Но гигантский объект, оскорблявший восприятие Маркса, состоял отнюдь не из вина и вообще не из жидкости, если на то пошло. Исследования его мегатонной массы и изучение методом хроматографии показало, что большей частью объект состоит из кремния. Пробегавшие по поверхности объекта волны по форме напоминали песчаные дюны, и в результате возникало такое впечатление, что это не океан, а гигантская вращающаяся пустыня, колеблемая эфирными ветрами. Но у объекта не было атмосферы. Сотрудники аналитического отдела сообщили, что образование «дюн» на поверхности объекта вызвано его собственным, внутренним движением. Скорее всего, внутри бушевали сильнейшие потоки и бури. Объект вращался вокруг собственной оси: квази-жидкостный планетоид, вихляющий гироскоп, «шампанский дервиш» из сухого песка.
Мастер-пилот Маркс отправил к объекту крошечный зонд. Главный дрон был предназначен для неторопливой безоружной разведки и имел довольно много «подручных» субдронов. Маркс мог без труда увести своего главного разведчика назад, если бы только объект не вздумал выстрелить в него.
Но, черт бы ее побрал, для чего эта штуковина предназначалась?
Неопознанный объект явился с той же стороны, откуда прилетел риксский крейсер, и двигался примерно с такой же скоростью. Но его масса намного превышала массу любого космического корабля. По идее, его должен был разгонять и замедлять какой-то мощный двигатель. В противном случае его полет от владений риксов до системы Легиса должен был начаться в глубокой древности.
Посланный Марксом зонд осторожно прикоснулся к поверхности объекта. Последовал всплеск – как будто дождевая капля упала в лужицу. Несколько «капель» отскочило от объекта, и Маркс велел другому пилоту отправить один из субдронов следом за частицами непонятного, похожего на песок вещества. Хотя бы клок шерсти, как говорится, от этой зверюги – и за то спасибо. Исследовав вещество, можно было многое понять.
Мастер-пилот стал следить за сведениями, поступавшими изнутри объекта. Зонд беспомощно кувыркался в потоках внутренних течений, его вертели и подбрасывали «водовороты», несла по большому кругу неизбежная при вращении такого крупного объекта вокруг собственной оси сила Кориолиса.
Зонд начал передавать данные, полученные при взятии проб. Объект действительно состоял большей частью из кремния, но этот кремний имел на редкость сложную гранулированную структуру. К тому же внутри вращающейся пустыни было жарко. По мере того как зонд увлекало к центру объекта, словно пылинку в сливное отверстие ванны, температура становилась все выше и выше. Это казалось странным и непонятным и не укладывалось в рамки логики: снаружи объект был холоден, как глубокий вакуум, и не выказывал никаких признаков излучения. Для того чтобы объект обладал гравитационным сжатием, он был недостаточно плотен, а от трения песчинок друг от друга в течениях и вихрях они не могли разогреваться до такой высокой температуры, как та, которую показывал зонд. Маркс сделал вывод о том, что внутри объекта все же работает какой-то мощный источник энергии.
Зонд еще не успел преодолеть четверти расстояния до сердцевины объекта, когда его слабенький сигнал был перекрыт тепловыми волнами и нарастающей плотностью объекта.
– Идем на сближение, – сказал Маркс и расставил субдроны по кругу около объекта.
Разделив поле своего вторичного и третичного зрения между различными точками обзора, Маркс получил единое объемное изображение. От этого зрительного эксперимента у него на миг закружилась голова. Слои движущегося песка перемещались и перемещались и были похожи на колеблющийся муар. Маркс увеличил разрешение поля зрения, выставил на всех субдронах паутинные сеточки волоконных сенсорных антенн для получения максимального восприятия.
Компьютерные процессоры «Рыси» по-прежнему работали неважно, но сейчас вся их мощность была в распоряжении мастера-пилота. При том, что сейчас не шел бой, уцелевшие фосфорно-кремниевые «башни» обладали совсем не слабыми возможностями. Довольно скоро поле зрения мастера-пилота приобрело сносные характеристики, и картина уподобилась той, какую видишь с помощью стереоскопа, когда глаза объединяют изображения.
Теперь Маркс по-настоящему видел форму объекта и начал ощущать период вращения и течения песчаного океана. Движение «дюн» очень напоминало то, как клубились струйки дыма, наблюдаемые Марксом в микроскоп. Так он исследовал воздушные потоки, в которых предстояло летать его микроскопической флотилии. Маркс заставил себя расслабиться. Он чуть было не ускользнул обратно, в тот самый сон, из которого его столь грубо вытащила Хоббс. Он купался в волнах песчаного океана и бессознательно управлял различными зондами, водил их вокруг объекта, заставлял впитывать его форму. Было что-то наркотическое в текучей математической сущности этого объекта.
Усталый разум мастера-пилота начал постигать эту сущность.
Неожиданно наложенные друг на друга изображения дрогнули и размножились перед глазами Маркса. Изгибание дюн ускорилось, их танец стал бешено быстрым. Поверхность песков заиграла новыми красками, и все три уровня зрения мастера-пилота пронзили каскады молний, загулявших по всему спектру. Образовывались картины, стали накладываться одна на другую в бессмысленном порядке. И все же, как ни странно, Марксу удавалось одновременно видеть изображения бесчисленного количества лиц, видов из окон, табличек с данными, компьютерных «иконок», запрещающих символов. В его вторичном слухе раздавалось стрекотание миллионов разговоров – признания, шутки, личные трагедии. Обезумевшая синестезия. Вместо трех Маркс обрел сотни уровней зрения, и каждое из них было иным. Казалось, в его разум проникла целая планета.
Маркс потянулся к клавише отключения, но рука замерла. Его разум слишком сильно переполнен, реакции стали замедленными.
Слои синестезии начали наплывать друг на друга, колебаться и извиваться подобно «дюнам» на поверхности объекта. Изображение и звук то сливались в единый поток, то разделялись, чтобы вновь воздействовать на зрение и слух по отдельности, а потом окончательно разрывались, становились похожими на флаг, с которым кто-то прошел сквозь жуткий ураган – полотнище изодралось, от него остались разрозненные нити.
До Иокима Маркса доносились далекие, приглушенные голоса – его окликали офицеры, работавшие в командном отсеке. Сначала просто окликали, потом начали кричать и давать резкие и сердитые приказы. Но Маркс не понимал языка, на котором они говорят. Казалось, этот язык извлечен откуда-то из его детских воспоминаний, но звуки расставлены как попало.
Он свое имя – и то помнил с трудом.
Но он уже погрузился в другой сон – огромный и яростный.
СТАРШИЙ ПОМОЩНИК
– Да что же с ним, проклятье, случилось?
– Медики пока не понимают, сэр.
– А с разведчиками что?
– Нет ответа, сэр. Вызываю еще раз.
Кэтри Хоббс снова попробовала вызвать главный дрон-разведчик. Одной частью своего сознания она следила за пятидесятисекундным отсчетом, а другой – слушала как отчаянно перекрикиваются между собой санитары, переправляющие Иокима Маркса в лазарет. Камеры, установленные в коридоре, передавали изображение: санитары тащили мастера-пилота по выделенному старшим помощником коридору, где царила невесомость. Руки и ноги у Маркса безжизненно болтались. Он лишился чувств и не мог пошевелиться с момента атаки – или импульса, или трансмиссии, чем бы ни было то, что так подействовало на него. Когда прибежали санитары, он даже не дышал.
Краем глаза Хоббс видела капитана Зая, нервно сжимавшего и разжимавшего пальцы. Но она ничего не могла сделать для того, чтобы обогнать скорость света. Объект находился на расстоянии в двадцать пять световых секунд от «Рыси», а вести передачу на сверхсветовой скорости дрон-разведчик не мог. Как раз перед тем, как мастер-пилот Маркс лишился чувств, сенсорный контур дрона получил импульс информации объемом в двести экзабайт – эквивалент максимальной мощности планетарной инфоструктуры, сосредоточенный на площади в сто квадратных метров, – подлинный ураган информации. Контурная решетка была продырявлена, словно бумажная салфетка. И все же в течение нескольких секунд дрон пытался-таки передать информацию на «Рысь» и тому человеку, который его пилотировал – то есть Марксу, и в результате с Марксом произошло нечто странное.
– Есть ли у нас сведения о происхождении объекта, чтобы мы могли его атаковать, старший офицер?
– Аналитики пытаются определить происхождение объекта, сэр.
– Есть хотя бы самые приблизительные предположения относительно направления его полета?
– Пытаемся определить, сэр.
Хоббс выделила аналитическому отделу еще десять процентов емкости процессора. Пришлось снова клянчить у ремонтников. Капитан засыпал Хоббс приказами – один другого строже. Поскольку пока дела на всех участках шли не слишком успешно, Зай задавал Хоббс самые разные вопросы. Потерянные зонды, мастер-пилот без сознания («А жив ли еще Маркс?» – гадала Хоббс), загадочная атака с помощью радиосигнала, громадный фантастический объект неизвестного назначения.
На взгляд Хоббс, определенные и четкие ответы на все эти вопросы вряд ли могли последовать достаточно скоро.
Особенно сложно было определить источник радиосигнала. Волна была сфокусирована так, что датчикам «Рыси» не удалось поймать ни единого бродячего фотона. Многочисленные субдроны из флотилии Маркса находились слишком близко друг от друга и не смогли выстроиться треугольником. Определить направленность сигнала не представлялось возможным. Хоббс наблюдала за тем, как работает запущенная ею экспертная программа, предназначенная для определения источника трансмиссии. Программа требовала дополнительных мощностей и трепала несчастные процессоры фрегата подобно самой жестокой буре. Громоздкие алгоритмы пожирали предоставляемый им фосфор за считанные секунды и с воплями требовали еще и еще.
Хоббс выделила еще несколько процессоров для решения этой задачи, однако расчетная кривая пока сохраняла форму гиперболы, хотя «угощение» было слопано за пару миллисекунд. Хоббс запросила систему метапрограммирования экспертного компьютера, и та откровенно призналась, что для решения задачи не хватило бы мощности всех процессоров «Рыси», даже если бы они корпели над ней несколько лет. Однако полной уверенности в ответе системы не было. Ответ мог прийти через несколько минут, а может быть, через столько лет, сколько живет звезда.
Пожалуй, следовало привлечь на помощь толику здравого смысла.
– Сэр? Существует только одно устройство в данной звездной системе, которое могло бы выдать трансмиссионный импульс такой мощности.
Зай на миг задумался.
– Межпланетный передатчик Легиса?
Хоббс кивнула.
– Свяжитесь с тамошним имперским контингентом, – распорядился капитан.
Хоббс попыталась наладить связь с планетой, однако никакого ответа не получила. Она послала запросы на несколько баз флота, которые были экипированы собственными коротковолновыми радиоустановками. И снова – ничего в ответ.
Планета, целая планета отключилась.
– Сверхсветового ответа с Легиса-XV нет, сэр.
– О боже. Какова задержка сигнала?
– Восемь часов в одну сторону, сэр, – подсчитала Хоббс.
Капитан на несколько секунд задумался. Пока царило молчание, медики сообщили Хоббс о том, что Маркс начал самостоятельно дышать. Энцефалограмма получилась неважная, мастер-пилот по-прежнему был без сознания, словно человек, которому плохо отладили режим гиперсна.
Старший помощник Хоббс заметила, что в поле ее вторичного зрения мигает маркер. Оказывается, он мигал уже пятнадцать секунд. Хоббс сокрушенно покачала головой. Она пропустила конец отсчета времени, отведенного для ожидания ответа от дронов.
– Сэр, дроны снова не ответили. Я попробую…
Зай прервал ее.
– Отправьте общий приказ всем членам экипажа «Рыси», находящимся на Легисе, со скоростью света. Мне нужен отчет о состоянии системы связи на планете. И пожалуйста, пусть аналитики начнут наблюдение за гражданскими коммуникационными системами.
Хоббс шевельнула было пальцами, намереваясь передать приказ по цепочке, но замерла в неподвижности. Она не могла составить протокольную фразу, в которой бы четко формулировался приказ Зая. Сбор сведений о состоянии информационной ситуации на планете не имел бы смысла, если бы те, кому это задание было поручено, не поняли, что происходит. Речь шла о десантниках, а не о засланных на планету лазутчиках. Если получив приказ, эти люди попросили бы разъяснений, то оказалось бы потеряно семнадцать часов.
Тем временем синестезическое поле зрения Хоббс заполнилось ожесточенно мигающими маркерами срочных сообщений. Ремонтные бригады требовали, чтобы им срочно вернули взятые взаймы процессорные мощности.
«Ну, ты и тупица, Кэтри», – подумала она.
Ведь она так и не освободила компьютеры «Рыси» от обязанности производить бесконечные подсчеты. Экспертная программа крутила, образно выражаясь, свои колеса, а в это время сотни других систем нуждались в мощности процессоров.
Разум Хоббс на миг отключился.
Она поняла, что теряет контроль над ситуацией. Пальцы не желали ее слушаться.
«Давай-ка разбираться со всеми проблемами по очереди», – скомандовала она себе.
Первым делом она отдала процессорную мощность ремонтникам. Потом передала задачу по ситуации с инфоструктурой на Легисе лейтенанту из аналитического отдела. Посмотрела на капитана, попыталась собраться с мыслями.
– Маркс дышит самостоятельно, сэр. Дроны не отвечают на сигналы, посланные со скоростью света. И… и я думаю, что я, пожалуй, перегружена заданиями.
Она опустила глаза и стала пытаться сформулировать задание от капитана для десантников на Легисе, осознавая при этом, в чем она только что призналась. Но и ее выучке был какой-то предел, и она была обязана признаваться в своих неудачах точно так же, как сообщала о неудачах других членов экипажа.
Хоббс почувствовала, как на ее плечо легла рука капитана.
– Спокойно, старший помощник, – произнес Зай. – Вы молодчина.
Хоббс стала дышать медленнее и ровнее. Зай не убирал руку с ее плеча. Его прикосновение было так приятно, оно вселяло уверенность.
– Срочное сообщение, срочное сообщение.
Это был голос девушки-аналитика, лейтенанта Тайер.
– Уж лучше бы она сказала мне что-нибудь хорошее, – проговорила Хоббс.
Девушка-лейтенант произнесла с полной уверенностью:
– Мы усилили последние сигналы, полученные от спутников сопровождения дрона-разведчика, мэм.
Хоббс вздернула брови. Мелкие дроны, сопровождавшие дрон-разведчик, действительно имели собственные передатчики, но они были слабенькими и работали на скорости света. Расчет был на то, что они будут передавать собранные сведения главному дрону. Хоббс не могла вспомнить, отдавала ли она кому-нибудь приказ собрать сведения о сигналах от этих дронов.
– Вы должны обязательно просмотреть эту информацию, мэм, – добавила Тайер. – Это срочно. Сверхсрочно.
– Я вас хорошо слышу, лейтенант.
Хоббс отвела полученному от Тайер видеосигналу место в уголке поля вторичного зрения и принялась одновременно просматривать выпуски новостей Легиса восьмичасовой давности и данные диагностического обследования Иокима Маркса. Параллельно Хоббс продумывала содержание послания десантникам на Легис. В конце концов она сформулировала его просто: «Мы не смогли получить ответ от центра межпланетной связи. Что у вас там, черт побери, творится?»
Вот сколько всего сразу. Но, несмотря на это, присланная аналитиком Тайер видеозапись привлекла внимание старшего помощника.
«Это еще что такое?!»
Хоббс просмотрела запись заново и почувствовала, что мозги у нее снова, мягко говоря, заклинивает.
– Капитан.
– Хоббс?
– Мне нужно кое-что показать вам, сэр, – выдавила Кэтри.
Она очистила большой воздушный экран командного отсека. Все могли поверить ей лишь в том случае, если бы увидели видеозапись только в таком масштабе. На этот экран Хоббс и спроецировала полученную от Тайер видеозапись – крупно и неопровержимо.
Перед глазами у всех, кто находился в отсеке, предстал объект, поверхность которого была подернута рябью «дюн», а между «дюнами» залегли тени, поскольку объект подсвечивался далеким солнцем. Дроны из флотилии Маркса выглядели созвездием вокруг объекта. На какое-то мгновение изображение стало совершенно четким, поскольку поступало через передатчик главного дрона. А потом сильнейший выброс радиоволн сжег передатчик, и мелкие детали поверхности объекта исчезли. Однако величественные перемещения «песчаных бурь» все же были видны по-прежнему, их улавливали субдроны, которым, по всей вероятности, удалось продержаться еще несколько секунд.