Немудрено, что за столько лет все это разнотравье, перегнив, дало слой почвы такой толщины, что все развалины поселка оказались погребенными не менее добротно, чем ацтекские пирамиды.
– Даже если наши гипотетические предшественники здесь и побывали, то никаких раскопок они тут не производили, это и ежу ясно, – с досадой проговорил Юрг, покачивая носком сапога подобие земного эдельвейса величиной с тыкву. – Но не могли же амулеты, которые мы нашли в брошенном кораблике, валяться здесь просто так, на земле! А кроме этих холмиков…
– Чтоб меня за ногу! – с простодушным изумлением воскликнул вдруг Пы. – Гляньте‑ка, снег!
– Ты что, парень, обалдел? При такой‑то жаре! От полноты чувств Юрг даже покрутил пальцем возле виска. Но в чем‑то его туповатый, хотя и могучий младший брат по оружию, видавший настоящий снег только однажды, в первые часы пребывания на Тихри, был прав: из всех трещин, избороздивших каменистые откосы, обрамлявшие долину гейзеров, вытекали какие‑то молочно‑белые потоки. Привычно огибая зеленые холмики и никоим образом не реагируя на присутствие замерших людей, они целеустремленно направлялись к еще дымящейся горячей луже, в которой пестрела обваренная кипятком растительность.
– Тараканья мелочь, – уверенно констатировал Юрг. – Потянуло на тепленькое.
– А почему – белые? – поинтересовался дотошливый Борб.
– Пещерные. Долгая жизнь под землей не требует защитной окраски… Вон, уже нахлебались своего супчика, назад ползут.
Но командор ошибся: белесые длинноусые твари, словно потеряв ориентацию, бессмысленно кружились на месте, отчего окрестности гейзера стали напоминать гигантский снежный муравейник; Борбу пришлось прикончить парочку наиболее предприимчивых, подбиравшихся к его сапогам – не из соображений безопасности, а просто из чувства брезгливости. Но, к немалому изумлению людей, оставшиеся в здравии тараканы тут же уволокли бренные останки погибших и предали их погребению в теплых лужах. Впрочем, и остальные твари, оказывается, кружили по долине не бесцельно: каждый теперь тащил в воду кто травинку, кто листик, а некоторые, объединившись, и себе подобных, тщетно пытающихся сопротивляться.
– Мать честная! – изумился Юрг. – Да никак они тут насобачились варить себе обед в естественных условиях! Показать бы этот феномен нашим энтомологам – дошли бы до заикания, а потом получили по Нобелевской премии…
Но, как выяснилось, суповарением занимались не все усатые твари: наиболее крупные тихонько ползли обратно к расщелинам, а под выпуклыми фасеточными глазами у них отвисало что‑то вроде защечных мешков.
– Кому‑то кормежку потащили, – заметил Борб. – И что‑то их многовато для того, чтобы поместиться просто в щелках.
– Молодец, – сказал Юрг. – Профессиональная наблюдательность растет прямо на глазах. Делаем вывод: такое наличие биомассы указывает на то, что за стенами скрываются пещеры, в которых – не исключено – до тараканов обитали аборигены. Разумно будет разделиться: мы с Борбом осматриваем левую стену, а вы – противоположную. И, братцы, повнимательнее!
Пы засопел громче обычного: как всегда, командор выбрал себе напарником кого угодно, но только не его. Но Юргу было сейчас не до мелочных обид. Врожденный (как, наверное, и у всех нормальных землян) исследовательский зуд гнал его вдоль почти отвесного обрыва, на котором он уже издалека углядел полустертые столетиями ступени, ведущие наверх; но командор торопиться не стал – тщательно оглядывал каждую трещину или дыру, хотя и безрезультатно: все они были естественного происхождения и поражали разве что обилием усов и хвостов, торчащих из оных.
Но когда оставалось шага три до лестничных уступов, наперерез Бобу метнулся некто трилобитоподобный, явно обделенный инстинктом самосохранения. Изрядно поднаторевший за прошедшую зиму в увлекательной игре, внедренной командором, дружинник скорее машинально, чем из хулиганских побуждений, точным ударом отпасовал наглую тварь прямо под ноги Юргу; тот на секунду замешкался, выбирая пару камней, которые можно было бы принять за условные ворота, но членистоногому страдальцу этого хватило, чтобы самому определить собственную судьбу: на подлете к командорскому сапогу он извернулся и, отрикошетив от земли, точно вписался в четырехугольную дырку подозрительно правильной формы.
Треск, скрежет и клацанье, последовавшие за вторжением в чужую нору, могли бы сопровождать разве что схватку двух гигантских крабов; из отверстия полетели крупная чешуя и какие‑то подозрительные ошметки.
– Игра не доводит до добра, – флегматично резюмировал Борб.
– Отнюдь. Мы наконец‑то нашли пещеру!
Вокруг дыры, в которую при большом (но, естественно, отсутствующем) желании можно было бы просунуть голову, отчетливо просматривались следы старинной кладки: в давние времена вход был замурован, что наводило на мысль, что это – примитивная погребальная камера. Неугомонное чутье подсказывало Юргу, что цель их многомесячных поисков – таинственная кладовая, из которой примерно год назад так и не опознанная банда джасперянских мародеров похитила бесценные амулеты древних свахейцев – прямо перед ним. Похоже, что оценить по достоинству найденные сокровища грабители так и не удосужились – или не успели. Скорее всего, их приняли за никчемные безделушки и потому не замаскировали то место, откуда их взяли.
– Эй, все ко мне! – гаркнул командор, подтверждая свой зов взмахом руки. – Сейчас сейф вскрывать будем.
Даже если его голос и не долетел до противоположной стенки каменного «корыта», остроглазый Дуз призывного жеста не пропустил, и спустя секунду оба, как сивки‑бурки, явились пред командоровы очи, уже порядком вспотевшие.
Скрытое застиранной облачной пеленой солнце, которое они поначалу, согласно Звездным Анналам, звали Сорочьей Свадьбой, потом упрощенно – Сорокой и, наконец, совсем фамильярно – Соуроком, сейчас гнездилось где‑то в окрестностях зенита, и командор со злорадным сочувствием оглянулся на своих подчиненных, облаченных в «полускафандры», то есть длинные камзолы из тонкой оболочки молодого жавра. По здешним варварским меркам – высшая степень неуязвимости. И, в качестве бесплатного приложения – теплоизоляции. Багровая лунообразная физиономия Пыметсу глянцевито отсвечивала, точно ритуальная маска из сургучной яшмы, а на раздвоенном кончике вздернутого носика висела янтарная капля. Жалко ребят, но облачаться в легкие синтериклоновые скафандры с внутренним охлаждением, которые предлагала им Земля по щедрости душевной, они из патриотических соображений отказались – ну вот и пусть теперь терпят.
Тоже мне традиционалисты липовые – как запахло пожизненной слепотой, так разом напялили спасительные обручи‑офиты, включая короля с семейством. И не посмотрели, что в списке рыцарских регалий такой отличительный знак не числится. Хорошо, хоть теперь всегда можно опознать фанатика‑крэгофила по отсутствию обруча на лбу… Однако жара – жарой, а работать надо.
– Сейчас оценим толщину стенки, – проговорил он, перехватывая десинтор за ствол и осторожно постукивая рукояткой по шероховатым кирпичикам старинной кладки. – Тут‑тук, таракашки, тук‑так. Кто в тереме живет?
И тут же в ответ осторожное: тук‑тук‑тук, тук‑тук…
Он узнал этот звук сразу – тупые удары, точно бьют деревянным колышком. Туканяры, безмозглые и ненасытные, промышляющие на развалинах древних селений.