Вместо мебели стоит один только стул, на котором лежат пара пистолетов и его собственная шляпа. Больше ничего, если не считать стоящих на полу сапог и рядом с ними бутылки с воткнутым в горлышко огарком. Накануне, изнемогая от усталости, он заснул моментально.
— Что за странная конура! — сказал он. — Она похожа на каюту или на тюремную камеру.
Однако замеченные им изображения святых, кресты и всевозможные образки навели его на другую мысль.
— Это, должно быть, древний монастырь, — сказал он сам себе, — я слышал, что в прежние времена в Мексике выбирали для постройки монастырей самые недоступные места.
«Есть ли еще здесь монахи? — подумал он и вспомнил встреченных накануне людей в монашеском облачении. — Во всяком случае, странно, что капитан может быть настоятелем монастыря. Но если члены этой обители согласятся приютить нас, я буду им более чем благодарен».
Он снова растянулся на своем ложе, обводя комнату глазами. На белых оштукатуренных стенах виднелись кое-где длинные желтые потеки и проступившая от сырости плесень. Одним словом, если это и был монастырь, то времена его процветания, очевидно, давно прошли.
Предаваясь этим размышлениям, Керней вдруг заметил, что в полуотворенных дверях кто-то стоит. Он повернул голову и увидел человека, одетого в длинную рясу и сандалии. Четки, распятие, клобук — все указывало на принадлежность его к монашеству.
— Я пришел узнать, как сын мой провел ночь, — сказал он, увидев, что Керней не спит. — Надеюсь, что свежий горный воздух способствовал ему?
— Да, — ответил ирландец, — я спал превосходно. Не припомню даже, когда я так хорошо спал. Но где же…
Он встал с постели и пригляделся к монаху пристальнее, а когда узнал, так поразился, что не смог сразу произнести и слова: перед ним стоял человек, с которым он провел столько печальных дней в самом
близком общении!
— Ах, это дон Руперто Ривас!
— Я, сын мой, — ответил монах с тем же смиренным видом.
Керней, разразившись смехом, воскликнул:
— Вот уж в ком я никогда бы не заподозрил монаха!
— Ах, дон Флоранс, нам, в Мексике, приходится иметь не одну тетиву для лука и не одну крышу, под которой мы могли бы укрыться. Вчера я был таким же узником, как вы, а сегодня вы видите меня настоятелем монастыря. Впрочем, прошу извинения, я забываю обязанности хозяина. Вы, должно быть, не прочь заняться туалетом и страшно голодны. Грегорио, — позвал он дворецкого, — все ли вы приготовили? Есть ли свежая вода и чистое белье? Проводите сеньора и предложите свои услуги. Я попрошу только не очень мешкать с завтраком, так как братья не любят ждать. Hasta luego.
Он ушел, оставив Кернея с дворецким, который повел его в комнату, где находились умывальник, полотенца и другие принадлежности для умывания и бритья. Все было очень просто, но Кернею, столько времени лишенному всего необходимого, показалось роскошью. Надев костюм ранчеро, поданный ему дворецким, он последовал за ним в столовую.
Уже идя по коридору, они услыхали шум голосов. Ривас предупредил Кернея, что тот увидит многочисленное общество. Действительно, в трапезной было человек тридцать, одетых в монашеские рясы. Посреди большой комнаты стоял длинный стол, окруженный скамьями и стульями. По расставленным в беспорядке бутылкам, стаканам можно было догадаться, что трапеза, служившая и завтраком и обедом, — а было уже позже одиннадцати часов -подходила к концу.
Прислуживавшие монахам молодые индейцы ставили на стол блюда, которые поднимались через трап, сообщавшийся с кухней, откуда шел аппетитный запах. За столом сидели группами. Самая многочисленная собралась вокруг человека громадного роста. Это был Крис Рок, имевший, по-видимому, большой успех среди своих новых знакомых.
По их оживленным и насмешливым лицам видно было, что они заставили его разговориться.
Но Керней был вполне уверен в своем старом друге. В то время как он удивлялся веселому выражению лиц, не особенно идущему их мрачноватым одеяниям, в комнату вошел настоятель, представивший Кернея братьям.
— Это дон Флоранс, — сказал он, — нуждающийся в гостеприимстве монастыря.
Все встали. Однако нельзя было терять время на любезности. Новые блюда, поставленные на стол, привлекли внимание братии. Настоятель, сев посередине, указал Кернею место возле себя.
Хрусталь и столовое белье были не особенно тонки, но зато яства не оставляли желать ничего лучшего. Мексиканская кухня превосходит древнюю испанскую, основу современной французской кухни. Этим превосходством она обязана, впрочем, многим туземным произведениям кулинарного искусства. Монахи любили, по-видимому, хорошо поесть, так как блюда следовали одно за другим. Некоторые из них Керней пробовал впервые. Теперь он понял, почему и остатки обеда, поданные им ночью, были так обильны. Что касается вин, то они отличались и качеством, и количеством.
Поразили его не только кушанья, но и некоторые высказывания монахов. Но каково же было его удивление, когда в конце трапезы Ривас, стоя со стаканом в руке, провозгласил:
— Patria y Libertad!
И лозунг этот подхватили все присутствующие:
— Отечество и свобода!
Воодушевление, вызванное этими словами, казалось здесь еще более странным, чем самые слова.
43. КТО ОНИ?
Когда завтрак был окончен, братья встали все разом и покинули трапезную. Некоторые разошлись по своим кельям, другие сели на скамьи перед домом и закурили. Настоятель, ссылаясь на спешные дела, попрощался со своими гостями и удалился. Керней и Рок могли, наконец, поговорить друг с другом.
Не желая, чтобы братья могли их слышать, они сошли на аллею, когда-то, вероятно, усыпанную песком, теперь же заросшую мхом и травой. Ветви деревьев, сплетаясь вверху, защищали гуляющих от слишком яркого солнца. Пройдя сотню шагов, беглецы очутились опять под открытым небом. Здесь они заметили, что стоят на краю обрыва, или пропасти, служащей границей площадки, на которой находился монастырь. Отсюда их взору представился самый красивый ландшафт, какой только мог видеть человеческий глаз.
Но красота природы их мало трогала, и, бросив беглый взгляд на чудную картину, они повернулись к ней спиной и сели друг против друга. Это место было, вероятно, любимым местом отдыха монахов, судя по расставленным скамьям.
— Ну, Крис, старый товарищ, — начал Керней, — немало мы пережили за эти сутки! Что вы думаете о наших новых знакомых?
— Капитан, вы предлагаете мне сложную загадку!
— В самом ли деле они монахи?
— Не могу сказать. Да и что меня спрашивать? До моего приезда в Мексику я никогда не видел монахов. В Техасе, может быть, они и были, но, признаться, я могу судить о них только понаслышке и склонен думать, что здесь тоже нет ни одного монаха.
— Неужели же это попросту разбойники?
— А кто же их знает? Ривас ведь слывет атаманом сальтеадоров, то есть разбойников. Но я сильно сомневаюсь в этом.
— Меня бы это сильно удивило, — сказал Керней. — Мне он кажется высоко порядочным человеком. Он был офицером и имеет чин капитана.
— Я этому охотно верю, но не надо забывать, что по всему течению Рио-Грандо есть много мексиканских офицеров, начиная с поручиков и кончая генералами, которые были грабителями. Вспомним хотя бы полковника Чаперраля, известного своими разбоями и убийствами. А Санта-Ана, кто же он, как не разбойник? Звание офицера не гарантия честности. Во время революции офицеры в этой стране становятся бандитами, и наоборот.