— Разве нет? Таша поежилась.
— Какая разница? Ребенка нет. Ты свободен, — подвела она итог тому, что никогда не должно было начинаться.
Ее отстраненность разозлила его. В мгновение ока Чейз приблизился к ней, схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.
— Довольно! Я никогда не освобожусь от тебя, Таша. Более того, не хочу освободиться! — воскликнул он страстно; в глазах его сверкали самые противоречивые чувства, но в основном гнев.
Таша должна была бы испугаться, но нет, это ее не задело. Как и ничто больше. Теперь она знала истинную причину таких его слов и хотела бы, чтобы он не чувствовал никакой вины за собой.
— Ты так не думаешь, — возразила она ровным голосом, и его пальцы сжались, причиняя ей боль.
— Да нет, думаю. И еще никогда в жизни не был так уверен в этом! — крикнул он и выругался, заметив ее отсутствующий взгляд:
— Черт побери, Таша, ты должна мне верить!
Ее губы изогнулись в печальной улыбке.
— Бедняга Чейз, перестань волноваться обо мне. Все в порядке. И ни о чем больше не жалею.
Чейз прикрыл глаза.
— Сожаления! Ты не представляешь, как они измучили меня! — Он произнес эти слова будто в агонии, и, когда снова взглянул на нее, стала заметна боль в его глазах. Он медленно отпустил ее.
— Ты ничего не можешь поделать. Никто ничего не может. — Таша пыталась облегчить эту боль.
Кажется, Чейз хотел сказать что-то грубое, но сдержал себя.
— Я не хотел, — произнес он с вымученным терпением. — Не то, что ты подумала, — добавил он сухо.
Таша пожала плечами.
— Я вообще об этом не думала.
— Тогда подумай теперь! — взорвался Чейз, выругался, но взял себя в руки. — Прости, — извинился он.
— Все нормально, — ответила она мягко, и ему оставалось разве что просить помощи у Бога.
Запасись терпением, он снова взглянул на нее.
— Я должен достучаться до тебя, Таша.
— Я хорошо тебя слышу.
— Головой, но не сердцем, — устало возразил он. — Я хочу объяснить тебе…
Таша рассеянно разглядывала его бледные щеки и поникшие плечи, и ей хотелось поскорей покончить с этим.
— Мне не нужны объяснения, Чейз. Они ничего не значат.
Его взгляд резанул ее как бритвой.
— Они значат для меня. Я хочу… Нет, мне нужно тебе все объяснить. Ты выслушаешь меня?
«Ему просто надо выговориться», — подумала Таша.
— Хорошо, слушаю, — согласилась она и вздрогнула от порыва холодного ветра. — Только пойдем внутрь.
Домик был удобный и почти без мебели. Гостиная и кухня, дальше две двери — в ванную и спальню; коврик ручной работы перед кирпичным камином — достаточно чиркнуть спичкой, и разгорится огонь, — полукруг из дивана и двух кресел.
— Ты промок, — произнесла она заботливо, впервые внимательно взглянув на него. — Повесь куртку на крючок у двери и разожги огонь, я принесу выпить.
Когда она вернулась с двумя чашками кофе с бренди, огонь уже горел, и Чейз устроился около него, грея руки.
— Держи, — сказала она, протягивая кружку, и он встал.
— Спасибо, — пробормотал он, следя взглядом, как она уселась в углу дивана, но сам не двинулся с места.
Глотнув кофе в полной тишине, Таша подняла на него глаза.
— Я слушаю, — сказала она и снова заметила напряжение на его лице.
Чейз долго смотрел в свою кружку, затем тяжело вздохнул и начал:
— В тот день в лесу, когда мы с тобой любили друг друга, ты спросила меня, жалею ли я о чем-нибудь, и я ответил, что да, о многом. Так оно и было, но только вовсе не о том, что произошло между нами. Я не мог жалеть об этом, — произнес он натянуто. — Когда я понял, что ты подумала, я пытался объяснить, но ты не стала меня слушать. Ты побежала, и когда я увидел куда, то позабыл обо всех объяснениях. Кровь застыла в жилах. Я впервые так испугался. — Он поежился и провел рукой по щеке.
— Потом это страшное падение… Я чуть не сошел с ума. Однако ты молодец — так хорошо держалась… Я не хотел оставлять тебя одну, но был вынужден… а потом ты сказала, что веришь мне… — Глаза его метались. — Только тогда я понял, что натворил, как виноват перед тобой.
Таша хмуро пила кофе. Он и раньше говорил это, но ведь все не так. Он ни в чем не виноват перед ней. Это она лгала и обманывала.
— Ты не должен так говорить. Ты знаешь, что это вовсе не так, — сказала она, и ее голос впервые дрогнул.
Чейз заметил и в душе обрадовался первому, пусть робкому, проявлению какой-то реакции. Тяжело дыша, он покачал головой.
— Господи, помоги мне, это правда. Я виноват в том, что прислушивался к своей дурацкой гордости вместо того, чтобы прислушаться к сердцу.
Таша подняла голову, изучая его. Ее уверенность дала трещину. О чем это он?
— Я не понимаю, — произнесла она озадаченно.
Чейз вздохнул.
— Когда я узнал, как ты обманула меня, я разозлился.
При одном только упоминании об этой сцене печаль болезненной волной прокатилась сквозь нее, до предела натянув нервы. Она вздрогнула. Это был самый страшный день ее жизни.
— Ты был в бешенстве, — согласилась она слабым голосом и попыталась отмахнуться от ужасных воспоминаний, но они упорно стояли перед глазами. Притупившиеся было эмоции вдруг стали остры как лезвие ножа: чувства вернулись к ней. Она хотела умолять Чейза прекратить, не заставлять ее снова пережить это. Слишком было больно. Но слова будто застряли в горле.
Следя за ее лицом, Чейз поморщился и возненавидел себя за то, что так мучает ее.
— Сейчас я хорошо представляю себе, что ты тогда почувствовала. В тот момент я знал только одно: женщина, которой я так доверял, оказалась лгуньей.
У Таши перехватило дыхание, дрожь будто ушла в глубину ее существа, разрывая ее изнутри. Она поставила едва тронутую чашку кофе и, защищаясь, скрестила руки.
— Я хотела сразу же рассказать тебе все, но боялась, — еле слышно прошептала она сквозь стон Чейз понял ее и кивнул.
— И я доказал, что ты не зря боялась, ведь так? — произнес он с отвращением к себе.
Дрожь нарастала в ней, и ей потребовалось напрячь все силы, чтобы скрыть свое состояние.
— Ты вправе был злиться.
— А ты вправе была ожидать, что я захочу выслушать твои объяснения и пойму их. Это же сущий пустяк! Ведь я никогда, ни на одну секунду не переставал любить тебя, — сказал он, и Таша закрыла глаза. — Я люблю тебя, Таша.
Это признание уничтожило остатки защитного кокона, в который она заключила себя, распахнуло дверцу в глубину ее сердца и выпустило наружу запертую там боль. И те чувства, которые она подавляла в себе, вернулись — она помнила все.
— Но ты ведь не хочешь любить меня, да? — выдавила она через силу, в горле комом стояли сдерживаемые слезы.
Белый как смерть, Чейз поставил кружку на каминную полку и опустился возле нее на колени.
— Посмотри на меня, Таша, — попросил он хрипло, и она подняла голову.
— Только не лги мне! — крикнула она, и его губы сжались с горечью.
— Солнышко, я и не собираюсь. И надеюсь, что ты поверишь мне. Я всегда любил тебя. Я люблю тебя. Просто не хотел, чтобы ты узнала это, — признался он.
Таша смотрела ему в глаза, ища подтверждения этим словам, и прочла его в самоуничижении, которое ни с чем не спутаешь. Она вздрогнула, когда поняла это. Он всегда ее любил. Просто не хотел, чтобы она знала!
Приступ слепого гнева охватил ее, и она чуть было не ударила его.
— Черт тебя побери, зачем?! Чейз нахмурился от этого взрыва злости, но принял его как должное.
— Чтобы наказать тебя. Но, Бог свидетель, я не понимал, что делаю, пока не столкнулся лицом к лицу с вероятностью потерять тебя. Когда я сидел возле тебя в больнице, то взглянул как бы со стороны на все, что натворил, и ужаснулся.