Выхватив занесённое над Муком рубило, он приложил к нему другое, отнятое у Рама. То разводя руки, то сближая их, серебристый, видимо, сравнивал рубила. В увлечении он совершенно не обращал внимания на самого Мука. А тот уже пришёл в себя и лежал, не смея пошевелиться и отвести глаз от чудовища.
Похоже было, что серебристые были добродушного нрава, гораздо добродушнее рыжеволосых и людей орды. Для тех всякий чужой был враг, его следовало убить и съесть. А серебристый, поймавший Мука, уже забыл, что чуть не убил его под горячую руку. Он с любопытством осмотрел его, поворачивая легко, как котёнка, затем, весело оскалившись, положил огромную лапищу рядом с рукой старика, криком приглашая всех сравнить их размеры. Мук покорно подчинялся серебристому, боясь рассердить его, только украдкой покосился на Рама и дружелюбно ему подмигнул. Мальчик, весь дрожа, не сводил с него испуганного взгляда, точно ждал и просил помощи.
Тем временем старый серебристый тоже повернулся к Муку. Его маленькие жёлтые глаза смотрели так напряжённо, что казалось, он спрашивает о чем-то. Но о чем?
Вдруг он встал, нагнулся и, подобрав с земли обломок камня, протянул его Муку. Тот в испуге отшатнулся. Серебристый всё стоял с протянутой рукой, глаза его упорно смотрели на Мука, тонкие чёрные губы напряжённо кривились, издавая странный тихий звук, не похожий на обычный рёв и ворчанье великанов. И тут Мук понял. Страх его сразу исчез. Он протянул руку, пощупал камень и отрицательно покачал головой. Не годится! Огорчённый, серебристый разжал руку и отступил на шаг, но Мук уже оказался у кучи обломков, громоздившихся на земле под входом в пещеру. Любимое дело сразу отвлекло и успокоило его: он деловито ощупывал камни, перебирал их, некоторые обнюхивал и недовольно отбрасывал. Великан следовал за ним по пятам, морщины низкого лба его сходились и расходились, казалось, он ничего не видит, кроме маленьких ловких рук, так уверенно ощупывающих камни.
Наконец, Мук вскрикнул от удовольствия: нашёл! Большой кусок желтоватого блестящего кремня, другой — поменьше. Минута — и Мук уже сидел на земле, ловко охватив ступнями ног большой кремень. Сильным точным ударом он отколол от него клиновидный кусок, на оставшемся, как на наковальне, подправил острый край. Косматая серая лапища тут же протянулась и ухватила драгоценное рубило. От радостного рёва серебристого Мук едва не опрокинулся на спину. А великан, высоко подняв над головой новенькое блестящее рубило, прыгал и ревел так, что остальные серебристые даже оторвались на минуту от еды. Но только на минуту. Конечно, острый камень — это очень хорошо, но можно обойтись и без него — мало ли тут валяется готовых камней на все вкусы. Страшная сила удара помогала им дробить и мозжить мясо любыми камнями.
Но старый серебристый понимал больше своих товарищей. Досыта наплясавшись, он кинулся к туше мастодонта и ловким ударом нового рубила отхватил огромный кусок мяса. Маленькие глаза Мука заблестели хитро и весело. И он храбро протянул руку.
Великан не унимался: он отрезал новые и новые куски мяса и бросал их Муку, свирепо косясь на остальных серебристых. Но те, насытившись по самое горло, уже не интересовались остатками трапезы. Сыты и отлично. В будущее они заглядывать не умели. Не интересовал их и тощий жилистый старик и его искусство обтёсывать рубила: может убираться куда ему угодно. Люди орды, хоть и не обладали большой ловкостью, но каждый мог изготовить себе какое-нибудь рубило. Здесь же один старый серебристый понимал, как много значит искусно заострённый камень. Налюбовавшись новым орудием, он тяжело уселся на землю и, охватив огромными подошвами кусок кремня, попытался подражать искусству Мука.
Осколки, большие и маленькие, усеяли землю, но секрет меткого и точного удара не давался великану, а Мук не мог или не хотел раскрыть его. Он осторожно обошёл тушу мастодонта и теперь сидел около Рама, с аппетитом уплетая мелко нарезанное мясо. Они не говорили, лишь изредка, будто случайно, переглядывались, но понимали друг друга без слов.
Темнело, от реки потянуло сыростью. Густые хлопья тумана выползли из кустов и, качаясь, поплыли над полянкой к подножию скалистой стены. В прогретой дневным солнцем пещере было теплее, чем внизу. Сытые серебристые собрались уже подниматься в пещеру. И тут вдруг из кустов раздался леденящий душу вой. Рам схватил руку Мука, в ужасе к нему прижался, ища помощи и защиты. Вой этот был знаком обоим. В ту же минуту страшные рыжеволосые посыпались из кустов, как это было при нападении на пещеру орды. Они бесстрашно кидались по трое и четверо на одного серебристого великана. Передние отвлекали внимание, другие, сзади, тяжёлыми палицами ломали им ноги. Неуклюжие серебристые падали, беспомощно размахивая руками. На вой они отвечали страшным рычаньем и, если удавалось схватить рыжеволосых руками, разрывали их на части. Но те редко им попадались, чаще меткими ударами издали разбивали головы лежащим великанам.
Маленькие тёмные фигурки — Мук и Рам, — не обратили на себя внимания: рыжеволосые вели большую войну. С начала нападения Рам растерялся, но старик проворно вскочил на ноги и потянул его в сторону тропинки, шедшей вдоль каменной стены. По этой тропинке Мук уже дважды прошёл днём. Теперь он уверенно бежал по знакомой дороге. Одной рукой он крепко держал дрожащую руку Рама, другой — своё любимое рубило; Мук успел подхватить его с земли, пробегая мимо старого серебристого. Тот лежал с размозжённой головой, сжимая в руке последнее рубило, изготовленное Муком у него на глазах. Вокруг великана валялись трупы страшно изуродованных рыжеволосых. Старый серебристый дорого продал свою жизнь.
Глава 18
День за днём неуклонно вперёд шли люди орды по берегу реки. Солнце, едва выглянув утром из-за края земли, заставало их уже в походе. Вечером последний луч его прятался за край земли, и только тогда измученные люди прекращали свой торопливый бег — до рассвета. Узкая полоска отмели у самой воды внушала больше доверия, чем наклонившийся над обрывом лес. Тем более, что люди замечали: лес изменился — незнакомые деревья становились выше и толще, странные птицы перекликались в чаще чужими голосами. Как-то удалось на песчаной косе окружить и убить огромного оленя. Мяса, горячего, дымящегося, хватило на пир, длившийся целый день. Но Гау, опьянённый добычей не меньше других, всё же заметил, что олень был тоже чужой, незнакомый ни по шкуре, ни по рогам. Правда, он над этим особенно не задумывался: мясо было как мясо, а это главное.
Иногда скалы спускались к самой воде, отмель исчезала. Тогда люди взбирались наверх, шли, продираясь сквозь чащу, заплетённую ползучими растениями. Между ними, словно ожившие стебли, ползали незнакомые пёстрые змеи. Они встречались всё чаще, и это была хорошая еда, если успеть вовремя ударом дубинки перебить змеиный хребет. Но раз одна совсем небольшая змейка ужалила в ногу мальчика Зая. Нога его на глазах у людей распухла, и он умер в сильных мучениях.
Люди выучились идти очень осторожно, опасаться каждой палки, лежащей на тропинке: ведь она могла внезапно превратиться в шипящего врага. В тоске, всматриваясь в сплетения лиан, они ждали, когда же крутой берег отступит от воды и им можно будет опять спуститься на золотистую безопасную полоску отмели.
Гау, как и все люди орды, ещё не знал, что рыжеволосые продолжают свой поход по лесу и уже напали на серебристых великанов.