Случилось так, что мы к тому же ехали в одном купе.
- До Жозе у вас была уже любовница?
- Вы не находите, что ваш вопрос дерзок и не имеет отношения к делу?
- Вы предпочитаете уклониться от ответа?
- Мне нечего скрывать от вас. Да, у меня была любовница, одна из моих давнишних секретарш, я поселил ее в квартирке на авеню Гранд-Арме. За неделю до той моей поездки она объявила мне о своем скором замужестве.
- Так что место было вакантным.
- Мне не по душе ваша ирония, и я склонен перестать отвечать на ваши вопросы.
- В таком случае вы рискуете задержаться здесь на более продолжительный срок, чем вы того желаете.
- Это угроза?
- Предупреждение.
- Я даже не стану утруждать себя вызовом своего адвоката. Задавайте ваши вопросы.
Тон его становился все более высокомерным и сухим.
- Как скоро после знакомства нанесли вы Жозе первый визит?
- Недели через три-четыре.
- Она сказала вам, что где-то служит?
- Нет.
- А на какие средства, по ее словам, она жила?
- На небольшую пенсию, назначенную ей одним из дядей.
- А она сказала, откуда родом?
- Из-под Гренобля.
Видно, Жозефину Папе одолевала та же потребность лгать, что и Флорантена. Каждому следующему она называла новое место рождения.
- Много ли вы платили ей?
- Вопрос не очень тактичен.
- Прошу вас ответить.
- Я давал ей две тысячи франков в месяц, в конверте или скорее оставлял его на камине.
Мегрэ улыбнулся. У него возникло ощущение, что он вернулся в ту пору, когда только начинал свою карьеру в полиции: тогда еще можно было увидеть, как господа в почтенном возрасте - лакированные штиблеты, белые гетры, монокль в глазу - увиваются на Больших бульварах за хорошенькими женщинами.
То была эпоха меблирашек и женщин на содержании, которые, должно быть, отличались тем же кротким нравом, скромностью и добрым расположением духа, что и Жозефина Папе.
Виктор Ламотт не был влюблен. Жизнь его протекала в основном в Бордо, в кругу семьи, в строгом родовом особняке, а частично - в отеле "Скриб" и в конторе на улице Обера.
Но и ему тоже был нужен оазис, где бы он мог сбросить маску респектабельности и поговорить с кем-то по душам. С такой женщиной, как Жозе, можно ведь позволить себе расслабиться, так что это не будет иметь никаких последствий.
- Вы не знакомы с кем-либо из других ее близких друзей?
- Не имел чести.
- Вы могли случайно столкнуться с одним из них.
- Этого не произошло.
- Вы где-нибудь бывали вместе?
- Нет.
- Пока вы были у нее, шофер дожидался на улице?
Он пожал плечами, словно его поражала наивность Мегрэ.
- Я всегда добирался к ней на такси.
- Известно ли вам, что она приобрела дом на Монмартре?
- Впервые слышу.
Все эти вопросы не представляли для него интереса, и потому он оставался безразличен.
- Кроме того, в ее квартире было обнаружено сорок восемь тысяч франков.
- Какая-то часть этих денег, по-видимому, исходила от меня, но будьте спокойны, я не потребую их назад.
- Вы были огорчены ее смертью?
- По правде сказать, нет. Столько людей умирает каждый день...
Мегрэ встал. С него было довольно. Если бы допрос продлился, ему трудно было бы скрыть охватившее его отвращение.
- Не должен ли я подписать свидетельское показание?
- Нет.
- Ожидать ли мне вызова судебного следователя?
- Сейчас я не могу вам ответить.
- Если дело будет передано в суд присяжных...
- Оно будет туда передано.
- При условии, что вы найдете убийцу.
- Мы найдем его.
- Предупреждаю: я ни за что не стану выступать в роли свидетеля. У меня есть друзья наверху...
- Не сомневаюсь.
С этими словами комиссар направился к двери и широко распахнул ее; перед тем как переступить порог, Ламотт обернулся, поколебался, стоит ли прощаться, и в конце концов вышел, не промолвив ни слова.
Вот и третий. Остается Рыжий. Мегрэ был не в духе, и, чтобы успокоиться, ему потребовалось некоторое время. Дождь давно кончился. Муха, может быть вчерашняя, влетела в кабинет в тот момент, когда он вновь уселся за стол и стал машинально чертить что-то на листе бумаги.
Черточки превратились в слово:
"ПРЕДУМЫШЛЕННОСТЬ".
Если, конечно, убийцей является не Флорантен, предумышленность маловероятна: преступник пришел без оружия. Это был не чужой жертве человек, поскольку ему было известно о существовании заряженного револьвера в ящике ночного столика.
А не строил ли он свой расчет как раз на этом револьвере?
Если по-прежнему допустить, что Флорантен находился в стенном шкафу, почему убийца около четверти часа оставался в спальне, где мог передвигаться, только переступая через труп?
Искал ли он деньги? Почему он не нашел их, ведь достаточно было взломать нехитрый замок?
А может быть, письма? Или какой-нибудь документ?
Ни высокий чин Франсуа Паре, ни кубышка Фернан Курсель, ни надменный Виктор Ламотт не нуждались в деньгах.
Но все трое, несомненно, весьма бурно отреагировали бы на шантаж.
И вновь все замыкалось на Флорантене, том самом, которого бы следователь, будь он в курсе дела, непременно заставил арестовать.
Мегрэ возлагал надежды на разговор с Рыжим - Жаном Люком Бодаром, но инспектор, отправленный на его поиски, вернулся ни с чем. Страховой агент был в отъезде и должен был вернуться только вечером.
Он снимал комнату в небольшом отеле "Босежур" на бульваре Батиньоль, питался там же, в ресторане.
Мегрэ не находил себе места, словно в ходе расследования что-то не ладилось. Он был недоволен собой, чувствовал себя не в своей тарелке. Ему недостало духу приняться за накопившиеся на его рабочем столе досье.
Приоткрыв дверь в кабинет инспекторов, он позвал:
- Лапуэнт, зайди ко мне. Пойдем покатаемся.
И только когда они уже выехали на набережную, пробурчал:
- На Нотр-Дам-де-Лоретт.