– У нас был ключ. Признаю, что пистолет в руках Гудвина несколько драматизирует картину, но все,
к чему я стремлюсь, это – всего лишь поговорить с вами. Я просил вас об этом днем, вы мне отказали. Сейчас, несмотря на поздний вечер, я выполню
свое намерение.
– Вам это не удастся! – заявил Дитмайк старший, посмотрел на сына и приказал:
– Пойди к парадному входу, вызови сюда полицейского.
Я жестом остановил Дональда.
– Не забывайте про мой пистолет, – голос у меня звучал необычно вкрадчиво, а черный зрачок дула глянул прямо в душу Дитмайка старшего. – Я могу
им воспользоваться, чтобы ударить по голове или прострелить вам ногу… Уверяю вас, что если бы я не был готов пустить его в ход в случае
необходимости, его бы у меня в руках не было.
– Еще одно оскорбление, – презрительно процедила сквозь зубы Сибил. Она не сделала ни единого жеста, даже не изменила своей соблазнительной
позы, которая при сложившихся обстоятельствах выглядела нарочито вызывающей:
– Вы действительно воображаете, что мы будем здесь сидеть и разговаривать с вами под угрозой оружия?
– Нет, – сказал Вулф, – пистолет – это скорее формальность, но разговаривать вы со мной несомненно будете. На то есть причина. Чтобы ее
объяснить, мне потребуется несколько минут. Могу я сесть?
Отец, дочь и сын одновременно крикнули:
– Нет!..
Но Вулф подошел к широкому креслу и сел.
– Поразительная нелюбезность… Мне придется ослушаться вас, господа, в ваших же интересах. В этом есть настоятельная необходимость. К тому же я
вынужден был переходить вброд ваш проклятый ручей.
Он наклонился, стащил с ног носки, завернул до колен мокрые брюки, потом потянулся направо к маленькому коврику.
– Прошу прощения, я тут немного наследил, – сказал он, оборачивая ноги ковриком.
– Замечательно, – прошипела Сибил. – Уж не думаете ли вы, что мы не решимся выгнать вас на снег с босыми ногами?
– В этом он глубоко ошибается, – подпевая дочери, сказал Дитмайк, голос которого теперь звучал громче и увереннее, чем минуту назад.
Вулф продолжал с невозмутимым видом:
– Для начала я хочу обратить ваше внимание на следующее. Все обитатели этого дома при расследовании убийства станут объектами не только
юридической проверки, но и внимания общественности. Ваше поведение и поступки на протяжении последних лет приобретут самую широкую огласку.
Случившееся в прошлом может иметь решающее значение для доказательства вины преступника сейчас. Ну, а каковы репортеры, не мне вам рассказывать…
они готовы ВСЕ опубликовать в газетах.
– Та ак, – презрительно протянула Сибил, все еще возлежа на подушках.
– Черт побери, – продолжал Вулф, не обращая на нее внимания. – Ведь это прошлое есть у каждого из вас!.. Возьмем хотя бы приобретение мистером
Хофференом дома с прилегающим участком всего то в нескольких милях отсюда. Не сомневаюсь, что вы все помните это имя – Хофферен? Откуда он взял
деньги, а? И куда отправился один из членов его семьи, кстати, вам всем тоже хорошо известный, и почему?
Газеты захотят узнать все факты этой пикантной истории, репортеры будут рыскать по всей округе, тем более, что их не пускают на территорию вашей
усадьбы. Ну, а я с радостью им помогу, тем более, что у меня есть некоторый опыт общения с членами вашего семейства, больше того, имеются весьма
убедительные и неотразимые факты.
Джозеф Дитмайк сделал шаг вперед да так и застыл. Сибил, наконец, оставила свои подушки, села прямо.
– Эти факты, – продолжал Вулф, – возможно, не окажут непосредственного воздействия на присяжных, разбирающих дело об убийстве Дими Лауэр, но они
имеют чрезвычайное значение для людей, неофициально занятых расследованием, ибо дают характеристику участникам преступления, ну а публику будет
интересовать решительно все.
– Эти факты, – продолжал Вулф, – возможно, не окажут непосредственного воздействия на присяжных, разбирающих дело об убийстве Дими Лауэр, но они
имеют чрезвычайное значение для людей, неофициально занятых расследованием, ибо дают характеристику участникам преступления, ну а публику будет
интересовать решительно все. Есть такое выражение – перетряхивать грязное белье – оно вам известно… Соседи по округе захотят узнать, как в
настоящее время чувствует себя мисс Флоренс Хофферен, оправилась ли она от совершенного на нее здесь покушения и исчезли ли страшные следы на ее
шее… Они потребуют поместить в газетах ее фотографии в разных видах. Они попросят…
– Вы – грязная свинья! – закричала Сибил.
Вулф, покачав головой, спокойно ответил:
– Это всего лишь то отвратительное зловоние, которое вызывает каждое убийство.
– Боже мой!.. Как мне хотелось уничтожить вас в ту самую минуту, когда вы переступили порог моего дома! Я предчувствовал… – резким голосом
заговорил Дитмайк. Его трясло от ярости, но он всячески старался это скрыть.
– Но вы этого не сделали, – возразил Вулф, – и вот я здесь. Ни у кого из вас не останется никаких секретов, ни крупных, ни мелких… Если только
мисс Хофферен истратила те деньги, которые вы ей дали, или ей понадобятся средства на какую то блажь, то найдется много щедрых благодетелей,
которые хорошо ей заплатят за рассказ о ее жизни… С интимными подробностями. Полагаю, нет необходимости вдаваться в подробности всех последствий
такой газетной шумихи? Будет проявлен интерес даже к таким, казалось бы, малозначительным фактам, как талант вашей дочери устраивать неприличные
ссоры с истерикой и воплями. Или способность вашего сына кочевать из одного учебного заведения в другое, причем не по собственному желанию. Мне
известно, что он уже вылетел из Йельского университета, из Корнельского университета, из университета Вильямса, учился в Огайо и так далее… Из
за чего? Потому ли, что его не устраивало расписание занятий, были недостаточно хороши профессора, или же потому что…
У Дональда резко изменилось настроение. После того, как я не разрешил ему двигаться, он вернулся к своему креслу и, казалось, замер. Мне даже
показалось, что он не слушает Вулфа.
Сейчас он вскочил на ноги и метнулся к моему шефу. Я вынужден был преградить ему путь. Он слегка отклонился назад и выбросил вперед правую руку,
целясь мне в челюсть.
В подобной ситуации самым правильным было поскорее нейтрализовать его. Поэтому я перехватил его руку левой рукой, а правой с револьвером нанес
увесистый удар по почкам, заставив Дональда сложиться пополам и сесть на пол. Тут же я обернулся к другим, не будучи уверенным, правильно ли они
отреагируют на мои действия.
– Остановитесь! – раздался откуда то голос. – Прекратите немедленно!
Все повернулись на голос.
Со стороны широкой арки в дальнем конце комнаты из за портьеры вышла немолодая женщина, – как я понял, это была миссис Дитмайк, – приблизилась к
нам медленными осторожными шагами.
Сибил громко ахнула и бросилась к ней. Джозеф – вслед за дочерью. Они подскочили к вошедшей и подхватили ее с двух сторон под руки. Сибил – с
упреком, муж – с негодованием. Они хотели знать, как она спустилась вниз, требовали, чтобы она тут же вернулась к себе в комнату, но ничего не
помогло. Она продолжала продвигаться вперед, вынуждая их идти рядом с нею.
Наконец, подошла к сыну, продолжавшему все еще сидеть на полу, посмотрев на него, обернулась ко мне:
– Вы сильно изувечили его?
– Нет, сударыня, через день два он забудет об этой небольшой неприятности.