– Вот паразит‑одиночка!.. Ну, ничего, я его разыщу. В конце концов, кто из нас старый опер – я или он?..
Вернувшись домой, Каменев набрал коммутатор на Петровке.
– Алло!.. С кем имею?.. Это ты, Галочка?.. А кто же еще, моя хорошая!.. Конечно, я. Как наша связь, без брака?.. Ну, молодчина! Надо бы повидаться, устроить «междусобойчик», по рюмочке чаю выпить… Хорошая идея, говоришь?.. Ну так а я о чем! Слушай, Галочка, возьми‑ка ты мой номерочек на контроль. Не затруднит?.. Да, хулиганы одолели. Призывают, понимаешь, на штурм Кремля. А это, оказывается, противозаконно… Вот, спасибо, красавица… Ага, прямо сейчас и возьми… Ничего, что подслушаешь, у меня от тебя секретов нет. Целую нежно. Всегда твой Александр Каменев.
Он скинул куртку, посмотрел на себя в зеркало. Чувствуя прилив сил и бодрое расположение духа, решил сделать приятное жене – побриться.
– Кто из нас старый опер? – спросил он, включив электробритву и глядя на свое отражение. – Я или ты?
Он заехал на Лубянку, оставил «ауди» в гараже и взял оперативную «волгу». Если эта сука рассказала о нем Пименову (а в том, что это именно так и было, он почти не сомневался), действовать предстояло, не мешкая. Новый закон о контрразведке предоставлял право не называть источник информации о готовящемся преступлении. Это было кстати. На всякий случай Аракелов письменно изложил все, что ему было известно о «Руне» со слов Светланы и могло стать поводом для официальной проверки. Затем изъял из досье Севостьянона его давнее письменное обязательство о сотрудничестве с КГБ и оставил эти документы в сейфе. Предупредил своих парней из отдела охраны, с которыми они не раз наведывались к зарвавшимся бизнесменам. На каждого из последних было заведено досье, прижимавшее их если не к «стенке», то к долгосрочному тюрзаку. Механика была несложной: согрешившим предлагалось выкупить досье за сумму в твердой валюте – не больше, чем стоят десять лет пребывания на свободе. Никакого насилия – контрразведка не рэкет, а крепкие парни нужны были лишь на тот случай, если охранники облагаемого «налогом» бизнесмена вздумают открыть огонь первыми.
Отказ платить мог повлечь за собой заведение уголовного дела в соответствии с законодательством, но за все годы его «промысла» такое случилось лишь однажды, когда вместо того, чтобы выкупить досье и тем самым раз и навсегда избавиться от неприятностей, миллионер из нефтепрома пустил себе пулю в лоб.
Аракелов подъехал с тыльной стороны дома на Хорошевской, оставил «волгу» во дворе, нашел нужный подъезд и быстро поднялся по лестнице. Навинтив глушитель на ствол семизарядного «кольта», поставил предохранитель в положение, предотвращающее случайный выстрел, и, опустив пистолет в карман длиннополого кожаного пальто, позвонил в 31‑ю квартиру.
Дверь отворил какой‑то толстомордый пацан с голубыми глазами и вьющимися кудрями.
– Кого? – спросил он вызывающе, жуя жвачку.
– Тебя, – быстрым, точным ударом ноги в пах Аракелов согнул его пополам, ударил ребром ладони по шее и, отбросив на середину прихожей, вошел в квартиру. «Макаров» из‑под мышки бесчувственного телохранителя оказался в его руке.
Глядя на вошедшего с нескрываемым страхом, Севостьянов попятился к столу.
– Привет, Алик, – устало опустился в кресло Аракелов и направил на хозяина ствол. – Сколько лет, сколько зим. Узнаешь меня?
Севостьянов кивнул.
– Ну, вот и хорошо. Садись, чего стоять‑то. В ногах правды нет.
Севостьянов сел за стол, спрятал руки.
– Достань‑ка для начала свой «вальтер».
– Какой… «вальтер»? – спросил тот растерянно, не ожидая, что чекист знает о пистолете.
– Тот самый, Алик, тот самый. Который тебе мои люди подсунули на толкучке, в семьдесят шестом, Когда ты по вечерам стирал обосранные от страха штаны. Ну? Я жду, не дури. Севостьянов выдвинул верхний ящик письменного стола.
– Возьми двумя пальцами за ствол и брось на диван.
Аракелов взял с дивана пистолет, разрядил, проверил затвор и швырнул хозяину.
– Оставь себе на память о той кассирше из Таганрога, которую ты из него замочил. Рассказывай, как жил, что делал.
Севостьянов с трудом заставил себя раскрыть рот:
– Ты же сам… все… знаешь.
– Не все, Алик, не все. Не знаю, например, зачем ты хотел убрать Свету. Чем она тебе не угодила? Красивая женщина. Ревность, что ли? Так это на тебя не похоже. Ты же педераст.
Севостьянов низко опустил голову,
– А ты у нее не спрашивал? – сказал он чуть слышно.
– О чем?
– Откуда у нее, например, квартира в центре? Кто ей «хонду» оплатил?
– Уж не ты ли?
– Я. И думаю, что тебе это известно. Достали вы меня той бумажкой, которую я тогда в ее райкомовском кабинете подмахнул. Последний год, можно сказать, только на вас и работал.
– Погоди‑ка… А ну, повтори, что ты сказал. Света тебя шантажировала, я правильно понял?
– Ладно ваньку валять, Эдик.
Аракелов неожиданно захохотал, запрокинув голову.
– Вот это да! – хлопнул он себя по колену. – Ну, Света!.. Удивил ты меня, Алик, ей‑Богу, удивил!
Севостьянов смотрел на него исподлобья, силясь понять, играет он или действительно ничего не знал о шантаже.
– При твоих капиталах квартира и тачка – сущий пустяк. За те десять лет, что ты золотишко по всей стране «намывал» да камушки собирал, – капля в море, так что не прибедняйся.
– Двести тысяч баксов в Швейцарском банке тоже пустяк?
Аракелов осекся. Недоверчиво посмотрел ему в глаза.
– Какие… двести тысяч?
– Которые она от твоего имени потребовала на свой счет положить.