Шаров развернул «мерс», столкнул «БМВ», и машина, пылая, покатилась под откос.
Времени никто не засекал, но от первого выстрела до мощного взрыва в тридцати метрах от шоссе едва ли прошла минута. И только когда Шаров, набрав сотню в час, отъехал от места разборки полкилометра, Барракуда не смог отказать себе в маленьком удовольствии – без замаха, тыльной стороной ладони ударил Кирееву по щеке, сильно и резко. Настолько резко, что даже напарник ничего не заметил.
Она тут же обмякла и привалилась к его плечу.
За двести метров до Кольцевой на приборном щитке замигала красная лампочка. «Сукины дети! – засмеялся Евгений, увидев, что топливо на исходе. – Ну, народ!..» А он еще удивился, что все – от стеклоочистителей до бокового зеркальца – осталось нетронутым. Но что из бака откачали бензин стало понятно только сейчас. АЗС была совсем рядом, и хотя на оставшемся топливе можно было вполне дотянуть до Зарайска, Евгений решил не искушать судьбу.
Белый «мерс» исчез, гнаться за ним было и бесполезно, и бессмысленно. Заполнив бак, Евгений выехал на шоссе и на предельной скорости помчался по уже знакомому, накатанному маршруту.
В полукилометре за населенным пунктом Немчиновка пришлось остановиться. Два грузовика и три легковых автомобиля стояли на обочине справа. Еще несколько машин остановилось на противоположной стороне. Пассажиры, в числе которых были женщины и дети, высыпали из машин на дорогу и с интересом наблюдали за тем, как водители орудуют огнетушителями, обступив догорающую легковушку. Все возбужденно обсуждали происшествие, давали советы. Пламя не поддавалось. Кто‑то из пассажиров побежал к месту происшествия с лопатой наперевес.
– Что случилось‑то? – спросил Евгений у женщины, оказавшейся рядом.
– Понятия не имею, – пожала та плечами. – Мы только что подъехали. Говорят, перестрелка была.
– Да ну?
– Стреляли, точно, – заверил немолодой усач, не отходивший от своего «запорожца».
– Вы видели?
– Издали. Не столько видел, сколько слышал. Они – этот вот и светлый, навроде «вольвы», я в них не разбираюсь, – меня перед Немчиновкой обошли. Я держал девяносто, а они – раза в два. быстрее. «Ну, – подумал еще, – недалеко же вы уедете!» И как в воду глядел.
– Так кто в кого стрелял? – уточнил Евгений.
– Понятия не имею. Но слышал – точно. Женщина какая‑то выскочила, побежала, после – очередь и одиночных пару… Ну, я близко‑то подъезжать не стал, сами понимаете – «шмайссера» у меня нет…
– Двое! – крикнули снизу. – В «БМВ»!
Со стороны Новоивановского показались проблесковые маячки. Евгений вернулся к машине, осторожно выехал на дорогу, огибая машины и разросшуюся толпу любопытных. Отвечать на вопросы: «куда следуете?», «почему без доверенности?», «где вы были в момент аварии?..» и прочие, не хотелось, к тому же и так было потеряно достаточно много времени. Никаких версий строить не стал. Ясно было, что без «мерса» здесь не обошлось, а окажется ли «БМВ» принадлежавшим Алику Романовичу или Чалому, и кто эти два поджаренных трупа, в его планах ничего не меняло.
Его дело – следить за Киреевой. И только! Ничего больше!
22
Двое охранников, увидев подъезжающую машину, ворота открывать не спешили. Ждали условного сигнала. Шаров трижды мигнул фарами: свои.
«Мерс» влетел во двор, развернувшись, задом сдал к гаражу.
Барракуда выволок из салона бесчувственную Кирееву, кивнул напарнику: «Со мной!»
– Загони в гараж и осмотри, – приказал он подбежавшему охраннику.
Тот глянул на разбитое стекло задней дверцы, провел лучом фонарика по простреленному кузову и присвистнул.
Оставив Шарова с Киреевой в гостиной. Барракуда поднялся наверх к Язону. Шеф сидел в махровом халате поверх белой рубахи и курил «Гавану». Барракуду встретил молча, посмотрел в глаза долгим, напряженным взглядом. Заметил кровь на щеке и усмехнулся.
– Она тебя поцарапала, что ли?
– Осколком стекла задело, – устало уточнил Барракуда и зло добавил: – А может, и пулей.
В пиковые минуты Язон становился раздражающе немногословным. Предпочитая слушать, проигрывать ситуацию в уме, пытаясь предсказать ее развитие. Барракуда эту его особенность знал и чувствовал, когда нужно продолжать, а когда стоит подождать наводящего вопроса.
– Неплохо, – отвечая каким‑то своим мыслям, произнес Язон. – И кто же?
– Рэмбо!
Как ни старался Язон сохранить видимость спокойствия, но на этот раз скрыть изумления не смог. Лицо его, обычно не выражавшее никаких эмоций, вытянулось, в воздухе повис немой вопрос.
– Рэмбо и еще какой‑то хмырь с автоматом. Не то Кирееву пытались отбить, не то всех разом прикончить.
– В городе?
– На шоссе. Километров пятнадцать отсюда.
– Рэмбо – гэбист! – засмеялся Язон нервно.
– Рзмбо – «угол», причем рядовой. Но продажный, как и все они.
– Ты его выбирал.
– Его Алик выбирал. У них свои дела, я за него не в ответе.
В иное время Язон не преминул бы поставить его на место, но в связи с последними событиями сводить счеты с Барракудой опасался – он мог пригодиться больше всех остальных, вместе взятых.
– Садись, Андрюша, – соизволил он сказать наконец, указывая глазами на кожаный диван. Сам достал бутылку пива из бара‑холодильника, сам откупорил и протянул Барракуде. – Кто второй?
– Не разглядел. Некогда было. Если бы Киреева не вырвалась и не побежала, взял бы его живым, заразу. Тогда бы все прояснилось. А теперь разве что Господь Бог узнает, что он за гусь.
– Но не «армян», случаем?
– Да нет, того бы я и в темноте отличил, запомнил крепко.
Язон затянулся, помолчал. Нужно было идти вниз, но это оказалось выше его сил. Со Светланой он прожил год, полюбил, как ему казалось, и вот теперь… Оттягивая время, он набрал номер Севостьянова. Трубку никто не снял.
– Ну, что будем делать, Андрюша? – спросил он, хитро прищурившись. – Завтра ведь отправка. Не выясним, кто за этим стоит и что им известно, обогатим государство Российское, а сами по миру пойдем. Не хочется пиво‑то немецкое на калымский чафан менять, а?
Барракуда отпил глоток ледяного пива. Тон Язона, ласковое обращение, вибрация пальцев на подлокотнике, блуждающий взляд – все говорило о его растерянности. Таким Барракуда его еще не видел, однако с советами решил повременить, зная переменчивость настроения шефа. Даже сейчас, в этой почти панической тираде он улавливал угрожающий подтекст.
Никого другого, кому было бы доверено так много, включая ою собственную жизнь, рядом с Язоном не оказалось, сейчас из него можно было вить веревки, запрашивать любую сумму, и всякая прихоть была бы удовлетворена без промедления. Барракуда отлично понимал, что именно этого – условий и просьб – ждет от него хозяин. Но он был мудр по‑своему, мудр и хитер, а потому продаваться не стал. Играть нужно было по‑крупному. Момент отчаяния следовало использовать, чтобы дать понять окончательно: ты без меня не справишься, и заменить меня нельзя ни сейчас, ни завтра, ни в отдаленном будущем. Барракуда считал себя мастером и требовал оценки своего мастерства. Прозябать в услужении, подобно Чалому, он не собирался.