Свернула и поставила машину.
— На Фигаро или на Пятьдесят второй?
— На Пятьдесят второй.
— Ну а вы что сделали?
— Поставил свою машину тоже у обочины, но на Фигаро‑стрит, выключил мотор и выскочил.
— Конечно, это по пути к порту, — задумчиво произнес Мейсон.
Филипп кивнул.
— Продолжайте, что вы замолчали?
— Она шла передо мной по дождю. Точнее сказать, она бежала.
— Вы ее видели?
— Да. Ее светло‑желтый плащ выделялся в темноте четким пятном. Я бежал бесшумно, что было сил, ну я, конечно, бегаю быстрее ее. Ее плащ был для меня превосходным указателем, я не тратил времени на то, чтобы искать направление, но, конечно, я не могу сказать, что видел ее очень четко.
— Все ясно. Куда она шла?
— Она прошла четыре квартала.
— Прошла четыре квартала? — оторопело переспросил Мейсон.
— Да.
— Почему же она не поехала дальше?
— Не знаю.
— Подведем итог. Вы говорите, что она выехала из дома на светло‑желтой автомашине марки «кадиллак» и оставила его на Пятьдесят второй улице подле Фигаро‑стрит, после чего она шагала под проливным дождем целых четыре квартала?
— Большую часть пути она бежала.
— Мне безразлично, шла она тихо или бежала. Важно то, что она оставила свою машину и пошла пешком.
— Да.
— Куда она шла?
— Она вошла в небольшой жилой дом. В нем, на мой взгляд, не более восьми отдельных квартир.
— В доме горел свет?
— Да. Свет был в окнах второго этажа справа и сбоку. Здание двухэтажное, занавески были опущены, но я видел свет, а иногда сквозь оконные занавески мелькали силуэты людей.
— Вы хотите сказать, что стояли там?
— Да.
— Сколько времени?
— Пока не рассвело.
Мейсон тихонько присвистнул.
— Я обошел весь дом кругом, по надписям на почтовых ящиках выяснил, что в нем живут в квартире, расположенной по фасаду, мистер и миссис Виктор Стоктон; Джерри Френсу или Полю Монтрозе принадлежит боковая квартира, окна которой тоже были освещены.
— И вы оставались там до самого рассвета?
— Да.
— Ну и что было потом?
— Когда рассвело, мне пришлось отойти подальше от дома. Я спрятался так, чтобы из подъезда другого дома видеть не только фасадную часть дома, но и двор тоже.
— К тому времени дождь уже прекратился?
— Да, стал ослабевать.
— Что было потом?
— Из подъезда дома вышли Дженис и невысокий коренастый тип в фетровой шляпе, они торопливо прошли по тротуару к Пятьдесят второй улице, но было настолько светло, что я не осмелился приближаться к ним очень близко. Я вынужден был следить за ними издалека. Конечно, был еще не настоящий солнечный свет, а всего лишь серенький рассвет.
— На Дженис был все тот же светло‑желтый плащ?
— Да, конечно.
— Что она сделала?
— Они вместе с этим типом уселись в ее машину и поехали назад к центру города. Я побежал к своей машине, но к тому времени, когда я добрался до нее, завел и выехал из‑за угла Фигаро‑стрит на Пятьдесят вторую, они уехали так далеко, что я их не видел. Я нажал на газ и сумел их нагнать. Я поднял воротник своего пальто, чтобы они не узнали меня, и включил фары, чтобы они не могли рассмотреть, как выглядит машина.
— Но после того, как вы включили фары, они сообразили, что вы их преследуете?
— По‑видимому, да. Да, конечно. Но они не снизили скорость и не пытались оторваться от меня.
— Были ли на дороге другие машины?
— Не очень много. По‑моему, я проехал мимо одной. Но я не особенно уверен, потому что следил за Дженис.
— Что она делала?
— Она поехала прямиком к отелю, они с этим типом вышли из машины. Здесь я как следует его рассмотрел: у него серые глаза, седые усы, он в очках и…
— Вы лишь раз видели его?
— Да. Он сейчас здесь, наверху. Вошел в отель минут пятнадцать — двадцать назад.
— Тот же самый человек?
— Да.
— Вы уверены?
— Да.
— Послушайте, — медленно произнес Мейсон, — в этом жилом доме имелся запасной выход сзади?
— Да.
— Вы следили за ним, когда наблюдали за домом.
— Да. Именно это‑то я и хочу сказать. Я наблюдал за фасадом, и только. Когда рассвело и я смог рассмотреть окрестность, я выбрал такое место, откуда можно было видеть оба выхода, парадный и черный, но я это сделал всего лишь за несколько минут до того, как они вышли.
— Когда Дженис пришла туда, свет горел в обеих квартирах?
— Да.
— Вы не уходили никуда, все время вели наблюдение?
— Да.
— Они могли войти в парадную дверь, а выйти через заднюю, потом возвратиться, воспользовавшись черным ходом, в любой час перед рассветом, не так ли?
— Да, конечно, она могла это сделать.
— Вы думаете, что она именно так и поступила?
Филипп Браунли кивнул.
— Почему вы так уверенно говорите об этом?
— Дженис была в отчаянии. Ее загнали в угол. Она самозванка. Ее должны были разоблачить и отправить в тюрьму.
Мейсон задумчиво произнес:
— Все это мне представляется бессмысленным.
Филипп нетерпеливо возразил:
— Я вовсе не утверждаю, что вижу в этом какой‑то смысл. Я просто рассказываю о том, как все это было.
Мейсон несколько секунд с хмурым видом разглядывал кончик своей сигареты, потом медленно отворил дверцу машины.
— Вы кому‑нибудь об этом рассказывали? — спросил он. — Нет, а нужно?
Мейсон кивнул.
— Да, будет лучше, если вы обо всем расскажете окружному прокурору.
— Каким образом я с ним свяжусь?
— Не беспокойтесь. — Мейсон невесело рассмеялся. — Они сами вас разыщут. — Вышел и захлопнул за собой дверцу машины.
Глава 12
Мейсон с озабоченным видом сидел в комнате для посетителей и рассматривал сквозь металлическую сетку Джулию Брэннер, сидевшую прямо против него.
Надзирательница стояла в углу комнаты с тюремной стороны. Справа от Мейсона за перегородкой, находившейся между Мейсоном и дверью, дежурили два офицера. Сзади располагалась еще одна небольшая комнатушка, в которой хранился буквально целый арсенал всевозможного оружия, дробовиков и слезоточивых бомб.
Мейсон пытался заставить Джулию Брэннер смотреть ему в глаза, но она упорно смотрела в сторону. Наконец он сказал:
— Джулия, посмотрите мне на руку, нет, не на эту, а на другую. Сейчас я ее как бы случайно раскрою, на ладони кое‑что лежит. Посмотрите на этот предмет и скажите мне, видели ли вы его раньше?
Мейсон взглянул на надзирательницу, потом краешком глаза проверил, чем заняты полицейские офицеры, и медленно разжал правую руку.
У Джулии Брэннер стал такой вид, будто бы рука адвоката притягивала ее к себе.
С той же медлительностью Мейсон снова сжал кулак и тихонечко стукнул им по столу: со стороны казалось, что он подчеркивает какие‑то свои слова.
— Что это? — спросил он.
— Ключ.