Барракуда считал себя мастером и требовал оценки своего мастерства. Прозябать в услужении, подобно Чалому, он не собирался. Удовлетворение же его амбиций могло быть выражено лишь в признании равенства, и только сейчас, иначе в случае провала Язон испарится, проведет остаток бренной жизни за бугром и едва ли когда‑нибудь вспомнит того, кому не раз был обязан своим спасением. А он… Что будет с ним, Барракудой? На что списать все эти годы преданного служения, какими бы суммами ни исчислялись подачки?
Барракуда молчал, предоставляя самому Язону оценить это молчание. И шеф его понял.
– Чего ты хочешь? – спросил он напрямую заметно упавшим голосом.
Барракуда на него не смотрел. Молча допил пиво, поставил бутылку на полированную крышку письменного стола.
– Гарантий, – сказал он твердо.
– И в чем они?
– Вам решать.
– Я подумаю, – выдержав долгую паузу, подвел черту Язон.
И тут прозвучало то, что в другое время могло стоить Барракуде места, причем не в АО у Язона, а под солнцем.
– Я тоже, – он посмотрел в застывшие зрачки хозяина.
Игра в гляделки кончилась его победой.
– Ну, хорошо, – согласился Язон, отводя взгляд. – На этой неделе уедем во Франкфурт. Если хочешь, можешь оставаться там, работой я тебя обеспечу. Там же положу пять процентов от стоимости переправленного груза.
Барракуда улыбнулся.
– Пятьдесят, Валентин Иванович, – сказал он тихо и вкрадчиво.
– ???
– Пятьдесят. И не груза. А той части акций, которыми владеете вы.
Такое Язону не могло привидеться и во сне. Вслед за подобным соглашением должен был последовать брудершафт. Они становились партнерами.
– А срок ты со мной разделить не хочешь? – горько усмехнулся он, предчувствуя поражение.
– Вам срок не грозит, Валентин Иванович. Вы это прекрасно знаете. Так вот, я хочу, чтобы он не угрожал и мне.
– Ты что‑то знаешь?
– Догадываюсь. Но для начала стоит поговорить с леди.
Язон встал, снял халат. От его желания уже ничего не зависело. Нужно было выбираться из проруби, пока течением не затянуло под лед. А для этого все средства, хороши.
Так или иначе, разговора с той, которая была для него так дорога еще вчера, а сегодня безнадежно потеряна, не избежать. Тяжело ступая вслед за Барракудой по скрипучим тяжелым ступеням, Язон вдруг подумал, что с сегодняшнего дня в жизни его начался период, название которому – старость.
«Леди» сидела на табуретке возле подоконника, пристегнутая наручником к батарее. Тушь, размазанная по красному, разгоряченному лицу, удлиняла разрез ее глаз, ноздри зло раздувались, от чего в профиль она была похожа на лису, окруженную злыми волками. На пришедших не взглянула, лишь слегка наклонила голову и развернулась на полкорпуса к окну.
– Сними браслет, – тихо сказал Барракуда Шарову.
Освобожденная рука повисла плетью. Шаров повернулся к Барракуде, прижимая к подбородку окровавленный платок. Тот улыбнулся, кивнул напарнику на дверь.
Остались втроем. Язон прошел за длинный дощатый стол с накрахмаленной скатертью.
– Извини, что не дал выспаться, – сказал он, выдержав паузу. – Уж больно не терпится послушать о твоих ночных приключениях.
Она не отвечала и по‑прежнему не поворачивала головы в его сторону.
– Светик, у нас очень мало времени, – извиняющимся тоном заговорил Язон и щелкнул крышкой карманных часов. – Если тебе трудно говорить, Барракуда поможет.
– Скоты! – наконец сквозь зубы сказала она, дрожа от негодования. – Какие же вы все скоты!
– Ну, вот это совсем другое дело! – обрадовался Язон.
– Какие же вы все скоты!
– Ну, вот это совсем другое дело! – обрадовался Язон. – А то я все не мог тон нашей беседе подобрать. Спасибо, помогла. Слушай, ты, подстилка для скота! Будешь отвечать на мои вопросы. Выбор у тебя небольшой: расскажешь все без утайки – сдохнешь легко к быстро; нет – придется помучиться перед смертью. Что ты говорила своему гэбэшнику о нас?
Она повернулась резко, пронзила его испепеляющим взглядом.
– Какому еще гэбэшнику?
– Хватит дурочку из себя корчить! Тому самому, с которым ночь в «Северной» провела?!
– Ласковые слова говорила. Почем мне было знать, гэбэшник он или бандит, наподобие тебя?
Язон посмотрел на Барракуду. Тот чуть заметно улыбнулся, покачал головой.
– Вот как, значит. И что же ты с ним делала всю ночь?
– Работала!
Если бы он сидел на расстоянии вытянутой руки от нее!..
– Со мной ты тоже работала? – спросил он, глядя на нее исподлобья.
– Нет, с тобой я отдыхала! – ответила она с вызовом.
– Хватит! – Язон не выдержал подобного тона. – Барракуда, пересади‑ка ее поближе к розетке. Шнур в столе.
Она вскочила, но Барракуда схватил ее за воротник пальто и с силой швырнул в дальний угол. Потом достал из ящика стола шнур от электрического самовара.
Она села на пол, тряхнула головой.
– И что же это за работа такая в гэбэшном «люксе»?
Против их ожидания, Светлана не зарыдала, Не стала биться в истерике и молить о пощаде.
– Хорошая работа, – усмехнулась она криво. – Высокооплачиваемая. Ты, что же, думаешь, что я на твои подачки квартиру себе купила? У тебя снега зимой не выбросишь.
– Будет под путану‑то косить, Света, – поморщился Язон. – Давно ты знаешь этого Аракелова?
– Какого еще…
– Барракуда! – сверкнул глазами Язон.
Телохранитель успел оголить провода, сунул штепсель в розетку. Она, не вставая, отползла к двери.
– Что?! Что ты хочешь узнать, подонок?! – закричала вдруг истерично. – Давно! Да, давно! Любовником он был моим, ясно?! Я его пятнадцать лет знаю! Что я ему про тебя рассказать могла? Что я вообще про тебя знаю? Чем этого гориллу на меня натравливать, ты бы лучше со своим стукачом Аликом разобрался!
– С кем? – Язон почувствовал, как у него перехватывает дыхание, вместо крика из горла вырвался сип.
– Все вы делаете вид, что заодно, а на самом деле – пауки и банке! Кто остальных сожрет, тот и в наваре. Крысы!
– Заткнись! – Язон с неожиданной энергий подошел к ней, грубо взял пятерней за подбородок. – Что ты мелешь о Севостьянове? Говори, стервь!
– Пусти! – она рванулась, закричала ему в лицо гневно, отчаянно: – Севостьянов твой – стукач! Ясно? Он с Аракеловым встречался, у него и спроси!
– Ты что, сама при этом присутствовала?
– Присутствовала! И не раз.
– Когда?
– Тебе доказательства нужны? Прикажи горилле выпустить меня. Утром я привезу копию документа, в котором твой Алик обязуется работать на КГБ.
– На КГБ?
– Тогда это так называлось. Я в райкоме работала, Аракелов с Севостьяновым в моем кабинете встречались. Потом Алик исчез, уехал куда‑то, а через двенадцать лет мы вот здесь, в этой комнате, снова увиделись.
Язон и Барракуда переглянулись. На лицах обоих было недоумение.
– Что дальше? – тяжело спросил Язон.
– Дальше в молчанку играли, делали вид, что не узнали друг друга.