Даже не барахтался, не пытался спастись, а просто сдался без боя. Только не подумайте, что он дурак. Просто влюбился так быстро и
бесповоротно, что у него не было возможности подумать. Однажды я сделал попытку кое что ему растолковать. Осторожно, деликатно, можете не
сомневаться, но боже, как он посмотрел на меня!
Гас покачал головой:
– Если бы я знал, что он уговорил ее выйти за него замуж, я бы собственноручно ее отравил, чтобы избавить Энди от такой вертихвостки.
– Да, – согласился Вулф, – с вашей стороны это благородное побуждение. Но, как мне думается, в действительности вы на такое не решились бы… Что
вы можете сказать о мистере Имбри? Полагаю, что мисс Лауэр флиртовала с ним в отсутствие его жены? И что он реагировал на ее авансы, как
подобает мужчине? Так получается из ваших слов? Возможно, он чувствовал себя на небесах, а когда она прошлым вечером ему внезапно заявила, что
выходит замуж за Энди, он брякнулся с небес на землю и решил в отместку ее убить?.. Как вы считаете, возможно такое?
– Не знаю… Это уж не мое дело определять, возможно ли, а ваше…
– Не скрытничайте, говорите, – нахмурился Вулф, – я, слава богу, не лейтенант полиции Нунан. Сдержанность вас никуда не приведет, мы же тут
никого не обвиняем, а лишь рассуждаем… Как вы считаете, могли ли подобные мысли появиться у мистера Имбри?
– Могли, наверное, если она его крепко подцепила.
– Есть ли у вас какие нибудь факты, против такого предположения?
– Нет.
– Тогда не станем его сбрасывать со счетов. Вы понимаете, конечно, что ни у кого нет алиби. Для преступления имелось примерно четыре часа
времени, от одиннадцати ночи до трех утра, когда вы с мистером Красицким пришли в оранжерею для окуривания. Все находились в постелях, в
отдельных помещениях, за исключением супругов Имбри. У них обоюдное алиби. Но раз это муж и жена, их алиби ничего не стоит. Мотив мистера Имбри
мы обсудили, что касается ее мотива, то он подразумевается из того, что я от вас слышал… Ну а потом, от женщин никто и никогда не ожидает
резонных и логических мотивов.
– Вы тысячу раз правы, мистер Вулф! – с горячностью согласился Гас. – Все женщины поступают только согласно своей особой логике.
Я с удивлением подумал, какая особенная логика может быть у подружки Гаса – девушки из Вентворт Хиллза.
Вулф продолжал:
– Поскольку речь идет о женщинах, каково ваше мнение о мисс Дитмайк?
Гас открыл широко рот, растянул губы, дотронулся кончиком языка до верхней губы и снова закрыл рот.
– Я бы сказал, что не понимаю ее. Иной раз я ее просто ненавижу, но даже сам не знаю почему… Возможно, именно за то, что не понимаю.
– Может, я могу помогу разобраться?
– Сомневаюсь. Внешне все обстоит благополучно, но однажды прошлым летом я ее встретил в роще и заметил, что у нее заплаканные глаза. Я полагаю,
что у нее комплекс. Причем, не один, а несколько. Как то она сильно ссорилась с отцом, я все слышал, потому что работал на террасе. И они знали
об этом. Это было через две недели после того, как с миссис Дитмайк случилось несчастье. Мистер Дитмайк отослал сестру, которую назначили для
ухода за миссис Дитмайк и пригласил новую сиделку, эту самую Дими Лауэр. Мисс Дитмайк была страшно недовольна, потому что хотела сама ухаживать
за матерью. Она так бесновалась и орала, что ее даже связали. Ее вопли не смолкали до тех пор, пока сиделка не высунулась из окна и не попросила
ее вести себя потише. Да, вот что еще. Она не только ненавидит мужчин, но всегда и везде заявляет об этом. Может быть, по этой причине я ее
терпеть не могу…
Вулф скорчил гримасу:
– И часто у нее бывают истерики?
– Я бы не сказал, но ведь сам я редко бываю в доме, так что точно сказать не могу, – Гас покачал головой: – В общем, я ее не понимаю…
– Сомневаюсь, что вам стоит ломать над этим вопросом голову, – заметил Вулф.
Она не только ненавидит мужчин, но всегда и везде заявляет об этом. Может быть, по этой причине я ее
терпеть не могу…
Вулф скорчил гримасу:
– И часто у нее бывают истерики?
– Я бы не сказал, но ведь сам я редко бываю в доме, так что точно сказать не могу, – Гас покачал головой: – В общем, я ее не понимаю…
– Сомневаюсь, что вам стоит ломать над этим вопросом голову, – заметил Вулф. – И потом мне нужна не ваша точка зрения на ту или иную проблему, а
всего лишь факты. Скажем, что то скандальное в отношении миссис Дитмайк. Есть у вас такие данные?
– Что то про нее и Дими? – с удивлением спросил Гас.
– Не обязательно. Про нее и про кого то еще… Может быть, она страдает клептоманией или наркоманией? Играет в азартные игры, пьет, соблазняет
чужих мужей? Плутует во время игры в карты?
– Нет, – решительно отверг предположения Вулфа Гас. – Во всяком случае, мне о таком не известно.
После некоторого молчания он добавил:
– Могу только сказать, что миссис Дитмайк часто ссорится и дерется.
– Прибегает к помощи оружия?
– Нет: кричит, жестикулирует, размахивает руками, стучит ногами. Ссорится со всеми: с семьей, с друзьями, с прислугой. Она убеждена, что во всем
разбирается лучше других. Особенно часты у нее стычки с братом. Но тут то она права, когда говорит, что лучше его знает, что ему надо делать,
потому что он, видит бог, вообще ничего не петрит.
– Не «петрит»?
– Ну да, котелок у него не варит.
– Ага. У него тоже есть комплексы?
Гас усмехнулся.
– Еще бы! Все семейство в один голос вечно твердит, что он очень чувствителен, но я не кричу об этом на каждом углу всем встречным поперечным! У
него меняется настроение ежечасно, но чаще всего он мрачен, даже по воскресеньям и по праздникам. Он никогда ничего не делает, даже не
собирается делать. Он даже не собирает цветов. Он учится уже в четвертом колледже, его выгнали из Йельского, из Вильямс университета, потом из
Корнельского, а теперь из университета где то в штате Огайо.
– За что? – попросил уточнить Вулф. – Вот это может быть полезным.
– Понятия не имею.
– Черт возьми! У вас просто отсутствует нормальное любопытство! Какой нибудь интересный факт о сыночке мог бы нам очень пригодиться! Даже
больше, чем факт о дочери. Неужели у вас так таки ничего не найдется?
Гас сосредоточился. Вулф терпеливо ждал, но видя, что на физиономии молодого человека не отражено ни единой мысли, спросил:
– Могли быть у него неприятности из за женщин, что и послужило бы причиной его исключения из университетов?
– Его то? – Гас снова ухмыльнулся. – Если бы он оказался в лагере буддистов, и все буддисты – мужчины и женщины – выстроились бы перед ним в
один ряд, он не смог бы определить, кто из них мужчина, а кто женщина. Еще в одежде – куда ни шло, а нагишом – нет! Не то, чтобы он был совсем
туп, но его ум запрятан где то глубоко… Вы спрашивали о его комплексах?..
В этот момент раздался стук в дверь.
Я открыл ее и пригласил:
– Входите.
Вошел – легок на помине – Дональд Дитмайк.
Я уже имел возможность наблюдать за ним некоторое время назад, я сейчас получил возможность проверить правильность сложившегося у меня о нем
мнения.
Мне он не казался особенно чувствительным, хотя, конечно, я не знал, в каком он сейчас был настроении. Он был примерно того же роста и сложения,
что и я, но, откидывая ложную скромность, прямо заявляю, держался много хуже меня и производил удивительно неприятное впечатление: какой то
мягкотелый и развинченный, – я бы назвал его самым обычным слюнтяем… Очевидно, потребовалось бы немало труда, чтобы его как следует
отрегулировать и настроить… Правда, во внешности Дональда было и что то привлекательное: темно синие глаза, да и физиономия недурная, совсем
недурная, если бы только он лучше ощущал свое «я», верил в себя и свои возможности, ну и следил бы за своим лицом и одеждой.