Он по прежнему был в отключке.
Учитывая его столь явное нежелание даже выслушать меня, я не надеялся, что мне удастся убедить его сопровождать меня к Вулфу, поэтому решил
доставить его силой. Поскольку рост Филипа не позволял мне соорудить из него сверток в тесной, как спичечный коробок, прихожей, я отволок его в
кухню. Стянул руки и ноги бельевой веревкой, обнаруженной в кухонном ящике, заклеил пасть пластырем из аптечки в ванной и с удовлетворением
убедился, что, придя в себя, жертва сможет меня слушать, не будучи в состоянии ни укусить, ни лягнуть, ни поцарапать. Я накладывал третью
полоску пластыря на его рот, когда раздался звонок.
Я так и подскочил. Звонок прозвучал снова.
Вот, значит, где собака зарыта. Филип ждал гостей.
Я отыскал на стене кнопку, открывавшую дверь в подъезд, несколько раз нажал на нее, еще раз критически оглядел свою работу, закрыл кухонную
дверь, вышел в прихожую и открыл входную дверь.
На лестнице слышались звуки неуверенно приближающихся шагов. Еще прежде, чем увидел в проеме голову, я решил, что это женщина, и не ошибся.
Выйдя на лестничную клетку, она нерешительно оглянулась и лишь потом заметила меня. Этого экземпляра в моей коллекции еще не было. Лет пятьдесят
или больше, стройная, холеная, на плечах норковое манто.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался я.
Она спросила немного испуганно:
– Вы… Вы Филип Тингли?
Я кивнул.
– Не узнаете?
Похоже, я попал пальцем в небо.
– А как я могла вас узнать? – резко спросила она.
– Не знаю, – ухмыльнулся я. – Может, по моей статуе в Центральном парке. – Я попятился, пропуская ее. – Входите.
Чуть помявшись, незнакомка повела плечами, словно готовясь дать мне отпор, если понадобится, и вошла. Я кивком указал ей на спальню гостиную и
запер дверь. Я, конечно, не имел ни малейшего понятия, в чем дело, но отважился на выстрел в темноте.
– Позвольте вашу шубку, – вежливо предложил я. – Это, разумеется, не такое кресло, к каким вы привыкли, но других у меня нет.
Женщина брезгливо отшатнулась от меня и нервно обвела глазами комнату. Уселась она на самый краешек, потом устремила взор на меня. Я никогда не
считал себя красавцем – мое главное обаяние заключается, скорее, в духовной сфере, – но, с другой стороны, я отнюдь не жаба, поэтому ее
выражение меня оскорбило.
– Похоже, – рискнул я, – что то в моей наружности вам не по вкусу.
Она презрительно фыркнула.
– Я же сказала вам по телефону – я никогда не была сентиментальна.
– Я тоже, – кивнул я.
– Еще бы. – Доносись ее голос с крыши, он висел бы в виде сосульки. – С вашей то наследственностью. Ни ваш отец, ни я сентиментальностью не
страдали. Кстати, по словам моего брата, вы отъявленный мерзавец. Он также уверяет, что вы трус и обманщик, но в это, учитывая ваше
происхождение, я не верю. Сказать по чести, я уверена, что брат ошибается. – Она говорила отрывисто, словно выплевывая слова. – Вот почему я
пришла. Он думает, что вы согласитесь на его предложение, а я так не считаю. Я бы не согласилась, а в ваших жилах – наполовину моя кровь.
Глава 10
Я вертелся, как уж на сковороде, пытаясь придумать лучший план действий. Проще всего было, пожалуй, сыграть отъявленного мерзавца, к чему я и
приступил, скорчив свирепую гримасу.
– Значит, он считает меня трусом? – Я выдавил недобрый смешок. – И надеется, что я приму его предложение? Нет уж, дудки! Не на такого напал!
– Сколько вы возьмете?
– Я уже говорил! Я не уступлю ни цента!
– Это глупо, – резко сказала она.
– И надеется, что я приму его предложение? Нет уж, дудки! Не на такого напал!
– Сколько вы возьмете?
– Я уже говорил! Я не уступлю ни цента!
– Это глупо, – резко сказала она. – Вы тоже делаете ошибку. Глупо рассчитывать, что мой брат так легко расстанется с миллионом долларов.
– Выложит как миленький. В противном случае я ему не завидую.
– Нет. Он не согласится. – Женщина заерзала на кресле, и в какой то миг мне даже показалось, что она сейчас упадет. – Все мужчины – глупцы, – с
горечью произнесла она. – Я то думала, что со своим трезвым умом сумею сама о себе позаботиться, но мужчины рассеяли мои надежды в пух и прах.
Нет, я не отрицаю, что у вас есть определенное право, но требовать такую сумму… просто нелепо. Согласна: то, что предлагает мой брат, тоже
смехотворно. Жаль, что у меня нет собственных средств. Но вы оба просто упрямые ослы. Он так и не научился соглашаться на компромиссы, да и вы,
судя по всему, тоже. Но на сей раз вам придется пойти на взаимные уступки; вам деваться некуда.
Отъявленный мерзавец гаденько ухмыльнулся и процедил:
– Он дешевый упрямец и трепло. Для достижения компромисса нужно согласие обеих сторон. Как насчет него?
Она открыла было рот, но тут же снова сомкнула губы.
– Вот видите, – язвительно хмыкнул я. – Похоже, вы тоже сели в лужу. На что вы рассчитывали, заявившись ко мне с этой болтовней? Думали сбить
цену, чтобы разницу положить в карман, да? Нет уж, фокус не удастся!
– Но мне бы удалось тогда уговорить…
– Нет! – Я встал. – Вы хотите уладить дельце полюбовно. Я тоже. И он, насколько мне известно. Что ж, давайте поедем к нему вместе. Вот там и
скажете нам обоим насчет компромисса. Тогда и посмотрим, чья возьмет. Поехали.
– Как, прямо сейчас? – испуганно встрепенулась она.
– Да, прямо сейчас.
Она упиралась. Она возражала. Но я был непреклонен как скала. Козыри были у меня в руках, и я умело пользовался ими. Когда я облачился в пальто,
она продолжала сидеть, кусая губы. Потом решительно встала и зашагала к двери.
Глава 11
Когда мы спустились по лестнице и вышли на улицу, перед подъездом стояла только моя машина; дамочка, должно быть, прикатила на такси. Я
сомневался, чтобы у Филипа Тингли был собственный автомобиль, поэтому, дойдя до угла, остановил такси. Женщина забилась в самый угол; я, решив
оставаться Филипом до конца, демонстративно уселся в противоположный угол, успев услышать адрес: Семидесятые улицы чуть восточнее Пятой авеню.
Во время езды все молчали, словно воды в рот набрали.
Она позволила Филипу расплатиться с водителем, что, учитывая его стесненные обстоятельства, показалось мне верхом жмотства. Перед внушительной,
разукрашенной орнаментами дверью она выжидательно остановилась, так что мне пришлось самому нажать на ручку и распахнуть дверь. Внутренняя дверь
открылась уже сама, без моего вмешательства, и женщина прошла вперед. Я шел по пятам. Швейцар в ливрее закрыл дверь.
Дамочка увяла и съежилась буквально у меня на глазах. В лице – ни кровинки. Чувствовалось, что она страшно напугана. Она спросила слугу:
– Мистер Джадд наверху?
– Да, мисс Джадд.
Она провела меня в огромную комнату с камином, заставленную книгами и моими любимыми креслами. В одном из них сидел субъект, которого я терпеть
не мог.
Когда мы вошли, он повернул голову.
– Гатри, – сдавленно начала мисс Джадд, – я подумала, что лучше…
Увидев, как сверкнули его глаза, она прикусила язык. Такой залп уложил бы и носорога.