Я проглотил кусок, протрезвел. Эйнар ухмыльнулся, и я вслед за ним перевел взгляд на спорщиков.
Иллуги что-то с жаром возражал насчет рассказа о епископе Поппоне и раскаленной докрасна рукавице, а Мартин улыбался и отвечал ему любезно.
Вдруг, словно отдернули некую завесу, я увидел все так, как видел Эйнар ―видел с тех пор, как мы пришли: Мартин выжидает. Вино, еда, даже спор ―все это уловки: точно так высматриваешь в поединке, не откроется ли брешь под щитом.
― Где же, ―спрашивает Эйнар, ―Брондольв?
Да швырни он серебряный кубок на полированные половицы, и то не вызвал бы большей тишины. Мартин оглянулся, заморгал и вздохнул.
― Я надеялся, что он будет здесь и скажет вам сам, но, похоже, что-то случилось, ―сказал монах, по-прежнему любезно. ―В обширном мире разное случается, Синезубый тому пример, за всем не уследишь.
― Что было в ящике святого? ―тихо спросил Эйнар.
Мартин пожал плечами. Помолчал, потом ответил:
― Кости. Кое-какие записи, но не то, чего я ожидал. ―Он встал и подошел к маленькому сундуку, открыл его и вынул матерчатую суму, которая тихо звякнула. ―Боюсь, я разочаровал Брондольва, ―продолжал он с кривой улыбкой, исказившей его лицо так, что на миг оно стало уродливой маской. ―Он теперь ищет более... практичные... способы вернуть удачу Бирке, поскольку мои слабые попытки провалились.
― И что это были за слабые попытки? ―спросил Эйнар, подавшись вперед так, что черные волосы обрамили лицо, усилив природную бледность и превратив его глаза в глубоко запавшие бочаги. Мне вспомнился Эйвинд, видевший ворона Одина.
Мартин широко развел руками и улыбнулся.
― Я надеялся обрести великую святыню христианства, ту, которая сделала бы церковь в Бирке местом паломничества для христиан всего мира. Похоже, я ошибся.
― Что это за святыня? ―спросил Иллуги.
Темные бочаги Эйнаровых глаз не отрывались от лица Мартина, и от этого священнику было трудно сохранять улыбку. Тут я понял, что он лжет, и сердце у меня екнуло ―перед глазами стояла огромная гора серебра, клад Атли. В конце концов это может оказаться правдой.
Мартин простер свои тонкопалые руки ―в пятнах, похожих на следы ожогов ―и пожал плечами.
― Это вряд ли имеет значение, Иллуги, ―сказал он спокойно. ―Ты знаешь, как их много. Как и многие другие, эта оказалась подделкой. Ежели взять все костяшки святого Отмунда и собрать их, то увидишь чудо: окажется, что у него было по меньшей мере четыре руки.
Улыбаясь, он шагнул вперед и поставил перед Эйнаром матерчатую суму ―внутри что-то мягко хрустнуло.
― Брондольв благодарит тебя за твои старания. Ты волен идти, куда тебе угодно.
И все вокруг застыло, никто не пошевелился. Как если бы мы превратились в ледышки, и чем дольше этот миг тянулся, тем мучительнее становилась попытка пошевелиться.
Потом Эйнар схватил сумку и встал. Все встрепенулись и вот уже ничего не осталось, кроме движения, словно нас освободили от каких-то чар. Эйнар вышел, не сказав ни слова. Иллуги Годи, я это видел, чувствовал, что что-то случилось, но не мог понять в точности, что именно. Учтивость заставила его задержаться ровно настолько, чтобы поблагодарить Мартина и произнести обычные словеса и получить таковые же в ответ.
Со своей стороны я заметил, что глаза монаха метнулись ―всего один раз ―к двери. На ее задней стороне на крючке висел плащ с головной накидкой.
Эйнар ждал во дворе. Чистый, свежий, студеный ветер, выдувая из головы мысли о кознях и злоумышлениях, растрепал волосы, просвистел над плитами и сотряс маленькие ворота. Нас спокойно вывели наружу и подали фонарь. Никакого, значит, провожатого до гостевого дома у нас не будет.
― Ты мог бы получше поблагодарить за гостеприимство, ―упрекнул Иллуги Годи Эйнара, а тот лишь передернул плечами.
― Он платит серебром, а серебра нынче в городе ―что зубов у курицы. Он избегает споров и даже не исчислил по счетной палочке расходы. Он хочет, чтобы мы ушли, этот Брондольв Ламбиссон. Однако столь щепетильное дело он поручает монаху. Так что же с ним случилось такого неотложного, что он не смог прийти сам? ―Внезапно Эйнар повернулся ко мне. ―Что ты видел?
Я сразу же понял, что он имеет в виду: странное ощущение, словно ты ―оперившаяся чайка, сидишь на утесе и ждешь подходящего ветра, чтобы, доверившись новым крыльям, взмыть ввысь.
― Он лгал, ―сказал я уверенно, я знал это, как свои пять пальцев. ―А Брондольв, как ты и сказал, сидит где-то с кем-то. Поскольку сам он такой важный, стало быть, тот еще важнее. А поскольку, как я думаю, здесь, в этом городе, нет никого важнее него, стало быть, тот ―иноземец и, по меньшей мере, вождь... ―И я добавил: ―А монах ждал нашего ухода, потому как у него есть какое-то дело вне дома.
И я рассказал про плащ на внутренней стороне двери. Глаза Иллуги широко раскрылись, а Эйнар остановился так внезапно, что мы чуть не налетели на него. Он повернулся ко мне ―жесткая ухмылка играла на бледном лице. Лучше бы он не ухмылялся, потому как эта улыбка была хуже, чем ее отсутствие.
― Большинство людей думает по прямой линии, ―сказал он, голос его еле слышался за шумом города и ветром. ―Они видят только собственные действия, как единственную нить на ткацком стане Норн, которая завязывается узлом лишь тогда, когда они доверяют свою жизнь другим. Они смотрят двумя глазами, слышат двумя ушами, и так всю жизнь. ―Эйнар уставился на меня. ―Смотреть глазами другого ―свойство редкое, ему нельзя научиться. У кого есть этот дар, тому это пустяк, но пустяк весьма существенный для того, чтобы выжить и стать выше других. У тебя, полагаю, именно такой дар.
Я был ошеломлен, едва ли не раздавлен. В тот миг я почти любил этого большого и жестокого человека, Эйнара Черного, но даже тогда дар, за который он меня похвалил, вызвал воспоминание ―яркую, как лезвие, мысль: этот человек снес голову Гудлейву, почти без причины, просто потому что мог.
Мы дотопали до северных ворот и уже почти миновали их, когда из темноты выросла тень, надвинулась на нас, позади ―другие. Я узнал Гуннара Рыжего, Кетиля Ворону, Нос Мешком, Колченога и остальных ―глаза дикие, волосы встрепанные, и все трезвые.
Лицо Гуннара Рыжего, еще более мрачное от игры тени и света лампы, надвинулось на Эйнара.
― Ульф-Агар исчез. Стейнтор говорит, его увели какие-то люди.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
― Они были при оружии! ―рявкнул Стейнтор. ―Вооружены, хотя находятся в городе, Эйнар!
Он приподнял руку ―ткань на предплечье была распорота и окровавлена, края разреза теребил ветер.
Вокруг стояли Эйнар, я, Иллуги и остальные, мрачные, как камень.
― Кто? ―спросил Эйнар.
Стейнтор пожал плечами. Один его глаз заплыл ―как щелка.
― Шестеро, может, семеро, ―ответил он. ―Мы ушли из пивного дома, они за нами. Даны, так показалось Ульф-Агару да и мне тоже, ищут приключений, мы-то сами никого не задевали.
― Пошли туда! ―проревел Скапти Полутролль. ―С оружием или без оружия, я их в порошок сотру.
В ответ раздалось кровожадное фырканье, кое-кто начал было проталкиваться по деревянным мосткам мимо Эйнара, однако тот выставил руку и остановил варягов.
― Стойте. Сначала кое-что выясним. Стейнтор, почему они забрали Ульф-Агара? И где это случилось?
Стейнтор осторожно потрогал глаз, искоса глядя на Эйнара.
― То-то и странно. Они набросились на нас, и мы решили, что это просто драка. Я, будучи не сильно пьян, не очень-то отмахивался, а вот Ульф с ходу взялся за дело. Тут, смотрю, у них ―оружие. Длинные такие клинки ―слишком длинные, чтобы их можно было спрятать под плащом и пронести в город.