Никаких противоречивых показаний не было и в описании утра. У Дитмайков принято подниматься поздно и завтракать кому когда вздумается. Сибил
завтракала наверху с матерью. Они никогда не ждали Дими утром, не требовалась она им и на этот раз. Но в восемь часов ее уже хватились и стали
искать. Результатом поисков явилось собрание членов семьи в гостиной и попытка мистера Дитмайка вломиться в оранжерею, его призывы Энди.
Блюстителям закона, казалось бы, все было ясно. Никаких улик, ничего, что указывало бы на кого нибудь, как вероятного убийцу, кроме Энди.
– И все же кто то лжет! – сказал Вулф.
Бен Дайкс поинтересовался:
– Кто и в чем?
– Откуда мне знать! – рассердился Вулф. – Это ваша обязанность, вот и ищите!
– Ищите сами, коли делать нечего! – огрызнулся лейтенант Нунан, – а мы, думаю, уже нашли.
Вулф спросил, чего ради Энди, если задумал убить Дими, выбрал способ и место убийства, которые прямо указывали бы на него? На это ответил, что
поступил он так с расчетом: ни один суд присяжных не поверит, будто он такой дурак, чтобы действовать столь опрометчиво.
Конечно же, это был еще один пункт, о котором областной прокурор должен был хорошенько подумать.
Ради справедливости должен сказать, что ни один из вопросов Вулфа, заданных представителям закона, не остался без ответа. Но основа аргументов
моего шефа носила весьма специфический характер и, очевидно, не казалась полиции убедительной. Так, ценитель орхидей и всяких других растений,
Вулф считал, что невиновность Энди доказывает уже то, что горшок с каким то редким цветком был опрокинут, а растение сломано. Если бы Энди
действительно засовывал Дими под настил, то он сначала обязательно отодвинул бы горшок. А если бы даже, в силу большого возбуждения, и опрокинул
его, то тут же поставил бы на место и восстановил бы привитую им веточку, в которую вложил столько труда и гордости… По мнению Вулфа для такого
садовника, как Энди Красицкий, подобные действия являются «безусловным рефлексом». Ничто не могло бы помешать ему исполнить то, что он и сделал
позднее даже в состоянии шока, в нашем присутствии, когда был обнаружен труп.
Но полицейским чиновникам чужда была фанатичная любовь к растениям таких истинных знатоков флоры, как Энди Красицкий и Ниро Вулф.
– Черт возьми, о каком еще шоке вы тут болтаете? – грубо прервал Вулфа Нунан. – Разве он сам засунул туда девицу? Я слышал рассказы о вашем
живом воображении. Если это еще один пример вашей фантазии, то мне остается только покраснеть за вас.
Я не был готов объективно оценить возражение Вулфа, хотя привык верить ему и надеялся, что в конце концов краснеть придется Нунану. Лично мне
больше всего хотелось хорошенько оттрепать зазнайку лейтенанта за уши. Увы, это было недоступно, и я продолжал ломать себе голову над тем, как
вызволить Энди. Этот голубоглазый верзила окончательно покорил мое сердце тем, что не забыл, пристегнутый одной рукой к запястью полицейского,
другую протянуть Вулфу в знак благодарности за участие в его судьбе. При этом он проникновенно сказал:
– Олл райт, сэр. Вручаю себя вам. Я не столько беспокоюсь о себе, сколько хочу, чтобы мерзавец, который это сделал…
Вулф кивнул:
– Надеюсь, что на это уйдет всего лишь несколько часов. Бог даст, уже сегодня ночью вы будете спать у себя дома.
Ясно, что сказано это было чересчур оптимистично…
Я уже говорил, что в три часа дня, когда полицейские чины, покончив со всеми формальностями, собирались уехать, Нунан нанес еще один удар Вулфу:
– Если бы спросили меня, то я обязательно вызвал бы вас в суд в качестве свидетеля.
– Правильно делают, что не спрашивают, – парировал Вулф.
Тут то я и дал себе слово непременно отодрать лейтенанта за уши, если только мне представится такая возможность! Как зловредного недоросля!
Глава 5
После того, как представители закона уехали, я сказал своему шефу:
– Послушать этого лейтенанта, вы не только потеряли Энди и вам самому ухаживать за тысячами орхидей, но, чего доброго, действительно получите
повестку в полицейское управление для дачи показаний в качестве свидетеля… Конечно, – продолжал я разглагольствовать, – если будет гололед,
пойдет дождь или снег, можно будет надеть цепи на колеса, и тогда у нас сохранится шанс добраться до места невредимыми…
– Заткнись! – проворчал Вулф. – Я пытаюсь думать.
Я присел на скамейку. Спустя минуту он простонал:
– Не могу!.. Проклятое кресло!..
– Согласен. Единственное кресло, отвечающее вашим требованиям, находится в пятидесяти милях отсюда, Между прочим, чьими гостями мы сейчас
являемся, если пригласивший нас человек посажен за решетку?
Ответ на этот вопрос я получил не от Вулфа. Дверь в теплицу отворилась и появился Джозеф Г. Дитмайк в сопровождении своей дочери Сибил. К тому
времени я уже как то освоился с его свернутым на сторону носом, глубоко посаженными зелеными глазами и острым подбородком.
Он остановился посередине комнаты и холодно осведомился:
– Вы кого нибудь ожидаете?
Вулф приоткрыл глаза и мрачно буркнул:
– Да.
– Кого же?
– Кого нибудь… Вас, например. Кого угодно. Честного человека.
– Он эксцентричен, – объяснила Сибил, – эксцентричен во всем.
– Потише, Сибил, – приказал ей отец, не сводя глаз с Вулфа. – Перед тем, как лейтенант Нунан уехал, он сказал мне, что оставит у входа
полицейского, чтобы сюда не входили люди. Лейтенант справедливо считает, что сюда к нам попытаются проникнуть репортеры или просто любопытные и
назойливые посторонние. Но он также сказал, что не будет никому препятствовать выехать отсюда.
– Это разумно, лейтенанта надо слушаться, – со вздохом согласился Вулф. – Иными словами, вы предлагаете нам покинуть ваш дом. Что же, с вашей
точки зрения это разумно.
Он поднялся с кресла. Дитмайк нахмурился:
– О разумности или неразумности говорить не будем. Это именно то, что вам следует сделать. Вы должны были оставаться в доме, пока в вас
нуждались, теперь вы не нужны. Поскольку все эти трагические события пришли к концу, я должен попро…
– Ни в коем случае!
– Что «ни в коем случае»?
– Эпизод не закончен. Что касается лейтенанта Нунана, он мне не указ. Вы – иное дело. Нунан, как всегда, показал свое полнейшее невежество,
разрешив свободу действий обитателям этого дома, а ведь ОДИН ИЗ НИХ – УБИЙЦА! Ни одному из вас нельзя было разрешать сделать безнадзорно хотя бы
один шаг. Что же касается…
Сибил залилась смехом. Смех раздался настолько несвоевременно, что, казалось, она сама удивилась и замолчала, прикрыв рот рукой.
– Ваша дочь в истерике. Почему? – спросил Вулф, хмуро глядя на Дитмайка.
– Я вовсе не в истерике, Ниро, – ответила Сибил презрительно. – Любой мог бы засмеяться, услышав ваши слова. Они не просто мелодраматичны, они
забавны…
Услышав это фамильярное «Ниро», Вулф в ярости потянул носом воздух, но сдержался и спокойно ответил:
– Вы забываете старую истину: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним…»
Впоследствии я всегда считал, что именно эта бестактность Сибил, назвавшей Вулфа по имени, побудила его решиться на смелый шаг.