Портрет Эль Греко - Самбук Ростислав Феодосьевич 6 стр.


Там стояла этажерка с учебниками, на стенах были развешаны карты и цветные вклейки из журнала «Украша», а на письменном столе лежала кучка тетрадок.

Из открытой двери третьей комнаты выглядывала никелированная спинка кровати, на которой высшгась гора подушек — обыкновенная скромная обстановка рабочего человека.

Стукнула калитка, и Олег высунулся в окно.

— Мама пришла! — радостно воскликнул он и побежал встречать. — У нас гости, мама, — сказал на крыльце, — так я пригласил их в дом.

— Молодец! — похвалила мать. Она поставила в коридоре тяжелую сумку с картофелем, мимоходом поправила перед зеркалом прическу и остановилась в дверях гостиной.

— Вы к Якову?

— Надо поговорить с вами, уважаемая Вера Владимировна, — учтиво поклонился Козюренко, — только... — он показал глазами на мальчика.

— Сбегай, Олежка, за хлебом, — нашлась та.

Мальчик недовольно поморщился — ведь интересно послушать разговор взрослых. Но в семье, видно, поддерживалась дисциплина: схватил авоську и побежал в магазин.

— Разговор у нас, Вера Владимировна, будет долгий и неприятный, так уж садитесь поближе. Мы, правда, не очень-то и желанные гости... Из следственных органов, вот мое удостоверение.

Женщина побелела как полотно.

— Неужели мой Яшко что-нибудь натворил? Он, товарищ следователь, как чуть выпьет, дурным становится...

— Всему свое время, Вера Владимировна. Сначала мы попросим вас ответить на некоторые вопросы.

Это не допрос, и если вы не согласны...

Хозяйка подвинула к себе стул и наконец села.

— Что он натворил? — прошептала она.

— Я понял, что вы согласны помочь следственным органам, не так ли? — настаивал Козюренко.

— Спрашивайте, — женщина тяжело вздохнула.

— Вы знали, что ваш муж ездил на днях в Желехов?

— Да.

— Зачем?

— Занять денег.

— Когда должен был вернуться?

— Восемнадцатого мая.

— А приехал?

— Девятнадцатого.

— В котором часу вы его увидели?

— Вот как сейчас, после работы. Но он вернулся утром. Сказал, что был выпивши и не хотел нас беспокоить. Заснул в сарае на сене.

— Он занял деньги?

— Нет, но договорился, что тот его знакомый переведет по почте пятьсот рублей.

— И ничего ваш муж не привез? Никаких пакетов, свертков?

— А мы сейчас ничего не покупаем. На машину собираем.

Женщина отвечала сразу, не колеблясь. В ее глазах Роман Панасович читал удивление и тревогу.

— В Желехове ограбили человека, — произнес он, пристально следя за выражением ее лица. — Этого человека хорошо знал ваш муж. К нему и ездил за деньгами.

Женщина облегченно вздохнула, даже улыбнулась.

— Ерунда, — ответила уверенно. — Яков этого не сделает. А я думала — по пьянке...

— Хорошо, что вы так верите мужу...

— Я знаю: Яков не способен на преступление.

На выложенной кирпичом дорожке за окнами послышались шаги. Вошел Семенишин. Изумленно посмотрел на Козюренко, перевел взгляд на жену и Владова. Его покрытое мелкими морщинами лицо, действительно похожее на печеное яблоко, растянулось в улыбке.

— Здравствуйте, — сказал растерянно. — Кто вы такие? Потому как вроде бы не знаю вас...

— Мы из прокуратуры, — перебил Козюренко. — К вам, Яков Григорьевич. По делу.

— Из прокуратуры? — Семенишин спокойно прошел к столу, сел, положив на него руки. — Ну, если к нам есть дело, так говорите, зачем пришли...

Козюренко внимательно посмотрел на него: совершенно спокоен, никаких признаков волнения.

— Вы встречались в Желехове с Василием Корнеевичем Пру сем? — спросил.

— Ездил к нему.

— Когда?

— В воскресенье уехал, так? — повернулся Семенишин к жене.

— Отвечайте только мне! — Козюренко придвинулся к столу.

Теперь они сидели друг против друга, и Роман Панасович смотрел прямо в глаза Семенишину, будто хотел прочитать его мысли.

— В воскресенье, семнадцатого?

— Конечно.

Приехал в Желехов поздно ночью и остановился в гостинице.

— Почему не пошли к Прусю?

— А где бы я узнал его адрес? Если бы знал, пошел бы к Василю — в гостинице ведь надо деньги платить...

— Но утром вы разыскали Пруся?

— Так я же знаю, где он работает! Утром пошел в заготконтору и там дождался его.

— Просили у него денег?

— На машину у нас очередь подходит, должен...

— И Прусь вам дал?

Семенишин покосился на жену. Ответил неопределенно:

— Да нет... Обещал одолжить пятьсот рублей.

— Когда в ы ушли от него?

— Ну, пообедали в чайной... Выпили, и он на работу пошел. А я еще немножко посидел на скамеечке, до поезда у меня времени много было, — и на вокзал.

— Когда выехали из Желехова?

— В полдесятого вечера.

— Чем можете доказать?

— Как чем? Где-то билет у меня... — Он озабоченно начал шарить в карманах и не находил. Наконец облегченно вздохнул — положил на стол железнодорожный билет. Роман Панасович посмотрел на свет — да, билет был продан восемнадцатого мая и на вечерний поезд.

— Итак, вы ехали поездом Львов — Ковель, который прибывает в ваш город в половине седьмого утра.

Кто может засвидетельствовать, что вы приехали именно этим поездом?

Семенишин пожал плечами.

— А я знаю?

— Почему не пришли прямо домой?

— А где же я был? — снова тревожно посмотрел на жену. — И почему это вы меня допрашиваете? — вдруг повысил голос. — Какое имеете право?

— Не волнуйтесь, гражданин Семенишин, — перебил его Козюренко. — Нам нужно, чтобы вы просто ответили на несколько вопросов. Жена увидела вас девятнадцатого мая только после работы. Где вы были весь день?

— Спал. На сене в сарае спал. Компания в поезде подобралась, хорошие парни, так? Ну, пол-литра выпили, а потом еще в карты играли. Чуть не до Ковеля.

Они раньше сошли. Был я немножко выпивши, так?

А с женой у нас... — Он не досказал и бросил на нее взгляд.

Та встала со стула, хотела вмешаться, но Козюренко поднял руку, попросив не делать этого.

— Назовите, с кем ехали в поезде.

— С ребятами, я же говорю. Трактористы они, так?

— Фамилии, имена помните?

Семенишин заморгал, сокрушенно опустив голову.

— Пьяный был, — сказал смущенно. — Забыл...

Пол-литра, значит, взяли, а потом еще, так?

— Вы тоже покупали водку? — прищурил глаза Роман Панасович. — Ночью, да еще на вокзале, не продают.

— А я еще перед отъездом. Пол-литра...

— Имели при себе деньги? Сколько?

Семенишин заерзал на стуле. Козюренко обратился к его жене:

— Сколько дали мужу на дорогу?

— На проезд да еще трешницу.

— Из нее вы рубль заплатили за койку в гостинице... — Роман Панасович уставился немигающим взглядом на Семенишина. — Завтракали? — Тот кивнул — Еще полтинник на завтрак. Откуда же взяли деньги на водку?

Лицо Семенишина покрылось красными пятнами.

Щеки обвисли.

— У Пруся. Он одолжил мне семьдесят рублей. Десятку пропили, поэтому и не сказал жене.

Козюренко вспомнил тело с раскроенным черепом.

И вывернутые карманы. Вряд ли Семенишин отважился бы на убийство ради семидесяти рублей. Конечно, мог надеяться, что возьмет больше. Но при чем тут картина? Может, Прусь через Семенишина хотел ее куда-то переправить?

Спросил коротко:

— Где деньги?

— Пожалуйста... Тут они... — Семенишин полез в шкаф, вытащил из нижнего ящика завернутые в платок деньги.

Роман Панасович незаметно посмотрел на женщину: глаза у нее наполнились ужасом, губы дрожали.

Внезапно подумал: «А если все это правда? Все так, как рассказывает Семенишин? Могло быть? Конечно, могло. А „Портрет“ Эль Греко тем временем...»

— Следовательно, вы утверждаете, что не знаете, где живет Прусь, и никогда не были у него дома?

— Это истинная правда! — Семенишин приложил обе ладони к груди.

Назад Дальше