Вы знаете, что ее величество очень обидчива: услышав
о вашем отказе, она прочла в нем объявление войны, и, помня, какой вы
сильный, а значит, и опасный человек, мой дорогой Рошфор, она приказала
мне предупредить вас. Вот каким образом вы очутились в Бастилии.
- Ну что ж, монсеньер, мне кажется, - сказал Рошфор, - что если я попал в
Бастилию по недоразумению...
- Да, да, - перебил Мазарини, - все еще можно исправить; вы человек,
способный понять известные дела и, разобравшись в этих делах, с успехом
довести их до конца.
- Такого мнения держался кардинал Ришелье, и мое восхищение этим великим
человеком еще увеличивается оттого, что вы разделяете его мнение.
- Это правда, - продолжал Мазарини, - кардинал был прежде всего политик, и
в этом он имел большое преимущество передо мной. А я человек простой,
прямодушный и этим очень врежу себе; у меня чисто французская
откровенность.
Рошфор закусил губу, чтобы не улыбнуться.
- Итак, прямо к делу! Мне нужны добрые друзья, верные слуги; когда я
говорю: мне нужны, это значит, что они нужны королеве. Я все делаю только
по приказу королевы, вы понимаете, а не так, как кардинал Ришелье, который
действовал по собственной прихоти. Потому-то я никогда не стану великим
человеком, как он, но зато я добрый человек, Рошфор, и, надеюсь, докажу
вам это.
Рошфор хорошо знал этот бархатный голос, в котором по временам слышалось
шипение гадюки.
- Готов вам поверить, монсеньер, - сказал он, - хотя по личному опыту мало
знаком с той добротой, о которой можно было упомянуть вашему
преосвященству. Не забудьте, монсеньер, - продолжал Рошфор, заметив
движение, от которого не удержался министр, - не забудьте, что я пять лет
провел в Бастилии, и ничто так не искажает взгляда на вещи, как тюремная
решетка.
- Ах, господин Рошфор, ведь я сказал вам, что я не виновен в вашем
заключении. Все это королева... Гнев принца и принцессы, понимаете сами!
Но он быстро проходит, и тогда все забывается...
- Охотно верю, что она все забыла, проведя пять лет Пале-Рояле, среди
празднеств и придворных, но я-то провел их в Бастилии...
- Ах, боже мой, дорогой господин Рошфор, не воображайте, будто жизнь в
Пале-Рояле такая уж веселая. Нет, что вы, что вы! У нас здесь тоже, уверяю
вас, немало бывает неприятностей. Но довольно об этом. Я веду приятную
игру, как всегда. Скажите: вы на нашей стороне, Рошфор?
- Разумеется, монсеньер, и ничего лучшего я не желаю, но ведь я ничего не
знаю о том, что делается. В Бастилии о политике приходится разговаривать
лишь с солдатами да тюремщиками, а вы не представляете себе, монсеньер,
как плохо эти люди осведомлены о событиях.
В Бастилии о политике приходится разговаривать
лишь с солдатами да тюремщиками, а вы не представляете себе, монсеньер,
как плохо эти люди осведомлены о событиях. О том, что происходило, я знаю
только со слов Бассомпьера. Кстати, он все еще один из семнадцати вельмож?
- Он умер, сударь, и это большая потеря. Он был предан королеве, а
преданные люди редки.
- Еще бы, - сказал Рошфор, - если и сыщутся, вы сажаете в Бастилию.
- Но, с другой стороны, - сказал Мазарини, - чем можно доказать
преданность?
- Делом! - ответил Рошфор.
- Да, да, делом! - задумчиво проговорил министр. - Но где же найти людей
дела?
Рошфор тряхнул головой.
- В них никогда нет недостатка, монсеньер, только вы плохо ищете.
- Плохо ищу? Что вы хотите сказать этим, дорогой господин Рошфор? Поучите
меня. Вас должна была многому научить дружба с покойным кардиналом. Ах,
какой это был великий человек!
- Вы не рассердитесь на меня за маленькое нравоучение?
- Я? Никогда! Вы знаете, мне все можно говорить в лицо. Я стараюсь, чтобы
меня любили, а не боялись.
- Монсеньер, в моей камере нацарапана гвоздем на стене одна пословица.
- Какая же это пословица? - спросил Мазарини.
- Вот она: каков господин...
- Знаю, знаю: таков лакей.
- Нет: таков слуга. Эту скромную поправку преданные люди, о которых я
только что вам говорил, внесли для своего личного удовлетворения.
- Что означает эта пословица?
- Она означает, что Ришелье умел находить преданных слуг, и целыми
дюжинами.
- Он? Да на него со всех сторон были направлены кинжалы! Он всю жизнь
только и занимался тем, что отражал наносимые ему удары.
- Но он все же отражал их, хотя иногда это были жестокие удары. У него
были злейшие враги, но были зато и преданные друзья.
- Вот их-то мне и нужно.
- Я знал людей, - продолжал Рошфор, подумав, что настала минута сдержать
слово, данное д'Артаньяну, - я знал людей, которые были так ловки, что раз
сто провели проницательного кардинала; были так храбры, что одолели всех
его гвардейцев и шпионов; которые без гроша, одни, без всякой помощи,
сберегли корону на голове одной коронованной особы и заставили кардинала
просить пощады.
- Но ведь люди, о которых вы говорите, - сказал Мазарини, усмехаясь про
себя, потому что Рошфор сам заговорил о том, к чему клонил итальянец, -
совсем не были преданы кардиналу, раз они боролись против него.
- Нет, потому что иначе они были бы лучше вознаграждены; к несчастью, они
были преданы той самой королеве, для которой вы сейчас ищете верных слуг.