До Амстердама герраФаустлемилостиво довез русский
посланник фюрст Тулупов, который отряжен в Европу вербовать опытных офицеров
длярусскойармии. Жалованьеплатят не столь большое, нозатоисправно.
Выдаютнадорогущедрые кормовые, сторейхсталеров, а поприездееще и
подъемные:пятьдесят рейхсталеровсеребром,столькожесоболямии пять
локтейтонкогосукна.Главноеже--длячеловекаотважногои
предприимчивого, который хочетсоставить свое счастье, эта азиатская страна
открываетпоистине безграничные возможности.Полуполковникобъяснил,где
остановилсярусскийфюрст, заплатил за вино и пересел кдругомустолу --
разговариватьсдвумя голтшинскими драгунами.Корнелиус посидел, подумал.
Крикнул герру Фаустле: "Ас турками царь воюет?"Оказалось, воюет--и с
турками, и с татарами. Это решило последние сомнения.
Ну а ужкогдаКорнелиусувидел московитского посланникав парчовой,
расшитой драгоценными камнями шубе, в высокойшапке из великолепных соболей
(каждая такая шкурка умеховщика самое малое по двести рейхсталеров идет!),
то уже боялся только одного -- не возьмут.
Ничего,взяли.Иусловиязаключилвсамомлучшемвиде:кста
рейхсталерам подорожных и подъемным (не соврал полуполковник, все точно -- и
серебро,исоболя, исукно) еще жалованьяодиннадцатьрублей в месяц да
кормовые. Срок контракта -- четыре года, до мая 1679-го. Для пущейважности
и чтоб былманеврдля торга,фон Дорн потребовал капитанского чина, зная,
чтобез патентанедадут. Дали! Быллейтенант -- вечный, без надеждына
выслугу, а теперь стал капитанмушкетеров. Посол сразу и бумаги выправил на
новое звание, с красными сургучными печатями, честь по чести.
До Риги новоиспеченный капитан доплыл на рыбацкой шнеке -- Польшу лучше
былообъехатьстороной,потомучтомоглиприпомнитьпозапрошлогоднее
дезертирство из полка князя Вишневецкого. Весь пропахселедкой, затовышло
недорого, всего шесть рейхсталеров.
Влифляндскойстолице,последнем европейскомгороде,запассявсем
необходимым,чего в Азии было недостать:толченым мелом для чистки зубов
(их замечательная белизна принесла Корнелиусунемалогалантныхпобед); не
новым, но еще вполнеприличным париком (цвет-- вороново крыло); батавским
табаком; плоской,удобной блохоловкой (вешается наискосок, подмышку). Ждать
попутчиковнестал--укапитанафонДорнаанглийскиймушкет,два
нюрнбергских пистолетаи толедская шпага,лесных разбойников он не боится.
Отправился к русской границе один.
Дорога была скучная. На пятый день достиг последнего шведского поста --
крепостцы Нойхаузен. Лейтенант, проводивший фонДорна до пограничной речки,
показалнаправление: вон там, за полем и лесом, в двухс половиноймилях,
русская деревняНеворотынская,названная так потому, что у московитовтут
всего два поселения,и второе называется Воротынская, поскольку принадлежит
стольнику Воротынскому.
Вот вам пример того, как глупы и лишены воображения
этичесночники, сказал лейтенант. Если бы здесьбыла еще и третья деревня,
они просто не знали бы, как им решить такую головоломку.
"Почемучесночники?"--спросил Корнелиус. Лейтенантобъяснил,что
русские начисто лишеныобоняния. При нездоровом пристрастии к мытью (моются
чутьлинеразвмесяц,что,впрочем,скореевсегообъясняется
распущенностью,ибобаниунихдлямужчиниженщин общие), московиты
совершенно равнодушны к дурным запахам, а главная ихпища --сыройлуки
чеснок.
Корнелиуса этоизвестие нискольконе расстроило. Всякий, ктоподолгу
сиживал в осаде,знает, чточеснок очень полезен -- хорош и от скорбута, и
отопуханияног, и даже, сказывают, от французской болезни.Пусть русские
едят чеснок сколько им угодно, лишь бы жалованье платили в срок.
x x x
Он переправился черезречку вброд, проехал сполмили, ииз-за кустов
выскочила ватага: один толстый, со свинячьим багровым рылом сидел на лошади,
еще четверо трусили следом. Все были в длиннополых зеленых кафтанах, изрядно
засаленных,только уконногокафтанбылцелый, аупешихв дырьяхи
заплатах. Корнелиус испугался, что разбойники, и схватился было за седельную
кобуру,носразу же сообразил, что лихиелюди в мундирах не ходят.Стало
быть, пограничная стража.
Трое солдат были с алебардами, один с пищалью. У офицера на боку висела
криваясабля. Он грозно сказал что-то, налегая на звуки tsz, tch иtsch --
будтонагусязацыкал. Осмыслесказанного можно былодогадаться и без
перевода.Чтозачеловек, мол,икакогочертатопчешьземлю великого
московского царя.
Фон Дорнучтиво приподнял шляпу,достал из сумки подорожнуюграмоту,
выразительно покачал печатями. Потом развернул исделал вид, что читаетиз
середины--насамомделеповторилзаученноенаизусть:"Itomu
muschkaterskomukapitanu Korneju Fondornowu jechati woPskow, da w Welikij
Nowgorod, da wo Twer, a izo Tweri na Moskwu ne meschkaja nigde".
Офицер снова зацыкал и зашикал, потянулся за грамотой (дохнулодрянным
шнапсом), но Корнелиус, слава богу,невчерана свет появился.Еще разок
показал подвешенную печать, да и прибрал подорожную от греха.
--Pskow--Nowgorod --Twer-- Moskwu, -- повторилонистрого
погрозил.-- Meschkajanigde(что означало "по срочномугосударственному
делу").
Под кустом, оказывается,сиделеще одинмосковит --безоружия,с
медной чернильницей на шее и гусиным пером за ухом.
Лениво поднявшись, он сказал на скверном, но понятном немецком:
-- Плати триефимка приставу, один мне, один стрельцам -- им тоже жить
надо -- и езжай себе с Богом, коли нужный человек.
Пять рейхсталеров? Пять?! Да за что?!
-- Ага, сейчас, -- кивнул Корнелиус.