было уже почти половина девятого, когда я туда добрался. Дом – большое белое оштукатуренное здание – стоял в стороне от широкой улицы, посредине обсаженного деревьями и цветами участка размером примерно в акр.
Я оставил машину на вымощенной плитами подъездной аллее. Если Елена зарабатывает такие деньги на телевидении, то мне, вероятно, тоже стоит попытаться урвать себе кусочек этого пирога, и к черту мистера Магсса!
Я нажал кнопку около двери и услышал где-то внутри дома перезвон колокольчиков.
– Кто там? – произнес ее голос неожиданно близко от меня.
Я понял, что голос раздается из динамика, встроенного в панель рядом с дверью. Там был еще и микрофон.., может быть, сделанный искусным техником Джо Бакстером – или Хэнком Фишером?
– Макс Ройял, – представился я. – Сюрприз-сюрприз!
– Заходите, Макс. Дверь не заперта.
– Разве это не опасно?
– Это и делает жизнь такой интересной, – сказала она. – Никогда не знаешь, кто позвонит. По вечерам я сижу и надеюсь…
Я открыл дверь и вошел в дом. Прихожая, очевидно, была обставлена художником по интерьеру, который пользовался популярностью в этом году и полагал, что старый добрый колониальный стиль никогда не выйдет из моды. Если бы мне когда-нибудь пришлось обставлять дом, я подождал бы до следующего года, когда станет популярным другой художник по интерьеру.
Мгновение я стоял, раздумывая, куда же идти.
Все двери, выходившие в прихожую, были закрыты. На верхний этаж вела белая лестница с перилами.
– Поднимайтесь сюда, Макс, – нахлынул на меня ее голос. – Комната на верху лестницы.
Я сделал, как мне было сказано. Дверь оказалась открыта, и я вошел.
– Сюда, – позвал голос. По-видимому, он раздавался из-за двери в дальнем конце огромной гостиной. Я пересек комнату, толкнул дверь и вошел в следующее помещение.
Пол здесь был выложен черной мраморной плиткой. Стены отделаны черным и белым кафелем. В углу была встроена в пол ванна; напротив нее на мозаичном столике стоял экраном к ванне изящный портативный телевизор последней модели.
А в ванне лежала Елена. Над пузырьками пены выступали ее голова и плечи. На ней были очки, на дужках которых было выгравировано ее имя – прелестное имя, но не до такой степени, как сама Елена в ванне.
– Как уютно, – не смог сдержать я восхищения. – Просто не терпится отказаться от соблюдения всяческих условностей!
– Выключите телевизор и садитесь, Макс. Мне нравится расслабляться в ванне. К тому же это дает возможность одновременно следить за конкурентами.
Вблизи стояло кресло в строгом колониальном стиле, обитое простеганным атласом. Вырубив телевизор, я сел и сразу понял, почему Джордж Вашингтон никогда не стал бы сюда садиться – он был не дурак, чтобы сидеть на кресле без пружин.
– Вы не против, если я закурю? – спросил я ее.
– Валяйте, – разрешила она. Я зажег сигарету.
– Мне нравятся очки с монограммой… Это очень мило!
Она рассмеялась.
– Это ужасная тайна… Я имею в виду то, что я ношу очки. Вы, Макс, один из немногих избранных, которые узнали о ней. Я близорука, а ванна слишком далеко от экрана, чтобы я могла четко видеть его без очков.
– Я буду надежно хранить вашу тайну, – пришлось пообещать мне. – За соответствующую плату, разумеется!
Она повела плечами, и пузырьки стали с шелестом лопаться.
– Может быть, приготовите мне выпить, Макс? Можно сделать мартини… Все необходимое вы найдете в баре, в гостиной.
– Разумеется, – сказал я. – Вы говорите понятным мне языком!
Я вышел в гостиную и обнаружил, что в баре имеются все необходимые ингредиенты, за исключением льда. Я вернулся в ванную, но не успел сделать и шага от двери.
На какое-то мгновение я увидел нимфу, пугливо исчезающую в волнах. Секунду спустя ее голова с плеском появилась на поверхности. Стекла очков покрылись пузырьками пены, и у меня возникла восхитительная мысль – если она видит меня через них, то я наверняка похож на игрушку “Снежное Рождество”.
– Лед, – произнес я.
– Вы что, не имеете привычки стучаться? – сердито спросила Елена. – Я как раз выходила из воды!
– Нет льда, – сказал я, игнорируя ее вопрос.
– Дверь в кухню с другой стороны гостиной. И пожалуйста, закройте дверь, когда будете выходить!
– Да, мэм, – смиренно склонил я голову. – Знаете что? Жаль, что вы любите смотреть в ванне телевизор.
– Почему?
– Если бы вы не смотрели, вам не пришлось бы надевать очки. Без очков вы бы плохо видели. Если бы вы плохо видели, вы не заметили бы и меня в дверях, ведь так?
– Вы прямо как любопытный Том! [5] – засмеялась она.
– А какая Годива получилась бы из вас! – с восторгом поддержал я разговор. – Без всяких этих ханжеских длинных волос, которыми она укрывалась, как занавеской!
– Убирайтесь отсюда! – Она недовольно брызнула в меня пеной. – Какие же у вас непристойные мысли!
– Мой разум развращают глаза, – объяснил я. К тому времени, когда к мартини добавился лед, она вышла в гостиную. На ней был черный пеньюар, оставлявший такое ощущение, что его не случайно сделали черным, потому что иначе бы он был просто невидимым. Она подошла к дивану и села. Я подал ей бокал и сел рядом с ней.
– Спасибо. – Она взяла у меня из рук мартини.