Кроме прощания ей хотелось хоть какой-то поддержки, особенно после этой жуткой сцены с Джонни.
Лейси подняла трубку и снова положила. Колин не было: вероятно, она готовилась к той большой роли, о которой говорила Лейси на похоронах.
Пальцы Лейси бессознательно гладили мягкую кожу пиджака. Опомнившись, она отдернула руку, словно обожглась. Ей до сих пор было не по себе при одном воспоминании об искаженном лице Миднайта, когда она вырвала свою руку. Ее не столько пугал убийца, неотступно следующий за ней, сколько мысль о том, что она больше никогда не увидит Джонни. Ну почему, почему это так мучает ее, если десять лет она твердит, что ненавидит его?
Да потому, что ни капли она его не ненавидела.
Все это стало ей ясно, как только она узнала, что он при смерти. Она туг же помчалась к нему.
Но она оставалась с ним в качестве сиделки до тех пор, пока он не пришел в себя. Одинокая слеза скатилась по ее щеке, когда она вспомнила бессильно распластавшееся на постели его некогда крупное, крепкое тело, эти бесчисленные жутковатые приспособления и всякие трубки, издающие отвратительные булькающие звуки, словно в них было больше жизни, чем в нем; как дни и ночи проводила она около него, молясь о том, чтобы он пришел в сознание и опять стал былым Джонни Миднайтом.
Последний месяц, когда он на глазах поправлялся и каждый день приносил новые радости, она вся трепетала от самых незначительных успехов, хотя находиться рядом с ним было для нее подлинной пыткой – так хотелось ей прикоснуться к нему, поцеловать его, улыбнуться… дать ему понять, как он ей дорог. Сделать еще больше. Забыть и простить. Быть ближе.
Снова любить. Жить одной с ним жизнью.
Но слишком хорошо она помнила, какие невыносимые мучения причинили они друг другу.
Лейси закрыла лицо руками и заплакала. Как тянули ее к себе его губы, руки, все его тело!.. Это на всю жизнь. Но если она позволит этим чувствам победить, у нее не будет сил уйти.
Погруженная в свои мысли, она автоматически достала следующую шелковую блузку и уложила в чемодан. Он умолял дать ему еще одну возможность – ласково, горячо, а потом яростно и настойчиво – всеми способами, против которых не могла бы устоять любящая женщина.
Лейси как будто снова видела его горящие глаза, буквально прожигающие ее, его сильные руки, прикасающиеся к ней так, что все ее тело готово было отдаться его ласкам, его губы…
Боже мой! Все сплелось в один клубок: желание, и отчаяние, и острое чувство потери. Ну сколько можно себя мучить? Неужели она и так не знала, что он будет думать о ней, когда к нему вернется вся память?
Она не спала с Сэмом.
И ни с кем другим. Но разве он ей поверит?
Только с Джонни – много, много лет тому назад.
Сколько бессонных ночей провела она в одиночестве, мечтая о мужской ласке, о любви? И не могла решиться искать ее в объятиях поклонников, которых было немало в ее светской жизни и которые время от времени давали ей понять, что готовы на все ради нее.
Однако ей были нужны не другие, а Джонни, и только Джонни.
Но зачем тогда она уходит? – Потому что должна.
Потому что, если Джонни простит ее за Сэма и за все другое, то никогда не простит ее за Джо. А Джо пока слишком хрупок, чтоб вынести еще и этот удар, тем более сейчас, когда в Джонни столь живы обиды. Она вспомнила, как холоден и отчужден он был раньше. А сейчас, узнай он все о Джо, был бы еще хуже. Ей становилось не по себе при одной мысли, что Джо может попасть между молотом и наковальней, став жертвой сражающихся за него родителей. А как все воспримет сам Джо, если узнает? Ей и так выпало не много любви, но потерять еще и Джо…
Нет, сначала ей надо устроить Джо, увезти его в безопасное место, где она сможет уделять сыну то внимание, которое не мог уделить ему Сэм и ей не позволял.
Прежде чем пытаться наладить отношения с другими, надо наладить отношения с собственным сыном.
А потом еще Коул. Полиция не разрешает ей уехать из страны, но и защищать ее не собирается. Если она не заберет Джо и не убежит, он рано или поздно достанет их.
Так размышляла Лейси, стягивая с вешалки одежду и бросая ее в кучу на полу. Вообще она отличалась аккуратностью, но сегодня комнаты служанки на первом этаже дома Дж. К. являли собой картину поспешного бегства. Всюду царил беспорядок. На стойке громоздилась немытая посуда. В комнате Джо творилось вообще черте что. Когда она велела ему прибраться, он только пожал плечами с надменным видом, как это, бывало, делал Джонни, дескать, отстаньте от меня все, и смотался наверх смотреть по телевизору футбол с Марио, старшим приемышем Хани. Нерон поднял свое единственное ухо, заскулил с обиженным видом и поплелся за своим хозяином, только его и видели.
Джо уже давно было пора в постель, но из нее никудышный надзиратель. А ее ласки на него не действуют. Он ее ни в грош не ставит. Но как может быть иначе? Она сама бросила сына на руки прислуги и его гувернантки-австриячки, и он привык, что за него все сделают.
Когда Лейси бывала с Джо, она испытывала такое чувство вины, что он мог веревки из нее вить. И с момента их переезда в Сан-Франциско она почти не уделяла ему времени, потому что Джо ходил в школу, а она – к Джонни в больницу. Но с послезавтрашнего дня она всю себя посвятит сыну. Впрочем, ему это не особенно нужно, да он и ехать-то не хотел.
Наоборот. Джо привык к независимости, и ему нравилось в Сан-Франциско. Он много времени проводил с Марио и Хитер. А крошечные комнатки квартиры для прислуги его не смущали.
– По крайней мере я теперь тебя вижу, – как-то утром бесстрастно возразил он на ее извинения за то, что им приходится ютиться в трех комнатушках.
Он не часто снисходил до разговоров с ней, а если уж говорил, то умел больно ранить ее.
Лейси ранило и то, как он тянется к Дж. К., явно предпочитая его матери. Он готов был повсюду ходить за Дж. К. – так стосковался мальчик по мужскому вниманию.
Джо всегда тянулся к отцу, но все его попытки сблизиться с ним ни к чему не приводили, а, наоборот, только еще больше отталкивали Сэма, которому неприятно было видеть мальчика, не являвшегося на самом деле его сыном. Джо, конечно, не мог понять, отчего так безразличен к нему Сэм, и всячески пытался привлечь его внимание.
Джонни Миднайт был бы отличным отцом.
Боже мой… об этом лучше не думать.
Но она ничего не могла поделать.
Джонни был так поразительно терпелив с детьми. Взять хотя бы эту маленькую Амелию. Он и с близнецами Сэма замечательно обходился. Джо, так страстно мечтающий об отце, души бы в нем не чаял. А Джонни…
Но теперь уже слишком поздно. Проблемы Джо ложатся на нее одну, и никому, кроме нее, их не решить.
Лейси закрывала крышку чемодана, когда Нерон отчаянно залаял наверху на кого-то на улице.
Лейси услышала, как кто-то быстрыми шагами приближается к входной двери.
Нерон сбежал по лестнице, оскалившись и рыча.
Вспыхнула молния, но Лейси побоялась приоткрывать жалюзи, чтобы посмотреть, кто там.
Было уже около одиннадцати. Она никого не ждала. Бурн, их телохранитель, ушел на ночь.
Зазвонил входной звонок, громко раздаваясь на лестнице, вьющейся до пятого этажа с хозяйскими апартаментами, террасами и лоджией. Пугающий лунный свет лился сквозь стеклянный купол над лестничным колодцем, придавая незнакомые очертания картинам на стенах и мебели.
По двери заколотили кулаком, и Нерон стал прыгать как бешеный. Сердце в груди у Лейси тоже громко стучало. Она медленно отступила от двери. Во рту пересохло.
Нерон встал на задние лапы, опершись передними о дверь, и яростно лаял. Звонки и стук внезапно прекратились; Нерон присел, продолжая рычать.