Паренек вышел, и спустя минуту вошел тот слуга, к которому наши
путешественника обратились по приезде.
- Любезный Шарло, - сказал ему Атос, - поручаю вашему особенному вниманию
Планше, лакея господина д'Артаньяна, на все время, пока они здесь
пробудут. Он любит хорошее вино: ключи от погребов у вас. Ему часто
приходилось спать на голой земле, и, вероятно, он не откажется от мягкой
постели, позаботьтесь и об этом, пожалуйста.
Шарло поклонился и вышел.
- Шарло тоже милый человек, - сказал Атос. - Вот уже восемнадцать лег, как
он мне служит.
- Вы очень заботливы, - сказал д'Артаньян. - Благодарю вас за Планше, мой
дорогой Атос.
При этом имени молодой человек широко раскрыл глаза и посмотрел на графа,
не понимая, к нему ли обращается д'Артаньян.
- Это имя кажется вам странным, Рауль? - сказал, улыбаясь, Атос. - Так
звали меня товарищи по оружию. Я носил его в те времена, когда д'Артаньян,
еще два храбрых друга и я проявляли свою храбрость у стен Ла-Рошели под
начальством покойного кардинала и де Бассомпьера, ныне также умершего.
Д'Артаньяну нравится по-старому звать меня этим дружеским именем, и всякий
раз, когда я его слышу, мое сердце трепещет от радости.
- Это имя было знаменито, - сказал д'Артаньян, - и раз удостоилось
триумфа.
- Как так, сударь? - спросил Рауль с юношеским любопытством.
- Право, я ничего не знаю об этом, - сказал Атос.
- Вы забыли о бастионе Сен-Жерве, Атос, и о той салфетке, которую три пули
превратили в знамя? У меня память получше, я все помню, и сейчас вы
узнаете об этом, молодой человек.
И он рассказал Раулю случай на бастионе, как раньше Атос рассказывал
историю своего предка.
Молодой человек слушал д'Артаньяна так, словно перед ним воочию проходили
подвиги из лучших времен рыцарства, о которых повествуют Тассо и Ариосто.
- Но д'Артаньян не сказал вам, Рауль, - заметил, в свою очередь, Атос, -
что он был одним из лучших бойцов того времени: ноги крепкие, как железо,
кисть руки гибкая, как сталь, безошибочный глазомер и пламенный взгляд, -
вот какие качества обнаруживали в нем противники! Ему было восемнадцать
лет, только на три года больше, чем вам теперь, Рауль, когда я в первый
раз увидал его в деле, и против людей бывалых.
- И господин д'Артаньян остался победителем? - спросил гоноша.
Глаза его горели и словно молили о подробностях.
- Кажется, я одного убил, - сказал д'Артаньян, спрашивая глазами Атоса, -
а другого обезоружил или ранил, не помню точно.
- Да, вы его ранили. О, вы были страшный силач!
- Ну, мне кажется, я с тех пор не так уж ослабел, - ответил д'Артаньян,
усмехнувшись с гасконским самодовольством. - Недавно еще...
Взгляд Атоса заставил его умолкнуть.
- Вот вы полагаете, Рауль, что ловко владеете шпагой, - сказал Атос, - но,
чтобы вам не пришлось в том жестоко разочароваться, я хотел бы показать
вам, как опасен человек, который с ловкостью соединяет хладнокровие. Я не
могу привести более разительного примера: попросите завтра господина
д'Артаньяна, если он не очень устал, дать вам урок.
- Но, черт побери, вы, милый Атос, ведь и сами хороший учитель и лучше
всех можете обучить тому, за что хвалите меня. Не далее как сегодня Планше
напоминал мне о знаменитом поединке возле монастыря кармелиток с лордом
Винтером и его приятелями. Ах, молодой человек, там не обошлось без
участия бойца, которого я часто называл первой шпагой королевства.
- О, я испортил себе руку с этим мальчиком, - сказал Атос.
- Есть руки, которые никогда не портятся, мой дорогой Атос, но зато часто
портят руки другим.
Молодой человек готов был продолжать разговор хоть всю ночь, по Атос
заметил ему, что их гость, вероятно, утомлен и нуждается в отдыхе.
Д'Артаньян из вежливости протестовал, однако Атос настоял, чтобы он
вступил во владение своей комнатой. Рауль проводил его туда. Но так как
Атос предвидел, что он постарается там задержаться, чтоб заставить
д'Артаньяна рассказывать о лихих делах их молодости, то через минуту он
зашел за ним сам и закончил этот славный вечер дружеским рукопожатием и
пожеланием спокойной ночи мушкетеру.
XVII
ДИПЛОМАТИЯ АТОСА
Д'Артаньян лег в постель, желая не столько уснуть, сколько остаться в
одиночестве и обдумать все слышанное и виденное за этот вечер.
Будучи добрым по природе и ощутив к Атосу с первого взгляда инстинктивную
привязанность, перешедшую впоследствии в искреннюю дружбу, он теперь был в
восхищении, что нашел не опустившегося пьяницу, потягивающего вино, в
грязи и бедности, а человека блестящего ума и в расцвете сил. Он с
готовностью признал обычное превосходство над собою Атоса и, вместо
зависти и разочарования, которые почувствовал бы на его месте менее
великодушный человек, ощутил только искреннюю, благородную радость,
подкреплявшую самые радужные надежды на исход его предприятия.
Однако ему казалось, что Атос был не вполне прям и откровенен.