– Дача взятки, статья 174 Уголовного кодекса. Хуже, чем жену убить.
Посетитель схватил квитанцию, торопливо спрятал в карман.
– Если что, я могу?..
– Девять двести – в сберкассу, ко мне с копией платежного поручения. Всего доброго.
Он смотрел во двор вслед уходившему мужику и думал о нерасторопных охранниках, позволивших захватить президента страны. «Один из себя мессию строит, а тысяча его пасет. И каждый со значением, каждый думает, что если бы не он…»
В фанерную перегородку постучали. Условный сигнал. В смежной комнате базировалась жэковская бухгалтерия.
– Спасибо, девушки, – юрист направился в дальний угол к телефону.
«Девушки», младшей из которых перевалило за девяносто, собирались уходить, перекладывали кефир из холодильника в авоськи.
– Алло… Я… Помню… Часиков в восемь… Рано?.. А работа?.. А как же… Будь… Алексею звонил?.. Ладно, Вадиму я сам… Пока.
Простившись с «девушками», он вернулся в свою конуру, сменил опорки на новенькие туфли, душегрейку – на кожан. Перед зеркальным осколком на сырой стене пригладил седеющие волосы. Потом привычным жестом включил старенький датчик БК–1М, хоть и ненадежно, но все же блокировавший фанерную дверь и зарешеченное, никогда не мытое окошко.
«Буду в 12», – написал он на клейкой бумажной лентe и, повесив замок, заглянул в стекляшку в конце коридора.
– Слышь, Андрей Егорыч, – спросил у дежурного, ты про президента кино смотрел?
– Ну, – сосредоточенно вылавливая в термосе жирный кусок мяса, откликнулся тот.
– Чем там дело кончилось? Телохранителя пришили в вертолете, а дальше я не досмотрел.
– А, так он же сам все это и подстроил.
– Кто?
– Президент.
– Ну да?!
– Точно.
– Зачем?
– Ясное дело, чтоб руки себе развязать. Чрезвычайку ввести, парламент скинуть. Короче, порядок в государстве навесть.
Юрисконсульт помотал головой, поскреб в затылке.
– Да‑а, – вздохнул, – дела. Семьдесят второй пахнет.
– Чего?
– Организационная деятельность, направленная к совершению особо опасных государственных преступлений. От десяти до пятнадцати или вышка с конфискацией имущества. Ладно, Егорыч, пока!
Егорыч застыл, не донеся ложку до рта.
– Так они ж негры, у них, наверно, по‑другому, – сказал он вслед.
Снова была осень. Тридцать третья на его счету. Сухая, солнечная и по‑особому унылая – такой, во всяком случае, ока кажется человеку, который устал радоваться просто небу, просто солнцу и тому, что еще не умер.
«Это как посмотреть, – сказал кто‑то внутри. – У тебя, в отличие от этой старухи с протянутой рукой, контора имеется. Даром что государственная, зато почти своя, спокойная. Ты до Христовых лет дожил, а многим этого было не дано. Да и в миссии своей земной с Христом, почитай, сравнялся. Людей учишь, как правильно жить, как не оступиться, неприятностей избежать, к кому обратиться. Он тоже своего рода юрисконсультом был: статья первая – не убий, статья вторая – не воруй…»
– Мне колбасы вон той, из останков, отрежьте полкило.
– Из каких еще останков?
– Я не знаю, из каких. Написано «Останкинская»…
– В кассу.
Прикупив в бакалее длинных макарон – трубочками, как в детстве, он перебежал через дорогу и вскочил на подножку до отказа забитого троллейбуса.
Дома его ждал сонный пес. Квартира хранила запах подгнившего от частого мытья паркета и изредка появлявшихся здесь женщин.
Они были не из тех, что ждут. Правда, была одна такая – он хранил ее письма и фотографии. Предстоящая поездка к ней казалась единственной радостью, способной изменить жизнь к лучшему.
Пес положил мохнатую лапу на край кухонного стола.
– Имей терпение, – засовывая в кипящую воду макароны, сказал хозяин. – Слушай. Тебе нужен сертификат установленного образца из Кинологического совета. Понял?
Пес кивнул.
– Это еще не все. Ветеринарная справка от врача. Завтра пойдем в лечебницу к Преображенскому.
Пес замотал головой.
– Пойдешь как миленький!.. Дальше. В сертификате я должен сделать отметку об обратном ввозе. Не вздумай там остаться, иначе я понесу ответственность по статье 113 Таможенного кодекса. Пошлину не платим. На пошлину купим в «Ласточке» антрекотов на дорогу.
При слове «антрекоты» пес завилял хвостом.
– Все. А пока – макароны по‑флотски.
Обедали молча. Хозяин листал потрепанный детектив с интригующим названием «Мертвые не кусаются». Тщательно вымыв посуду за собой и спиногрызом, направился в комнату. Нанес несколько ударов по кожаному мешку, с удовлетворением отметив, что боль в ребрах, все еще напоминавшая о прошлогоднем поединке, притупилась.
«Неужели уже год, Пьер? – мысленно обратился он к фотографии на стене. – Неужели… завтра… год?..»
Сделал несколько звонков. Частично деловых, а в основном праздных, потому что все, кому звонил, сами знали о месте и времени встречи. Переодевшись в спортивный костюм, отправился на пробежку.
– Пошли, лодырь, – позвал пса.
Былые тренировки с полной нагрузкой теперь заменил легкий джоггинг – километров через пять начинали болеть отбитые легкие. Но и это было победой: еще полгода назад он не мог пробежать и двух.
2
Пименов нервничал, и у него были на то веские основания, хотя никто не догадался бы о его состоянии ни по тону, ни по выражению глаз. Он умел владеть собой, тон всегда оставался ровным, взгляд проницательным. Умение слушать и предвидеть удерживало его во главе акционерного общества «Руно» почти семь лет. Он подбирал кадры и распределял акции, а потому считался хозяином по праву. Львиная доля дивидендов распределялась по его усмотрению и оседала в карманах нужных людей. О том, кто были эти люди, знали только избранные. Знали они и об истинном источнике прибыли, хотя опытные производственники и финансисты догадывались, что ни цистерны с полиэтиленимином, ни сухогрузы с хайпалоном не способны приносить такие барыши, даже если возвращались в страну с тоннами бумаги и гектолитрами красок и клеев. Но вопросы задавать было не принято – каждый, кто хотел знать больше, чем отводилось штатным расписанием, по меньшей мере устранялся от дел.
Валентин Иванович ничего не повторял дважды и никогда не менял решений. Для одних его слова были руководством к действию, для других означали приговор. За глаза его звали Язоном. Счета в банках Авиньона и Сарагосы еще не могли обеспечить ему безбедную старость, и он понимал, что там пополнить их удастся едва ли. Так что идти на попятную было рановато – слишком долог и тернист оказался путь к нынешнему положению.
К тому же – Светлана, залог безоблачной старости. В жизни Пименова ей отводилось все больше места.
С часу ночи, когда его потревожили звонком, Пименов не сомкнул век. Впрочем, состояние волчьей напряженности уже давно не позволяло испытывать полноценного удовольствия от сна.
Он допил коньяк, погасил «Гавану» в тяжелой пепельницe‑черепе. Глазницы черепа при этом зловеще сверкнули – загорелась лампочка, подарок из МТУ 30/25‑а. Сзади за Пименовым стояли два мордоворота в мешковатых костюмах – проверенные, без комплексов, люди.