Грудь ее готова была разорваться от скопившихся там боли и злости.
— И что же ты увидел, Чейз? — бросила она вызывающе.
Чейз сжал зубы, твердо решив быть искренним до конца:
— Я увидел мужчину, который пользовался тем, что жена слишком его любит и потому никогда не бросит и не поставит перед необходимостью умолять ее вернуться. Одной рукой я отталкивал тебя, а другой — крепко держал при себе. Я отказывал тебе в своей любви, будучи уверен, что не лишусь тебя.
Таша откинулась на подушки, не сводя с него глаз. Когда ее гнев стал остывать, она осознала, чего стоило ему признать правду, которая причинила ей такую боль. И еще поняла, почему он решился рассказать ей правду.
Не только потому, что она заслуживала узнать ее; он видел в этом еще и единственную
возможность встряхнуть ее и вернуть к жизни. Все без утайки открыл ей, хотя знал, что это оборачивается против него. Не хотел потерять ее и поставил ее интересы выше своих. Для такого поступка нужна была смелость.
— Ничего себе… история, — растерянно сказала она, не понимая, как два разумных существа могли так обойтись друг с другом.
— Ты должна была все узнать. Таша тяжело вздохнула.
— А теперь, когда ты все рассказал, скажи, чего ты хочешь от меня? — спросила она устало, и это был один из немногих вопросов, способных поставить его в тупик.
Однако он ответил:
— Я хочу, чтобы ты простила меня, хотя знаю, что не заслуживаю этого. Поверь, я вовсе не горжусь тем, как вел себя. Мне нужно, чтобы ты простила меня, Таша, как я должен был простить тебя.
Ее громкий смех был полон нестерпимой боли.
— Не слишком ли многого ты просишь?
— Это слишком много? — спросил он хрипло.
Печаль охватила ее.
— Не знаю, — со слезами прошептала она. — Ты так меня обидел. Я нехорошо поступила, но сделала это из любви. А ты… — У нее пересохло в горле, и она не смогла выдавить из себя ни слова.
— Можешь не говорить, — продолжил Чейз вместо нее. — По моей вине погиб наш ребенок, и я никогда не прощу себе этого! — Его голос был полон горечи и стыда.
Внезапно он поднялся на ноги и подошел к окну.
— Оказалось, что я не знаю самого себя, Таша, — заговорил он тихо. — Я не знал, что могу быть таким жестоким и эгоистичным. Да как я могу просить тебя о прощении? Как могу надеяться, что ты будешь любить меня, когда такое натворил! Убил нашего ребенка, о Боже мой!
Таша в ужасе увидела, как опустилась его голова и поникли плечи, не в силах выдержать груз лежавшей на них вины. Но она вовсе не обвиняла его в гибели ребенка! Ее собственная печаль все нарастала и нарастала. Он во всем обвиняет себя, но она не допустит этого, потому что это не так. Они оба совершили ошибку, как обыкновенные слабые люди.
— Чейз… — позвала она его сквозь слезы, и он поднял голову, но не обернулся. — Я прощаю тебя.
— Но как?..
— Просто я люблю тебя, — прошептала она, и тогда он взглянул на нее глазами, полными слез.
Не медля больше, она встала, подошла к нему и обняла его за талию.
— Не надо, Таша, — попросил он, но она лишь покачала головой.
— Я так не могу. Я не допущу, чтобы ты во всем винил одного себя. Мы оба наделали ошибок. Оба виноваты, а наш ребенок… Наверное, ему не судьба родиться. — Ее сердце разрывалось, и не в силах больше сдерживаться, она зарыдала.
Чейз со стоном обхватил ее, крепко прижимая к себе; слезы ее смывали всю боль и страдание.
Много времени спустя в комнате вновь воцарилась тишина. Таша стояла в объятиях Чейза, чувствуя покой в своем сердце. Она надеялась, что слезы облегчили и его боль.
Чейз глубоко вздохнул.
— Я и не представлял, что может быть так больно. Сначала при мысли, что потеряю тебя, потом зная, что мы потеряли ребенка. Я плакал тогда у твоей постели, как в детстве.
Видел, как все рушится вокруг, и виной всему — только моя гордость.
Таша прижалась к его мокрой от ее слез рубашке.
— Никто из нас не совершенен, Чейз. Мы должны простить себе и друг другу все ошибки. Чейз взглянул на нее.
— Все так просто? — спросил он, ища сомнение в ее взгляде.
Но она не отвела глаз.
— Я не хочу спорить с тобой, хочу только любить тебя.
— Я тоже.
— Тогда в чем же дело?
Улыбка медленно озарила его лицо.
— Здесь? Сейчас? — переспросил он, и Таша улыбнулась в ответ.
Они страдали оба и плакали вместе. Теперь им нужно взяться за исцеление, любя друг друга.
Чейз поднял ладонями ее лицо, ласково гладя пальцами мокрые от слез щеки.
— Ты уверена? Я не хочу причинить тебе еще большую боль.
Она взяла его за руку, чтобы поцеловать ладонь.
— Ты меня любишь, Чейз?
— Больше жизни, — ответил он хрипло, и в ее глазах отразилась сила ее чувств.
— Тогда ты не причинишь мне боль. Ты уже причинил ее, но это не повторится. Ни сознательно. Ни случайно. Если бы я не верила в это, я бы не любила тебя так, как люблю. Ты стал моей жизнью с нашей первой встречи. Я хочу, чтобы мы снова были счастливы…
— Мы будем счастливы. Я даю тебе это обещание на всю жизнь, — поклялся Чейз и коснулся ее губ в поцелуе, который она запомнит до конца своих дней. — Иди сюда, — сказал он ласково, беря ее за руку.
Они лежали у камина, медленно и нежно лаская друг друга. Страсть придет позже. Сейчас им необходимо воскресить глубину своих чувств. Для Таши это стало вторым рождением. Они сбросили одежду, и каждое прикосновение рук и губ, которые они дарили друг другу, отдаляло старые воспоминания, создавая новые. Знание того, сколь они ранимы, заставляло их вести себя осторожно, чтобы не разрушить то бесценное, что каждый из них нашел в другом.
Меж ними возникала прочная основа для доверия, они открыли целый спектр блаженных ощущений. А когда страсть захватила их, не кинулись в ее бурлящие волны, а позволили себе вознестись в неведомые прежде выси. И тогда только стали одним целым, крепко держась друг за друга, когда буря эмоций вовлекла их в свой круговорот. Они погружались в нее, тонули и воскресали, очищенные силой своей любви…
Потом Чейз приподнялся на одной руке, другой нежно поглаживая ее по бедру. Рядом мерно потрескивал огонь.
— Ты понимаешь, что мы не предохранялись? — спросил он, и Таша взяла его за руку.
— Я как-то не задумывалась над этим, — ответила она спокойно, — вряд ли из этого что-нибудь получится.
Чейз покрыл ее плечо поцелуями.
— Ты огорчишься, если все же получится? Она переплела их пальцы.
— Нет. Я хочу детей. — Она мечтала об огромной семье, которой у нее никогда не было.
Подсунув руку ей под голову, он прижался к ней лбом.
— Отлично. Потому что я должен кое-что тебе сказать.
— Да? — пробормотала она, не особо прислушиваясь. Ей было слишком приятно, слишком хорошо, чтобы разговаривать.
— В моей семье тоже есть близнецы. Тут она встрепенулась.
— Что? Серьезно?
— Угу. У моего отца был брат-близнец. У меня есть и двоюродные братья-близнецы. Ты их еще не встречала. Они сейчас путешествуют по миру.
— Совсем похожие? — Такая возможность не приходила ей в голову.
— Как две капли воды, — улыбнулся Чейз. Она замолчала, разглядывая догорающие головешки.
— И они ладят?
— Они неразлучны. Таша грустно улыбнулась.
— Должно быть, это здорово, — вздохнула она. Чейз поднял голову, чтобы взглянуть ей в глаза.
— Тебе это неведомо? Таша покачала головой.
— Я говорила тебе, что мы с сестрой никогда не ладили. Вот предпочла бы, чтобы меня вовсе не было на свете. Она всегда видела во мне соперницу, считала, что я забираю все предназначенное ей внимание. Я-то не прочь была поделиться, но это ее не устраивало.
— Это очень плохо, милая. — Чейз обнял ее.