- Не дослушать ли сначала господина Фандорина?
Далее Эраста Петровича слушали не перебивая, однако его результирующее предложение - ограничиться установлением слежки за Кнабе - присутствующих явно разочаровало, о чем свидетельствовали их вышеприведенные реплики. Обер-полицеймейстеру Фандорин сказал:
- Арест Ванды означал бы скандал. Этим мы опорочим п-память покойного и вряд ли чего-нибудь добьемся. Только спугнем герра Кнабе. Да и потом, из подслушанного разговора у меня сложилось впечатление, что мадемуазель Ванда Соболева не убивала. Ведь никакого яда вскрытие п-профессора Веллинга не обнаружило.
- Вот именно, - значительно произнес Петр Парменович, обращаясь исключительно к князю. - Тривиальнейший паралич сердца, ваше сиятельство. Прискорбно, но случается. Даже и в столь цветущем возрасте, как у покойника. Я думаю, уж не ослышался ли господин коллежский асессор. Или, чего доброго, не прифантазировал ли? Вот ведь и сам признался, что с немецким не в ладах?
Эраст Петрович посмотрел на говорившего с особенным вниманием и ничего на это не ответил. Зато вскинулся рыжий жандарм:
- Какие там фантазии! Соболев был крепчайшего здоровья! На медведя с рогатиной ходил, в проруби купался! Что же получается, огонь под Плевной и туркестанскую пустыню прошел, а любовных игр не вынес? Чушь! Вы бы, господин Хуртинский, лучше городские сплетни собирали, а в шпионажные дела не лезли.
Столь открытая конфронтация Фандорина удивила, однако губернатор, кажется, к подобным сценам давно привык. Он примирительно поднял руки:
- Господа, господа, не ссорьтесь. И так голова кругом. Столько дел с этой кончиной. Телеграммы, соболезнования, депутации, весь Театральный венками позаставили - ни пройти, ни проехать. Высокие особы на похороны едут, их и встретить, и разместить. Вечером военный министр и начальник Генерального штаба прибудут. Завтра утром, прямо к похоронам - великий князь Кирилл Александрович. А нынче мне к герцогу Лихтенбургскому надо. Они с супругой в Москве по случайности оказались. Супруга, графиня Мирабо, - родная сестра покойного. Надобно ехать с соболезнованием, я уж послал предупредить. Вы, голубчик Эраст Петрович, езжайте со мной, обскажете мне в карете все еще раз. Вместе и помозгуем, как быть. А вы, Евгений Осипович, уж возьмите на себя труд - последите пока за обоими: и за немцем этим, и за девицей. Хорошо бы отчетец, про который Кнабе говорил, перехватить. Вы вот что. Дайте ему рапорт написать для своего шпионского начальства, а там и берите с поличным. А как насчет слежки распорядитесь - снова, сюда, ко мне извольте. Вот вернемся мы с Эрастом Петровичем, и решим окончательно. Тут бы дров не наломать. Дело-то войной пахнет.
Генерал, щелкнув каблуками, вышел, и тут же к губернаторскому столу подскочил Хуртинский.
- Ваше сиятельство, неотложные бумаги, - сказал он, сгибаясь к самому уху князя.
- Так уж и неотложные? - проворчал тот. - Слышал ведь, Петруша, спешу я, герцог ждет.
Надворный советник приложил ладонь к накрахмаленной груди с орденом.
- Совершенно не терпящие отлагательства. Владимир Андреич, тут, изволите ли видеть, сметочка на окончание росписи Храма. Предлагаю дать заказ господину Гегечкори, преславный живописец, и образа мыслей самого похвального. Сумму запрашивает немалую, но ведь и сделает в срок - человек слова. Вот здесь бы подпись вашу; и считайте, что дело исполнено.
Петр Парменович ловко подложил губернатору бумагу, а сам уж тянул из папочки следующую.
- А это, Владимир Андреич, проект на прорытие подземного метрополитена по примеру лондонского. Подрядчик - коммерции советник Зыков. Большое дело. Я имел честь вам докладывать.
- Помню, - буркнул Долгорукой. - Метрополитен еще какой-то выдумали. Денег-то много надобно?
- Пустяки-с. Зыков на изыскательские работы всего и просит полмиллиончика. Я смету смотрел - толковая.
- "Всего", - вздохнул князь. - С каких это богатств для тебя, Петька, полмиллиона пустяком стали? - И, заметив взгляд Фандорина, удивленного столь фамильярным обращением губернатора с начальником секретного отделения, пояснил.
- "Всего", - вздохнул князь. - С каких это богатств для тебя, Петька, полмиллиона пустяком стали? - И, заметив взгляд Фандорина, удивленного столь фамильярным обращением губернатора с начальником секретного отделения, пояснил. - Я с Петром Парменовичем по-свойски, по-родственному. Он ведь у меня в доме вырос. Моего покойного повара сынок. Вот бы Пармен, царствие ему небесное, послушал, как ты, Петруша, миллионами-то швыряешься.
Хуртинский зло покосился на Эраста Петровича, видно, недовольный напоминанием о своем плебейском происхождении.
- И вот еще касательно цен на газ. Я, Владимир Андреич, докладную записочку составил. Хорошо бы в целях удешевления уличного освещения тариф понизить. До трех рублей за тысячу кубических футов. И так много берут-с.
- Ладно, давай свои бумажки, в карете прочту и подпишу. - Долгорукой встал. - Пора ехать, пора. Негоже заставлять высокую особу дожидаться. Идемте, Эраст Петрович, дорогой потолкуем.
В коридоре Фандорин почтительнейше осведомился:
- А что, ваше сиятельство, разве государь не пожалует? Все-таки не кто-нибудь умер, сам Соболев.
Долгорукой искоса посмотрел на коллежского асессора и значительно произнес:
- Не счел возможным. Брата послал, Кирилла Александровича. А почему - не нашего ума дело.
Фандорин только молча поклонился.
"Потолковать" дорогой не довелось. Когда уже сели в карету - губернатор на мягкие подушки, Эраст Петрович напротив, на обтянутую кожей скамейку, дверца вдруг снова распахнулась, и, кряхтя, влез князев камердинер Фрол Ведищев. Бесцеремонно уселся рядом с князем и крикнул кучеру:
- Трогай, Мишка, трогай!
Затем, не обращая на Эраста Петровича ни малейшего внимания, развернулся к Долгорукому.
- Владимир Андреич, я с вами, - объявил он тоном, не допускавшим возражений.
- Фролушка, - кротко молвил князь. - Лекарство я выпил, а сейчас не мешай, у меня важный разговор с господином Фандориным.
- Ничего, подождет разговор ваш, - сердито махнул деспот. - Что вам за бумажки Петька подсунул?
- Да вот, Фрол. - Владимир Андреевич раскрыл папку. - Заказ художнику Гегечкори на завершение росписи Храма. Уж и смета составлена, видишь? А это - подряд купцу Зыкову. Будем под Москвой железную дорогу рыть, чтоб быстрей доехать всюду было. И еще - о снижении цен на газ.
Ведищев заглянул в бумаги и решительно объявил:
- Нечего Храм Гегечкори этому отдавать, он прохвост известный. Лучше бы кому из наших, московских, отдали. Им тоже жить надо. Оно и дешевле будет, и красотой не хуже. Где деньги-то возьмем? Нет ведь денег. А Гегечкори Петьке вашему дачу в Алабине разрисовать обещал, вон Петька и старается.
- Так ты думаешь, не стоит заказ Гегечкори давать? - задумчиво спросил Долгорукой и убрал бумагу вниз.
- Нечего и думать, - отрезал Фрол. - Да и метрополитен этот - дурь одна. На кой дыру в земле копать и паровоз туда запущать? Только казенные деньги на ветер выкидывать. Ишь чего удумали!
- Ну, тут ты не прав, - возразил князь. - Метро - дело хорошее. Вон у нас движение какое - еле ползем.
И правда: губернаторская карета застряла у поворота на Неглинную, и сколько ни бились конвойные жандармы, никак не могли расчистить дорогу, по случаю субботы сплошь забитую телегами и повозками охотнорядских торговцев.
Ведищев покачал головой, словно князь и сам должен был понять, что зря упрямится.
- Да ведь гласные в Думе скажут, совсем Долгорукой из ума выжил. И питерские вороги тож не преминут. Не подписывайте, Владимир Андреич.
Губернатор сокрушенно вздохнул, отложил и вторую бумагу.
- Ас газом что же?
Ведищев взял докладную записку, отодвинув подальше, зашевелил губами.
- Это ладно, можно. Городу выгода, и москвичам облегчение.
- Вот и я так думаю, - просветлел князь, раскрыл прикрепленный на дверце пюпитр с письменным прибором и поставил размашистую подпись.