Од вспомнил ее угрозу умереть, если умрет Эдмон, - и бессильно опустился на стул.
Данглар посмотрел на своих собеседников - на отупевшего от вина и на сраженного любовью.
- От этих дураков я ничего не добьюсь, - прошептал он, - боюсь, что я имею дело с пьяницей и с трусом. Вот завистник, который наливается вином, между тем как ему следовало бы упиваться желчью; вот болван, у которого из-под носа похищают возлюбленную и который только и знает, что плачет и жалуется, как ребенок. А между тем у него пылающие глаза, как у испанцев, сицилийцев и калабрийцев, которые так искусно мстят за себя; у него такие кулаки, что размозжат голову быку вернее всякого обуха. Положительно, счастье улыбается Эдмону; он женится на красавице, будет капитанам и посмеется над нами, разве только... - мрачная улыбка искривила губы Данглара, - разве только я тут вмешаюсь.
- Эй! - продолжал кричать Кадрусс, привстав в опершись кулаком о стол. - Эй, Эдмон! Не видишь ты, что ли, друзей, или уж так загордился, что не хочешь и говорить с ними?
- Нет, дорогой Кадрусс, - отвечал Дантес, - я совсем не горд, я счастлив, а счастье, очевидно, ослепляет ее больше, чем гордость.
- Дело! - сказал Кадрусс. - Вот это объяснение! Здравствуйте, госпожа Дантес!
Мерседес чинно поклонилась.
- Меня так еще не зовут, - сказала она. - У нас считается, что можно накликать беду, если называть девушку по имени ее жениха, когда этот жених еще не стал ей мужем; поэтому называйте меня Мерседес, прошу вас.
- Сосед Кадрусс не так уж виноват, - сказал Дантес, - он не намного ошибся!
- Так, значит, свадьба будет скоро? - спросил Данглар, раскланиваясь с молодою парою.
- Как можно скорее. Сегодня сговор у моего отца, а завтра или послезавтра, никак не позже, обед в честь помолвки здесь, в "Резерве". Надеюсь, будут все друзья: это значит, что вы приглашены, господин Данглар; это значит, что и тебя ждут, Кадрусс.
- А Фернан? - спросил Кадрусс, смеясь пьяным смехом. - Фернан тоже будет?
- Брат моей жены - мой брат, - сказал Эдмон, - и мы, Мерседес и я, были бы глубоко огорчены, если бы его не было с нами в такую минуту.
Фернан хотел ответить, но голос замер у него в горле, и он не мог выговорить ни слова.
- Сегодня помолвка... завтра или послезавтра обручение... черт возьми, вы очень спешите, капитан!
- Данглар, - отвечал Эдмон с улыбкой, - я вам скажу то же, что Мерседес сказала сейчас Кадруссу: не наделяйте меня званием, которого я еще не удостоен; это накличет на меня беду.
- Прошу прощенья, - отвечал Данглар. - Я только сказал, что вы очень спешите. Ведь времени у нас довольно: "Фараон" выйдет в море не раньше как через три месяца.
- Всегда спешишь быть счастливым, господин Данглар, - кто долго страдал, тот с трудом верит своему счастью. Но это не только себялюбие, - я должен ехать в Париж.
- Вот как! В Париж! И вы едете туда в первый раз?
- Да.
- У вас там есть дело?
- Не мое: надо исполнить последнее поручение бедного нашего капитана Леклера. Вы понимаете, Данглар, это дело святое. Впрочем, будьте спокойны, я только съезжу и вернусь.
- Да, да, понимаю, - вслух сказал Данглар.
Потом прибавил про себя:
"В Париж, доставить по назначению письмо, которое ему дал маршал.
Черт возьми! Это письмо подает мне мысль.
Черт возьми! Это письмо подает мне мысль. А, Дантес, друг мой! Ты еще не значишься в реестре "Фараона" под номером первым!"
И он крикнул вслед удалявшемуся Эдмону:
- Счастливого пути!
- Благодарю, - отвечал Эдмон, оглядываясь через плечо и дружески кивая головою.
И влюбленные продолжали путь, спокойные и счастливые, как два избранника небес...
Глава 4
ЗАГОВОР
Данглар следил глазами за Эдмоном и Мерседес, пока они не скрылись за фортом св. Николая; потом он снова повернулся к своим собутыльникам.
Фернан, бледный и дрожащий, сидел неподвижно, а Кадрусс бормотал слова какой-то застольной песни.
- Мне кажется, - сказал Данглар Фернану, - эта свадьба не всем сулит счастье.
- Меня она приводит в отчаяние, - отвечал Фернан.
- Вы любите Мерседес?
- Я обожаю ее.
- Давно ли?
- С тех пор как мы знаем друг друга; я всю жизнь любил ее.
- И вы сидите тут и рвете на себе волосы, вместо того чтобы искать средства помочь горю! Черт возьми! Я думал, что не так водится между каталанцами.
- Что же, по-вашему, мне делать? - спросил Фернан.
- Откуда я знаю? Разве это мое дело? Ведь, кажется, не я влюблен в мадемуазель Мерседес, а вы ищите и обрящете, как сказано в Евангелии.
- Я уж нашел было.
- Что именно?
- Я хотел ударить его кинжалом, но она сказала, что если с ним что-нибудь случится, она убьет себя.
- Бросьте! Такие вещи говорятся, да не делаются.
- Вы не знаете Мерседес. Если она пригрозила, так уж исполнит.
- Болван! - прошептал Данглар. - Пусть она убивает себя, мне какое дело, лишь бы Дантес не был капитаном.
- А прежде чем умрет Мерседес, - продолжал Фернан с твердой решимостью, - я умру.
- Вот любовь-то! - закричал Кадрусс пьяным голосом. - Вот это любовь так любовь, или я ничего в этом не понимаю!
- Послушайте, - сказал Данглар, - вы, сдается мне, славный малый, и я бы хотел, черт меня побери, помочь вашему горю, но...
- Да, - подхватил Кадрусс, - говори.
- Любезный, - прервал его Данглар, - ты уже почти пьян; допей бутылку, и ты будешь совсем готов. Пей и не мешайся в наши дела. Для наших дел надобно иметь свежую голову.
- Я пьян? - вскричал Кадрусс. - Вот тоже! Я могу выпить еще четыре таких бутылки: это же пузырьки из-под одеколона! Папаша Памфил, вина!
И Кадрусс стукнул стаканом по столу.
- Так вы говорите... - сказал Фернан Данглару, с жадностью ожидая окончания прерванной фразы.
- Я уж не помню, что говорил. Этот пьяница спутал все мои мысли.
- Ну и пусть пьяница; тем хуже для тех, кто боится вина; у них, верно, дурные мысли, и они боятся, как бы вино не вывело их наружу.
И Кадрусс затянул песенку, бывшую в то время в большой моде:
Все злодеи - водопийцы,
Что доказано потопом.
- Вы говорили, - продолжал Фернан, - что хотели бы помочь моему горю, но, прибавили вы...
- Да.